Анна и Сергей Литвиновы - SPA-чистилище
Ходасевич тонко улыбнулся:
– Ну, сплетни только украшают репутацию красивой женщины.
Анжелика прямо аж стойку сделала при слове «красивая» – не баловали ее, видно комплиментами, ох, не баловали.
А тут Валерий Петрович еще ее руку взял, коснулся губами.
Она вся вспыхнула и зарделась.
– Ну что вы…
Ходасевич намеренно разрушил очарование почти интимного момента деловым вопросом:
– Скажите, Анжелика Ивановна, а вы фототаблицы на месте преступления делали?
– А как же!.. Только я пока еще протокол осмотра оформить не успела…
– Жаль. А то я хотел посмотреть снимки с места происшествия – может, увидел бы чего свежим, незамыленным взглядом? У меня, знаете ли, стаж оперативной работы – около тридцати лет…
– Так давайте я вам их покажу!.. Они у меня с собой, в телефоне. Я на всякий случай снимала – мало ли, вдруг эксперт пленку запорет, бывали такие случаи – ему ж все никак на цифровик не расщедрятся…
– Показывайте, – распорядился Ходасевич.
– Прямо здесь, на улице?
– Почему нет? Вот лавочка. Сядем. Для прохожих мизансцена будет выглядеть очень мирно: дочка показывает престарелому папаше фотографии внуков.
– Ох, меня же в прокуратуре свидетели ждут… Ну, ладно – только из уважения к вашим сединам, – Анжелика озорно улыбнулась, – папаша…
– Скорее уж не к сединам, – усмехнулся Ходасевич, – а к лысинам… Ну, давайте, показывайте…
Первая фотография была сделана общим планом: женщина лежит на спине в воде, руки и ноги у нее, очевидно, закостенели. Одета Алла Михайловна в одну майку, брюки и кроссовки.
– А где другая одежда? – поинтересовался полковник.
– В том-то и дело, что нет… Мы все вокруг осмотрели…
– А документы при ней были? Сотовый телефон?
Следовательница покачала головой:
– Да тоже нет…
– А вы говорите: ей просто внезапно стало плохо. Не шла же она туда, в глубь леса, в одной майке… Да еще ночью…
– Да я и сама думаю, что, скорее всего, все-таки насильственное преступление…
– Не хочу вас расстраивать, но, по-моему, вы правильно думаете… А еще фото есть?
Она перещелкнула мобильником.
На дисплее появился крупный план: застывшее лицо Аллы Михайловны. Плечи, обтянутые желтой маечкой. Дрябловатые предплечья.
Жизнь давно ушла из этого тела.
Значит, когда Ходасевич впервые в жизни ехал в Листвянку, она уже была мертва.
– А это что у нее – там, на предплечье? Можно увеличить?
– Пожалуйста.
– Смотрите, Анжелочка: а ведь это след. То ли от укуса, то ли от укола. И никакого синяка, красноты вокруг… Не успели образоваться гематомочки… Значит, этот укол-укус сделан непосредственно перед смертью?
– А она по жизни принимала какие-то медицинские препараты?
– Не знаю. Спрошу у родственников – доложу вам, Анжела.
– А у вас, товарищ полковник, есть какие-нибудь версии ее смерти?
– Пока – ни единой, – абсолютно откровенно ответил Ходасевич. – Но если только вдруг на моем горизонте появится подозреваемый – я непременно позвоню вам. И еще: у меня есть основания полагать, что эта смерть – не единственное насильственное преступление, произошедшее в Листвянке за последнее время.
– Вот как?
– Да. Бесследно исчез – и пока не найден – таджикский мальчик, гастарбайтер. Он проживал в соседнем с Долининой доме.
– Вот как?! В милицию заявили?
– Насколько я понимаю, нет. Ладно, бегите, Анжелочка, вас свидетели ждут. Я завтра позвоню вам.
– Что ж… – они поднялись с лавочки. Анжелика кивнула – хотя вообще-то ей ужасно хотелось протянуть холеному мужчине руку, чтобы он ее снова поцеловал, но она решила, что такая навязчивость – это уж слишком. – Мне приятно было с вами познакомиться.
– Мне тоже. Мы обязательно еще встретимся.
Следователь развернулась и быстро пошла в сторону здания районной прокуратуры. На ходу глянула на часы, досадливо покачала головой и прибавила шаг.
Ходасевич вздохнул и поплелся к обочине. Доехать до Листвянки на такси – всего сто рублей, а там его уже, наверно, ждет внук убитой – Иван.
«Интересно, что мне делать, – подумал Ходасевич, – если окажется, что этот приятный юноша причастен к смерти своей бабушки?.. А ведь если Иван в самом деле замешан, он ко мне, пожалуй, в Листвянку-то и не приедет… Все-таки не Раскольников, воля у парнишки не такая, как у достоевского убивца – чтобы к Порфирию Порфирьевичу да на допросы являться… Еще рванет куда-нибудь, в бега ударится… Да нет, не мог я в нем ошибиться… Или этот пацан – гений притворства… Но зачем же он в тот день звонил бабушке? А главное – почему ни мне, ни родителям ни слова о том не сказал?..»
Такси-«шестерка» с длинной антенной на крыше охотно тормознуло у вытянутой руки Ходасевича.
Глава 11
«Всякое расследование должно вестись по плану, – думал Валерий Петрович, трясясь в такси по направлению к Листвянке. – И какой же, спрашивается, у меня план теперь – за исключением того, что надо, кровь из носу, допросить внучка погибшей?»
Такси неспешно тянулось по дороге районного значения, в обозе «КамАЗов» и длинномерных фур – загородное строительство в Подмосковье процветало как никогда.
«Еще надо уделить внимание таджикскому мальчику Бури. Бедняжка Алла исчезла (и была убита) в среду – а малыш, сосед, пропал в пятницу… Странное совпадение для столь крохотной Листвянки, для соседей по тупичку Чапаева… Что их связывало между собой?.. Почему он исчез через два дня после нее?.. Она что-то ему сказала? Он что-то знал, видел? Его убрали как нежелательного свидетеля?.. И еще: конечно, никакая следователь Анжелика, да и местная милиция, никакого Бури искать не будут…»
Такси остановилось в очереди у переезда. Просвистела московская электричка.
«И еще мне надо продолжать работать со свидетелями. Как там говорил наш любимый актер в знаменитейшем фильме? Обязательно, говорил он, кто-нибудь что-нибудь видел, слышал, помнит…»
Мысли вдруг сделали странный вираж. Вспомнился конец семидесятых – случайная встреча в Одессе, в «Гамбринусе», с режиссером «Место встречи…». (Творческая интеллигенция в те времена уважительно относилась к работникам ходасевичевского профиля…) Стас тогда все жаловался: «Вот, снимаю здесь многосерийное кино для телевидения… Сценарий – дерьмо, мы его на ходу переписываем… Володька мне с диалогами помогает – когда не пьет, конечно. Но ведь, сволочь, пьет!.. А в запой уходит – съемки, г…к, срывает!..»
И кто бы мог подумать: из такого творческого сора вырос чуть ли не лучший российский сериал…
Вот оно, искусство – едва ли не единственный род человеческой деятельности, в котором из негодных компонентов можно получить прекрасный результат… Так сказать, из дерьма – конфетку… Ни в науке, ни в технике, ни в разведке из неудачных составляющих ничего красивого никогда не выйдет… А в искусстве, особенно в кино, – время от времени случается… Как с малобюджетным фильмом «Касабланка» – лучшим в истории кино – получилось…
Переезд открылся, они миновали станционную площадь.
Маршрутки ждали пассажиров, а пассажиры – автобусов. Ларьки торговали пивом, жареными курами и свежим творогом.
Через минуту свернули на ставшую почти родной Советскую.
Полковник самокритично подумал: «Да, по части опроса свидетелей я явно недорабатываю… Прямо-таки повязала меня разговорами о своем житье-бытье (в том числе интимном) Любочка… Да и с пианистом я слишком долго чикался… Зато мало охваченными остались соседи напротив – Жучков и его лакей Миша… А с соседом Марушкиным и его подругой Олей я и вовсе не поговорил – а ведь они живут на углу Советской и Чапаева, оттуда хороший обзор… И те бомжи, что сегодня утром так уверенно вышли из заброшенного дома напротив?.. Тоже надо установить с ними контакт… Ведь, помнится, при первом осмотре улицы Чапаева мне показалось, что именно из разрушенного здания просматривается Советская… Значит, и к лицам без определенного места жительства придется в гости наведаться – лучше сегодня же…»
Такси пронеслось по Советской, скрипя тормозами перед каждым лежачим полицейским.
В отличие от первого сегодняшнего возвращения домой – пешком с электрички – полковник больше не любовался расстилавшимися за окном красотами осеннего дачного дня, а был весь погружен в свои мысли.
Попросил тормознуть на углу с улицей Чапаева.
– Двести рубликов с вас! – весело провозгласил извозчик.
Не торгуясь, Валерий Петрович рассчитался. В конце концов, траты ему должны скомпенсировать клиенты.
Он глянул на часы. Половина третьего.
Вот никак не может понять его бывшая жена – и плохо понимает падчерица Татьяна: если вставать (как он) рано, то успеваешь очень многое сделать – и день кажется длинным-длинным…
Ходасевич отпер калитку и прошагал по участку. Кажется, из-за соседнего забора за ним внимательнейше следили глаза изнемогающей от любопытства Любочки – только ее сейчас не хватало с расспросами! Даже не поворачивая головы к соседскому забору, Валерий Петрович проследовал в дом.
