Ллойд Биггл - Заговор Глендовера
Коннор пропустил мимо ушей моё упоминание об Аберистуите. Повернувшись, он стал рассматривать тех, кто подходил к павильону.
— Следите внимательно, не появится ли человек с бородой, — сказал он.
— Где он достал пригласительный билет? — полюбопытствовал я.
— Я дал ему. Я мог бы получить хоть сотню, если бы захотел. — Он пристально взглянул на меня: — А где вы достали пригласительный?
— Нам дал билеты Бентон, — ответил я.
Он кивнул и продолжал наблюдать за прибывающей публикой.
— А вот и он! — наконец воскликнул Коннор. — Кто бы мог подумать, что он опустится до такого пошлого маскарада.
Действительно, из аккуратного и немного чопорного джентльмена Эмерик Тромблей превратился в чудаковатого старикашку, заросшего неопрятной бородой. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке и пугливо озирался по сторонам. Я заметил, что он очень удивился, увидев нас, но тотчас повернулся к подмосткам, где стоял длинный стол для президиума.
Вскоре члены президиума заняли свои места за столом. Среди них был и Бентон Тромблей. Один из членов президиума встал и предоставил ему слово. Бентон в небольшой, но содержательной речи вновь подчеркнул актуальность идей Роберта Оуэна и затем перечислил их одну за другой, чётко формулируя каждую. Роберт Оуэн построил всю свою жизнь таким образом, сказал он в заключение, чтобы проверять и осуществлять свои идеи.
Затем председатель дал слово Артуру Сандерсу, и тот зачитал устав организации. Далее собранию было представлено руководство организации. Зрители задали несколько вопросов, на которые отвечали руководители организации. После этого председатель напомнил присутствующим, что каждый из них может обратиться по интересующим его вопросам в местную ячейку организации, и закрыл собрание.
Эмерик Тромблей стоически перенёс два с половиной часа невыносимой скуки и не сбежал раньше времени, — вероятно, боялся обратить на себя внимание, — но тотчас ушёл, едва председатель объявил собрание закрытым.
Кайл Коннор заснул сразу же после выступления Бентона Тромблея. Когда собрание кончилось, Мадрин сходил за слугами, и мы помогли им посадить Коннора в седло. Он пожал нам руки, и Гервин Пью стал осторожно спускаться с плато, ведя пони под уздцы.
Мы тоже сошли вниз по тропинке, а потом обогнули холм с плоской вершиной, где проходило собрание, и, следуя разработанным вместе с Холмсом маршрутом, вышли к лощине, обманув часовых.
В лощине на расстеленном на траве брезенте сидели несколько человек, другие расхаживали, разговаривая друг с другом. Подошли ещё люди, всего собралось человек тридцать.
Вдруг откуда-то раздался крик совы, и все, как по команде, расселись на брезенте, подобрав под себя ноги. У меня создалось впечатление, что они ожидают начала какой-то церемонии. Тут в лощину спустилась ещё группа людей. Ни Эмерика Тромблея, ни Артура Сандерса среди них не было. Первым шёл Рис Парри, за ним Олбан Гриффитс, остальные следом. Они также поместились на брезенте, сев попарно друг против друга.
Услышав звуки музыки, я сначала удивился, так как не видел поблизости никаких музыкантов. Да и музыка была очень странная. Мадрин объяснил мне позже, что играли на старинных музыкальных инструментах, напоминающих арфы и гобои. Наконец музыканты появились, а за ними — два человека в шляпах с перьями, коротких штанах и башмаках с высокими каблуками и золотыми пряжками. И на тропе возник король в алой мантии, в сопровождении ещё двоих придворных. «Как мог здесь оказаться король?» — не веря своим глазам, спрашивал я себя.
Приблизившись к собравшимся, процессия остановилась. Придворные отступили, вместе со всеми присутствующими опустились на колени, и моему взору предстал не король Эдуард Седьмой с его довольно заметным брюшком и бородой, а… Уэйн Веллинг.
Уэйн Веллинг заговорил, конечно, по-валлийски — и голос его звучал весьма внушительно. Мадрин начал переводить мне его речь. Однако Веллинг успел произнести лишь первую фразу, в которой сообщил собравшимся, что будущее Уэльса находится в их руках. Именно в этот момент на тропинке появилась наша старушка; наряжённая в старомодное платье, она походила на сильно похудевшую королеву Викторию. Следом шёл часовой, на лице его было написано полнейшее недоумение. По плану Холмса, миссис Уильямс должна была объявить часовому, что у неё очень важное письмо для принца.
Веллинг разорвал конверт, прочитал письмо, перечёл его ещё раз и, подняв брови и вытаращив глаза, уставился на старушку.
— Разве ты не узнаешь меня, Гарри? — воззвала она к нему по-английски. — Ты же так часто бывал у нас. Ведь это мой муж научил тебя валлийскому языку. — Она обернулась к стоявшим на коленях людям: — С чего это вы, глупцы, преклоняете колени перед простым англичанином по имени Гарри Смит?
— Он англичанин! — Эти слова, как ругательство, проорал вскочивший с колен Рис Парри.
— Она лжёт! — выкрикнул Олбан Гриффитс.
— Я говорю правду, — хладнокровно отвечала старушка. — Я хорошо знала его родителей — мы были соседями. Он играл вместе с моими детьми и женился на девушке, которую я тоже знала. Конечно, он англичанин… Я присутствовала на его свадьбе и была крёстной матерью его сына, которого назвали в честь принца Альбертом. Жена Гарри умерла во время родов, и он, отдав сына на воспитание бездетной паре, уехал в Уэльс искать счастья. Вот его сын, — указала Лайза Уильямс на Олбана Гриффитса, — он похож на свою мать как две капли воды.
Бросив письмо, Веллинг схватил сына за руку, и они кинулись бежать. Рис Парри, постояв несколько секунд в ошеломлении, с диким рёвом метнулся следом. Шерлок Холмс, Мадрин и я с другого конца лощины тоже бросились в погоню, приведя в смятение сидевших на брезенте людей.
Веллинг и юноша мчались, расталкивая прохожих, к Чёртову мосту. Один раз Веллинг оглянулся — за ним, выхватив нож, нёсся Рис Парри. А чуть позади стремительно шагал Шерлок Холмс с револьвером в руке.
Отец и сын достигли Чёртова моста. Веллинг что-то сказал юноше на ухо — и, перепрыгнув через каменные перила, они бросились в ревущий водопад. Несколькими секундами позже на мосту появился Рис Парри. Зарычав, как раненый зверь, он тоже перемахнул через перила и кинулся вниз.
Мы с Мадрином подбежали к Шерлоку Холмсу, который мрачно смотрел на кипящий поток воды, разбивающийся о скалы. Сунув револьвер в карман, он показал головой в сторону лощины, и мы вспомнили, что оставили там миссис Уильямс.
— Мне жаль юношу, — произнёс Холмс. — Ведь у него ещё была возможность начать жить по-новому.
Потрясённый Мадрин не в силах был вымолвить ни слова.
— Вы были правы, Дафидд, — сказал я. — Древние кельтские боги не оставляют безнаказанным преступление, совершенное в их святилище. — Повернувшись к Холмсу, я спросил: — Итак, дело можно считать законченным?
— Абсолютно, — объявил он. — Остаётся отчитаться перед нашими клиентами.
21
Доставив Лайзу Уильямс в её номер, мы прошли чуть дальше по коридору, и Холмс постучал в дверь — три раза и после секундной паузы ещё дважды. Дверь отворилась.
В номере находились трое мужчин — как оказалось, клиенты Холмса, о которых я не знал. Это были Артур Бальфур, премьер-министр кабинета Его Величества, молодой Дэвид Ллойд-Джордж — депутат парламента от Уэльса, и какой-то полный пожилой генерал. Ллойд-Джордж сел в кресло, стоявшее рядом с креслом Артура Бальфура. Мне уже приходилось встречаться с этим высоким, представительным человеком по одному делу, которым занимался Холмс.
Генерал бросал беспокойные взгляды на премьер-министра. Холмс обратился к нему:
— Британское правительство может быть спокойно — гражданской войны в Уэльсе не будет.
— Как я понимаю, дело улажено, — улыбнулся Артур Бальфур.
— Окончательно и бесповоротно, — заверил Холмс, — потому что Уэйн Веллинг покончил с собой.
Премьер-министр повернулся к генералу:
— Необходимо отвести войска в казармы, генерал.
Генерал поклонился и вышел из номера, явно недовольный мирным разрешением конфликта.
— Садитесь, джентльмены, — пригласил Бальфур. — Расскажите нам, мистер Холмс, что здесь произошло.
— Сорок лет тому назад, — начал Холмс, соединив, как всегда, перед собой кончики растопыренных пальцев, — в Сазеке, на лондонской окраине, к югу от Темзы, жил валлиец Робин Уильямс, который перегонял скот из Уэльса в Лондон. Он был прирождённый рассказчик, и его особенно любила слушать детвора, потому что он повествовал о драконах и волшебниках, короле Артуре и его рыцарях, о великих властителях Уэльса Ллуилине Великом и Ллуилине Последнем и, конечно, об Оуэне Глендовере. На одного из слушавших его мальчиков, Гарри Смита, сына соседа Уильямса, эти рассказы произвели совершенно неизгладимое впечатление.
Когда мальчик стал молодым человеком, он женился, но его счастье оказалось недолгим — его жена умерла во время родов. Потрясение было таким сильным, что он решил уехать навсегда из Англии в Уэльс и переменил имя и фамилию. Он превратился в Уэйна Веллинга. Уэйн — это искажённое Оуэн, а Веллинг — искажённое Ллуилин. Тем самым он как бы объявил себя потомком и Ллуилина и Глендовера. Он прожил в Уэльсе пятнадцать лет и всё время трудился над созданием разветвлённой тайной организации. Работая управляющим у некоего богатого англичанина, он разъезжал по делам по Уэльсу, всюду привлекая к своей организации сторонников. Его целью было поднять в Уэльсе восстание против англичан, выбрав момент, когда Англия вступит в войну или будет ослаблена по какой-нибудь другой причине. Он не торопился, — по его подсчётам, на подготовку восстания должно было уйти несколько лет.
