Оксана Обухова - Садовник для дьявола
Серафима во все глаза смотрела на мачеху, казалось, девушка задохнулась от негодования, ее душило возмущение, мешало оправдаться.
Елена говорила правду? А девчонка всего лишь изворачивается?
Ведь отца убили рядом со сторожкой, в которой, оказывается, она была той ночью.
Вера Анатольевна пристально смотрела на внучку, на невестку; Павел уже давно подсел к Катарине, муж и жена напряженно переплели пальцы, растерянно держались за руки.
И только Надежда Прохоровна сохраняла полнейшее самообладание. С усмешкой наблюдала за выкручивающейся убийцей.
– Вер, ты ее не слушай, – сказала наконец. – Ты девочке своей верь. Она тогда в обход пошла. Через кусты.
– Интересно! – гневно, с обидой фыркнула Елена. – Это почему же все должны верить Серафиме, а не мне?! Это не мой любовник сейчас на нарах парится – ее! Она что хочешь.
– Лена, – спокойно перебила баба Надя. – Тем утром милиция нашла на ветке крыжовникового куста сухой обрывок ткани. Он был от одежды Серафимы, девушка нам правду говорит — она вдоль кустов пробиралась, в обход.
– Чепуха, – отмахнулась убийца. – Почему вы верите этой девчонке, а не мне?! Она пошла через кусты обратно! Я и Гена видели ее на дорожке! Это правда.
– Нет, – спокойно ответила Надежда Прохоровна, – это ложь. – Сходила к серванту, достала из него черный пакет для мусора и вывалила из него на стол окровавленный пеньюар, ночную рубашку и тапочки.
Вера Анатольевна чуть слышно охнула. И так посмотрела на внучку, что та стала белее полотна.
Катарина прижала к горлу ладонь, закашлялась.
От окровавленной одежды шел удушающе гнилостный запах.
Не обращая внимания на оторопевших Кузнецовых, Надежда Прохоровна тщательно разложила пеньюар, положила на него ночную рубашку, запахнула поверх нее полы халатика.
– Смотрите, – проговорила. – Прореха на халате как раз посередине пятна находится. Если бы Серафима той ночью возвращалась через кусты, то на ветке повис бы кусок, испачканный в крови. А там висел белый. Чистый. Серафима порвала одежду до того, как папу нашла. Понятно?
Вера Анатольевна привстала с кресла, кусая губы, повертела порванный подол и так и сяк. Старший сын подошел поближе.
– Все видите? – спросила баба Надя. – Серафима правду говорит. Не Лена.
Убийца вскочила на ноги, засновала по комнате, заламывая руки.
Не так, не так все происходит! Неправильно!
– Господи, это какая-то дичь! – причитала она на ходу. – Вера Анатольевна, ну подумайте! Пожалуйста! Неужели вы думаете, что я смогла. Ну вот представьте: я заманиваю Гену к сторожке, а он стоит и спокойно ждет, пока я схожу в сторожку за ножом и перережу ему горло?! Он что – паралитик?! Слабоумный?! Он выше меня на целую голову! Здоровый, крепкий мужик. Зрение хорошее. Как я могла к нему с ножом подкрасться?!
– Когда он в окошко подглядывал да наклонялся, – спокойно парировала бабушка Губкина.
– Ага, – язвительно кивнула Лена. – Он что, пять минут так стоял?! Нарочно ждал, пока я в подсобке садовый ножик разыщу, пока в потемках по верстаку шарю? Денис с Серафимой, что характерно, тоже ничего не слышали?!
– А ты ножик заранее приготовила.
– Зачем? – Елена округлила глаза. – Я что, знала, что Серафима именно той ночью пойдет садовника обольщать? Взяла садовый нож, не побоялась, что Денис пропажу обнаружит.
– Ничего ты не боялась, – отмахнулась баба Надя. – Ты заранее все продумала. Увидела, как Симка пакетики из магазина привезла, и сразу все скумекала. Поняла, что та сегодня же ночью на свиданку отправится.
– Да-а-а?! – ернически протянула Лена. – Я все подготовила, все угадала. Что еще скажете? Что я гениальный киллер, случайно тут поселившийся?! Что для меня убийство придумать – как высморкаться?!
– Да ничего я говорить не буду, – снова отмахнулась Надежда Прохоровна. – Я лучше покажу.
Неторопливо опять сходила до серванта, не глядя нашарила на верхней полке нижнего отделения еще один пакет и медленно, выдерживая театральную паузу, расставила на столе извлеченные из пакета комнатные тапки Катарины.
– Ой, – тихонько пролепетала хозяйка обуви, но свекровь так на нее глянула, что Катька тут же захлопнула рот ладонью.
– Ну? – нервно усмехнулась Лена. – И что? Испачканные в крови туфли Катарины.
– Испачканные, – изучающее глядя на убийцу, подтвердила баба Надя.
– Так, может быть, это — она? – уже чуть ли не весело спросила Елена. – Она убила Гену, у них давно.
– Нет, – перебила гостья. – Это не она.
– Интересно, что милиция на это скажет? По-моему, улики налицо. И мотив известен. – Елена сложила руки на груди, немного отвернулась, но искоса поглядывала, наблюдая, как Надежда Прохоровна неспешно переворачивает тапки подошвами вверх, как кладет с ними вровень на столе грязнущие перевернутые балетки Симы.
– Вот смотрите, – сказала баба Надя. – Две пары обуви. Подошвы Симиных туфелек изгвазданы землей и кровью, на подошвах тапочек Катарины нет ни земли, ни крови. – Повернулась к старшей невестке: – Кать, ты в домашней обуви по улице ходишь?
– Да, – чуть слышно пролепетала та. – Но только по дорожкам, вокруг бассейна.
– Конечно, – удовлетворенно проговорила сыщица Губкина. – Зачем же в такой нарядной обувке по земле после дождя шастать? – Посмотрела на Елену, усмехнулась. – Что, голубушка? Недомудрила и перемудрила?
– О чем ты, Надя? – нахмурившись, спросила Кузнецова.
– А вот о чем. Вместо того чтобы не только кровью тапки забрызгать, но и покрепче их подошвами к земле прижать, попачкать, Ленка их только капельками украсила, понимаешь? Недомудрила.
– А перемудрила в чем?
– А в том, что вообще эти тапки пачкать задумала. Эти тапки, Вера, говорят о том, что к убийству она готовилась.
– Ложь! – выкрикнула Лена. – Ни к чему я не готовилась, никого не убивала!
– Лидия, – тихонько, не обращая внимания на крики, позвала Надежда Прохоровна.
Кухарка, уже давно вышедшая с кухни, привлеченная громким разговором хозяев, стояла в дверях.
– Ты где эти тапочки обнаружила?
Лида кивнула, облизала губы и спрятала руки под фартук.
– В доме Катарины и Павла Алексеевича, в шкафчике с домашней химией. Лежали упрятанные под насадку для швабры.
Надежда Прохоровна отошла от стола, приблизилась к убийце и раздельно, медленно, как гвозди каждое слово вколачивая, проговорила:
– Ты, Лена, к убийству Гены подготовилась. Ты нож и тапки заранее припрятала. Ты Симу дождалась. Ты все до самых мелочей просчитывала, и тапки Кати это подтверждают – не неожиданным убийство это было, просчитанным и подготовленным.
– Посмотрим, что на эту ерунду ответит суд! – выкрикнула убийца и отошла от пожилой сыщицы в угол. Забилась. Стояла против всего семейства, дыхание сбивалось от страха и ненависти.
– А чего тут отвечать? – усмехнулась баба Надя. Отогнула воротник своего плюшевого костюма цвета свежего шоколада и показала какую-то миниатюрную палочку с идущим внутрь шнурочком. – Это, Лена, микрофон, – сказала назидательно, – он все твои слова на суде подтвердит. Я сегодня днем в город ездила, с одним знакомым милицейским майором встречалась. Он и сейчас сидит неподалеку от ваших ворот, каждое слово слушает и записывает.
Надежда Прохоровна говорила сущую правду. Догадавшись, кто убил Геннадия, она поехала к старому знакомцу майору Дулину и попросила его связаться со следователем, ведущим это дело. Знала пенсионерка Губкина, что никто бабушку всерьез не примет, слушать не станет. Майор Дулин, с которым не раз судьба связывала, изучил бабу Надю хорошо – ни в каком маразме ее не подозревал, считал самой хитроумной старушкой на своей «земле» и к словам прислушивался.
Тут же разыскал коллегу, занимающегося расследованием убийства в бывшем дачном поселке, отрекомендовал ему Надежду Прохоровну со всем возможным пиететом.
Сейчас сидел в скромной милицейской «газели» и, прямо скажем, слегка напыжившись – такой талант в околотке вырастил! – принимал поздравления от коллег.
Елена ошарашенно, во все глаза смотрела на микрофон. А баба Надя продолжала добивать:
– А еще, Лена, сегодня днем я заглянула во двор дома, где твои родители живут. И знаешь что услышала? – Вопрос был риторическим, Елена перевела очумелые глаза с микрофона на лицо бабушки. – Там мне соседки, подружки твоей мамы, рассказали, как ты в позапрошлом году с родителями разругалась. Как с братом подралась.
– Это он на меня с кулаками полез, – едва слышно отнекивалась убийца.
– Конечно полез, – кивнула баба Надя. – Когда ты их с отцом ничтожествами обозвала. Когда сказала, что ноги твоей в их доме не будет. А после, когда мать два месяца в больнице лежала, ни разу не приехала. – Надежда Прохоровна развернулась к Кузнецовой, посмотрела на нее печально. – Я знаешь о чем, Вера, думаю? Я думаю о том, что Гена разводиться решил. И квартиру эту двухкомнатную не для брата жены купил, а для нее самой. Она ведь, – протянула указательный палец в сторону Елены, – с родителями и братом почти два года не виделась. Не нужны они ей стали.
