Оксана Обухова - Садовник для дьявола
Так просто женщину, убившую собственного мужа, им не взять.
Елена съездила в супермаркет, купила огромный нарядный торт и подгадала время так, чтобы ее возвращение увидели девочки из соседнего дома. (Старшая из сестер Анфиса каждый вечер, примерно в семь тридцать, висела на чугунных завитках ворот, поджидая возвращения с работы матери.) Красноречиво покачала перед непоседой прозрачной коробкой с кремовыми завитками и осталась в уверенности: сегодня вечером Анфиса, Майя и Женя придут на чаепитие к дому Веры Анатольевны.
На них можно будет привычно свалить все предстоящие «неприятности»: забитый чем-нибудь тряпичным канализационный сток, рассыпанные по ступеням бусины.
Для новой приживалки Елена приготовила сюрприз. Приличную порцию мочегонного чая с капелькой клофелина, чтобы проснулась не от смутного желания пописать, а понеслась до туалета сломя голову. (Кстати, если не проснется, надует в постель – тоже неплохо. Такоконфузившись в первый же день, авось уберется сама восвояси подобру-поздорову, сгорая от стыдобушки. Пожилая подружка с энурезом вряд ли Вере Анатольевне в приживалках надобна.) Забитый канализационный сток и бусины на ступенях. Это чтобы неслась до туалета соседнего дома, не глядя под ноги, стрелой, умоляя мочевой пузырь потерпеть.
Вере Анатольевне привычно вымерила порцию ее любимого лекарства. Чтоб не проснулась раньше подружки и не угодила тапками, с Таисией на руках, на те же бусины. Верочка Анатольевна еще не доиграла предназначенную роль.
Продумала Елена вроде бы каждую мелочь. Загодя, пока никто не видит, стянула с куклы Клавы наиболее незаметные на древних ступенях коричневые бусы, в полночь аккуратно разложила их на лестнице и легла спать, уверенная, что либо конфуз, либо машина с белым крестом на бортах ожидают наутро бабушку. Бабулька и так заметно прихрамывала, колено то и дело потирала, то есть на ногах держалась не твердо. Ей лишь немного подсобить споткнуться, и костей не соберет.
Ан собрала. И даже не поморщилась. На ступенях не осталось ни одной бусины. Бабка, живая и здоровая, встретила Елену утром и ни слова не сказала о рассыпанных Клавиных украшениях.
Не проста Надежда Прохоровна оказалась, ох как не проста.
И кажется, с ее подачи Вера Анатольевна отправилась в больницу. Елена почти полгода уговаривала свекровь пройти обследование, приехала носатая «подружка», и свекровь отправилась в чужую лечебницу. Надежда Прохоровна и в этом проявила свое влияние, нашла каких-то новых докторов.
Она во всем решила заменить Елену?! Она уже и лекарей для Веры Анатольевны выбирает?!
Чудны дела Твои, Господи. Старуха промолчала о рассыпанных бусах. Решила быть во всем приятной, не доставлять хозяйке дома неприятных минут?..
Достойная на этот раз попалась Лене соперница. Разумная. На два шага уже опережает.
После отъезда Веры Анатольевны в клинику Елена устроила, как ей казалось, показательный демарш. Уехала в город и пропадала там до вечера, потом, намекая бабке, что не все ей здесь и рады, не просто отменила традиционное летнее чаепитие, но даже спокойной ночи потенциальной приживалке не пожелала!
Пусть знает свое место. Ее здесь только терпят.
И утром совершенно не удивилась, увидев Надежду Прохоровну сидящей в прихожей с растерянным лицом. Старуха попросила измерить ей давление, на чашку чая напросилась.
Что ж. Чаю нам не жалко. Но дальше – простите, тороплюсь в судебный морг, адью, адью. Валите за порог, Надежда Прохоровна.
Вечером совершенно неожиданно из больницы вернулась Вера Анатольевна.
И в этом Лена усмотрела добрый знак.
Свекрови не понравилась больница по выбору «подружки». (Еще бы! Надо знать свекровь!) Привередливая Вера Анатольевна выдержала там чуть больше суток и возвратилась восвояси с непонятным, издерганным лицом.
И это тоже был хороший знак. Хороший. На школьную приятельницу Вера Анатольевна поглядывала немного исподлобья, испытующе, вроде бы чего-то выжидала.
Хотелось думать – подбирала удобный момент отправить неудавшуюся приживалку домой. Тем более что почуявшая неладное Надежда Прохоровна старалась вовсю: сыпала комплиментами направо и налево, рассматривала фотографии, хвалила всех подряд.
Почуяла! Почуяла отставку!
Елена принесла свой свадебный фотоальбом, села рядом с надоедливой бабкой – Вера Анатольевна была заметно напряжена и недовольна! – с улыбкой (а как же еще, мы тут вседобрые и хорошо воспитанные) листала страницы, комментировала снимки…
Старуха проявляла все старание! Любезничала, сюсюкала, выкладывалась.
Елену чуть смех не разобрал! Такой надоедливой тетушки она давно не видела!
Расслабилась.
И тут. И вдруг…
Часть третья
Елена молча разглядывала большую, чуть потускневшую хрустальную люстру. Между мыслей по существу проскальзывала привычная хозяйственная думка: Лидия совсем здесь пыль не протирает. «Родня» безмолвствовала. После выкрика свекрови все онемели, и даже вредная старуха ждала какой-то реплики убийцы.
Что ж, получите.
Елена, медленно покачивая головой, сняла взгляд с потолка, уставилась на бабку:
– Надежда Прохоровна, вы бредите. Я даже не хочу на эти глупости отвечать.
– Чего ж так?
Приживалка встала, обошла кресло Веры Анатольевны и остановилась напротив Елены через стол, положила на него руки:
– Ты, Лена, видела Серафиму той ночью. Ты разбудила мужа. Сказала ему, что дочка к неженатому садовнику ночью шастает.
– Бред. Бред! Бред!!!
Каким-то чудом старуха угадала даже глагол, который той ночью Елена применила к падчерице, – шастает. И это знание разило наповал.
Как?! Как старуха догадалась?!
Елена была абсолютно уверена, что НЕ оставила следов. Никто никогда не сумеет доказать ее причастность к убийству Гены! Улики уничтожены, ее никто не видел.
Так как, если б видел, допрашивала бы ее не эта бабка. Следователь терзал бы уже неделю.
– Нет – правда, – жестко отчеканила старуха. – Ты мне еще в первый день сказала: «Никакая одежда не превратит за одну ночь демона в ангела». Но я тогда значения не придала – ангелы– демоны, демоны – ангелы. Какая тут связь? Но ты и сейчас при всех подтвердила, что видела Серафиму в одежде ангела. Сима, – повернула лицо к девушке, – ты когда-нибудь раньше что-то подобное носила?
Серафима медленно, с прищуром глядя на мачеху, покачала головой:
– Нет. Никогда. Только той ночью.
Надежда Прохоровна повернулась к Елене:
– Ну? Что скажешь? Притворишься, что оговорилась? Так зря. – Надежда Прохоровна оглядела притихших Кузнецовых. – Тебя тут хорошо все знают. Поняли уже.
– Ладно! Хорошо! Вы правы! – Сознавшись в малом, Елена не собиралась уступать. УЛИК ПРОТИВ НЕЕ НЕ БЫЛО! И быть не могло. – Я и Гена той ночью спустились на кухню за бутылкой вина. Не спалось что-то. Геннадий увидел, как Серафима проскользнула по тропинке до сторожки, сказал: – «Пойду проверю, куда дочь собралась.» Я вернулась в спальню, уснула. Когда проснулась, здесь уже была милиция.
– А почему сразу об этом не рассказала?! – выкрикнула Вера Анатольевна, напряженно сжимая сухонькие кулачки.
– Я не хотела, чтобы в смерти отца обвинили дочь! – с надрывом выпалила добрая, добрая мачеха. – Я пожалела девочку! Из-за ссоры двоих мужчин, отца и любовника, – вся жизнь кувырком!
– Но ты ведь обманула!
Елена всхлипнула, поморгала добрыми, честными глазами…
– Как ты могла. – тихонько проговорила Вера Анатольевна. – Ты.
– Вера, – перебила Надежда Прохоровна, – она тебя обманывает. Серафиму было невозможно увидеть из окна кухни. Твоя внучка пошла в обход.
Вера Анатольевна закусила губу, напряженно поглядела на вдову младшего сына:
– Елена? Что ответишь?
– А что мне отвечать? – пожала плечами та. – Сейчас Серафима скажет что угодно, лишь бы обелить Дениса. Меня она всегда ненавидела. – Усмехнулась с доброй укоризной падчерице. – Зачем ты так, Симочка? Что я тебе сделала?
Вера Анатольевна перебрасывала взгляд с Серафимы на Елену, никак не могла понять, чью сторону принять: изовравшейся уже давно внучки или овдовевшей невестки, всегда вступавшейся за негодную девчонку, всегда пытавшуюся ее прикрыть.
Ведь все пока выглядело не очень хорошо для Серафимы. Она, оказывается, бегала ночью к молодому парню. Тайком. В почти прозрачном белье.
Она и в самом деле так влюблена в Дениса, что готова врать и дальше, лишь бы вытащить парня из тюрьмы.
