Анна и Петр Владимирские - Вкус убийства
Вера Лученко вышла из дома, где десять лет назад жила полная семья. Вдохнула полной грудью: миазмы старухиных воспоминаний все еще сжимали горло, давили на сердце. Она растворилась в потоке прохожих. Киев всегда спасал ее, выручал своим невнятным лепетом. Вот и сейчас он втянул Веру в тенистую аллею улицы Липской, укрыл каштанами, усадил на деревянную скамью. Но шлейф прошлой жизни потянулся вслед за ней, догнал и не отпускал. Вокруг Веры шумел город, ходили прохожие, гудели автомобили. А внутри поселилась семья Бессоновых.
Бабушка Влада. Она врывалась в любой разговор со скоростью курьерского поезда, и остановить ее было так же невозможно.
Красавица Ксения. Оказалась (как обидно!) хорошей женой, любящей матерью и прекрасной хозяйкой. Но ненаглядный сыночек Пашенька вынужден ухаживать за ненавистной невесткой, заболевшей раком словно назло всем. Своей болезнью эта яростно, но тихо ненавидимая женщина окончательно оторвала сына от матери.
Виктор Бессонов. Пока туманный образ, но последнее письмо отца он Алисе не показал. А бабушке – пожалуйста. Почему?
Девочка Алиса. Нелюбимая внучка, и только потому, что маленькая копия Ксении. Да еще и присылала из своей богатой заграницы английские фунты. Она платила родственникам за молчание? Или помогала выжить?..
Ну-с, могла ли Владилена Геннадиевна, тогда вполне еще крепкая женщина, сделать смертельный укол? Конечно же, не ради прекращения страданий умирающей Ксении. На невестку ей было плевать. А вот ради облегчения жизни своему сыну Павлу? Могла. И могла ли она записать на жесткий диск своей старческой памяти, что это сделала вовсе не она, а нелюбимая, похожая на невестку Алиса? Могла. А Павел Бессонов вполне мог оговорить себя, спасая мать от тюрьмы.
Вот такие у нас получаются выводы из разговора с бабушкой Алисы…
* * *Дозвониться до Евгении Бурау было невозможно. Телефон онкоинститута, где та работала много лет, транслировал музыку и говорил «Подождите, вас соединят». Мобильный телефон тети Ивги предлагал отправить голосовую почту путем диктовки сообщения, а потом нажатия на диез. Вера честно пыталась искать, где на телефоне диез, но не нашла. С пятнадцатой примерно попытки дозвониться в онкоинститут трубку наконец взяла секретарша. И посыпались вопросы: кого, чего, кому, чему – не разговор, а урок русского языка по теме «Падежи»!
Кому приходилось преодолевать барьеры из секретарш, воздвигнутых на пути к достижению цели, тот поймет Веру Алексеевну Лученко. Они стоят насмерть. Их так учили – не подпускать к драгоценному начальству никого. В словесной дуэли побеждает тот, у кого нервы крепче, реакция быстрее и кожа толще. Либо вам скажут: «Перезвоните завтра!» – и вы навсегда обречены звонить завтра. Либо вы практический психолог и знаете: чтобы пройти редут под названием «секретарша» без потерь, ее надо полюбить.
Вера мгновенно выяснила имя собеседницы и в разговоре, объясняя, кто она и зачем, повторила его несколько раз в разных вариантах: Любочка, Любаша, Люба. Со всей сердечностью и уважением. И Любовь, гордая своей значимостью в иерархии института, сразу смягчилась. Дальнейшее – уже дело техники. Евгения Бурау, вытащенная с какой-то летучки, заявила в трубку: у собеседницы одна минута. Лученко уложилась в тридцать секунд. Теперь уже Бурау забросала ее вопросами, минут пять не отпускала – а почему это Алиса поручила узнать про эвтаназию, а почему именно вам, а почему именно у меня, а зачем именно сейчас… Ну конечно – через полтора часа, здесь, в онкологии, третий этаж. Жду.
Лученко приехала чуть раньше назначенного времени. Секретарша главного врача Люба оказалась девушкой не первой и даже не второй молодости. Она оторвалась от щелканья по клавиатуре компьютера, чтобы выдать новому человеку кой-какую информацию о Евгении Борисовне Бурау. Как известно, короля играет окружение. В данном случае оно играло бравурный марш.
– Наша Евгения Борисовна – феноменальная женщина! – гордо объявила Любаша.
– Очень интересно. – Вера поощрительно улыбнулась.
– Я уж не говорю, скольким людям она жизнь спасла. Она – не то, что современные доктора, так своих больных опекает… что вы!
– Просто мать Тереза, – позволила себе легкое недоверие Лученко.
– А вот представьте себе! Ее именно так у нас в больнице и называют! Конечно, за спиной. Евгения Борисовна – очень скромный человек! Терпеть не может пафоса вокруг своей персоны. Она, если хотите знать, мою родную сестру с того света вытащила!
– Да что вы говорите! – подлила масла в огонь беседы психотерапевт.
– Моя сестра поступила с тяжелейшим диагнозом. Рак матки. Его поставили в районной поликлинике, представляете?
– Представляю, – сказала доктор Лученко, знавшая о врачебных ошибках не понаслышке.
– Сестра уже совсем дошла до ручки. Похудела, почернела, ужас… – Секретарша высморкалась, но быстро взяла себя в руки и продолжила: – А Евгения Борисовна сказала, что не верит диагнозам районных врачей. Все лично перепроверила! Оказалось, ничего страшного. Обыкновенная киста. Сама Евгения Борисовна ее и удалила. С тех пор уж семь лет прошло. Сестра прекрасно себя чувствует, и Бога за Евгению Борисовну молит! Мы всей семьей на нее молимся… Ох! Заболтала я вас! А она не любит, когда я язык распускаю.
И Лученко была допущена к телу – в кабинет завотделением.
Двоюродная сестра Алисиной матери, тетя Ивга, врач-онколог Евгения Борисовна Бурау производила впечатление человека необыкновенно собранного и целеустремленного. Крепко скроенная и добротно сшитая, с черными вьющимися волосами, слегка тронутыми сединой, она напоминала торпеду. Вперед выдвигались отдельные части тела: волевой подбородок, нос туфелькой и бюст в накрахмаленном халате. Карие умные глаза доктора Бурау, казалось, сверлили собеседника насквозь. У Веры тут же сложился каламбур: «правило Бураучика».
Евгения Борисовна не так давно вступила в должность заведующей онкогинекологическим отделением. Но при этом она не только продолжала работать в качестве палатного врача, но и читала лекции в медицинской академии, и еще вела большую общественную работу в «Противораковом обществе» и в «Ассоциации врачей-онкологов, радиологов и рентгенологов». Она успевала беседовать с Верой Алексеевной, давать указания младшему персоналу, откликаться на телефонные звонки и реагировать на больных, которые то и дело заглядывали в кабинет. И хотя Бурау по годам была намного старше Лученко, Вера немножко позавидовала такой активности и неуемной энергии.
– Простите, Евгения Борисовна! – боком протиснулся в кабинет пасмурного вида мужчина. – Жена сказала, вы не хотите даже смотреть УЗИ из районной больницы?
– Не хочу и не буду! – резким тоном ответила та. – Я не знаю, на какой аппаратуре вашу жену исследовали. О компетентности коллег я говорить не стану. У нас же в клинике – самая современная диагностическая техника. Лучшая в стране! Поэтому, если хотите знать точный диагноз, пусть ваша жена пройдет обследование УЗИ у нас. Вообще, о чем мы говорим? Ничего болезненного в этой процедуре нет, в чем дело?
– Просто мы думали… – робко попытался оправдаться муж пациентки.
– Думаю здесь я! – категорически заявила Евгения Борисовна. – Вас интересует точная диагностика?
– Да, конечно, – горячо закивал собеседник.
– В таком случае спокойно оставляйте жену у нас. Мы ее обследуем и будем лечить.
Муж поблагодарил и вышел. Но поговорить с тетей Ивгой нормально никак не получалось. Вмешательство заведующей в жизнь отделения требовалось буквально каждую секунду. Лученко предложила:
– Может, встретимся на нейтральной территории? Тут мы не сможем побеседовать. Вас просто рвут на части.
– А мы дверь закроем! – заговорщицки усмехнулась Бурау. Закрыла на ключ свой кабинет и понизила голос: – Будем делать вид, что нас нет. Итак, коллега… Вас ведь ко мне прислала моя племянница Алиса? Что случилось? Почему нужно ворошить события десятилетней давности?
– Евгения Борисовна! Речь идет о смерти Ксении Николаевны Бессоновой, вашей сестры.
– Ксюша умерла в результате эвтаназии, совершенной ее мужем Павлом, – сурово сдвинув брови, произнесла онколог. – Моя сестра не должна была погибнуть от смертельной инъекции. Даже тогда у нас было достаточно препаратов для того, чтобы трагический конец сестры, связанный с онкологическим заболеванием, мучительным не был. Мы применяли различные способы обезболивания в сочетании с химиотерапией. Лечение Ксении было организовано так, что она могла уйти из жизни безболезненно. И без всякой эвтаназии. Тем более что она не страдала психопатией и желанием покончить с собой.
– Тогда зачем Бессонову было делать жене инъекцию?
– Чужая душа – потемки. Убил, может, оттого, что устал ухаживать за смертельно больным человеком. Знаете, не каждому под силу такой груз.
