Николай Почивалин - Выстрел на окраине
Заремба молчал.
— Белыша, Федора и Андрея, — уточнил майор.
— С этим успеется.
— Дело хозяйское, — не стал настаивать Чугаев. — Хотите отвечать вдвоем с Заикиным, — пожалуйста.
Майор обмакнул в чернильницу ручку и, словно давая понять, что только что состоявшийся разговор был еще не допросом, сухо предупредил:
— Начнем по порядку. Фамилия, имя, отчество...
Бухалов, знавший замысел майора, с интересом ожидал дальнейшего хода событий; внутренне весь напрягшись, внешне он оставался все таким же равнодушным.
Записав анкетные данные, Чугаев перевернул страничку, не меняя сухо делового тона, спросил:
— Куда прятали оружие?
— Вы же знаете, — буркнул Заремба.
— Мы все знаем, — холодно ответил Чугаев, — но сейчас спрашиваю я, а показания даете вы.
— На крыльце, под коньком.
— Марки оружия?
— «Парабеллум», два нагана и два «ТТ».
— «Пять стволов», — записывая, повторил Чугаев, ничем не выдав своего удовлетворения. Капитан Бухалов расцепил крепко сжатые руки, свободно откинулся на спинку дивана.
Зазвонил телефон; майор отложил ручку, взял трубку, плотно прикрыв левой рукой мембрану.
— Завод? Завод? — звал сердитый мужской голос.
— Да, я, — недовольно отозвался Чугаев. — Иду.
Он поднялся, поправляя галстук, кивнул Бухалову.
— Продолжай, Сергей Петрович.
Вернулся майор Чугаев, когда в кабинете уже ярко горело электричество, а за окнами густо темнели бархатные августовские сумерки. На бледном помятом лице задержанного резко чернели брови; слева от капитана на столе лежал скомканный, темный от пота носовой платок.
Чугаев присел на диван, просмотрел заполненные листы и, выждав минуту, укоризненно сказал:
— Что ж вы, Заремба, упускаете важные детали? Про пистолеты сказали, а о патронах не записано?
Время от времени беспокоившая Зарембу мысль о том, что он сам проговорился об оружии, теперь исчезла.
— Забыл, — угрюмо буркнул он.
— И еще, Заремба, — без тени былого добродушия сказал Чугаев. — Вот здесь написано, что вы снова отказались назвать сообщников. Зря!
Майор небрежным жестом положил листы допроса на стол, жестко сузил глаза.
— После обыска мы оставили на вашей квартире засаду. Могу сообщить вам: час назад арестован Лукьян Молебнов, или, по-вашему, — Белыш. Запираться глупо.
— Пишите. — Заремба вогнал в пепельницу недокуренную папиросу и впервые опустил голову.
ГЛАВНАЯ УЛИКА
1
Лейтенант Петров вышел из питомника во двор и в первую минуту не узнал Меженцева.
В замасленной куртке из «чертовой кожи» и таких же брюках, вправленных в кирзовые голенища, Гора Меженцев повертел в руках новую серую кепку, решительно бросил ее на землю и начал топтать пыльными тяжелыми сапогами.
— Горка, ты что дуришь? — удивился Антон.
— Обзаведусь, как ты, дочкой — остепенюсь! — Меженцев невозмутимо приплясывал на месте. — Кепка, друг, больно новая, не подходит.
— На операцию? — уразумел Антон.
— Коллега, вы проницательны!
— Ладно ты, — добродушно отмахнулся Антон. — А чего не в новой? Шоферы — ребята фасонистые.
Меженцев поднял кепку, выбил ее о сапог, секунду с искренним огорчением смотрел на дело рук и ног своих.
— Почему не в новой? — На серьезном, все еще чуточку огорченном лице Меженцева смеялись одни только глаза. — Я где, друг, работаю? В совхозе. Совхоз где? В районе.
— Ну и что?
— А то! — Лейтенант подмигнул. — У нас «налево» много не насшибаешь. По отделениям мотаюсь, народ свой — с кого брать? Вот и выходит: если я себе такую кепочку справил, то ношу ее после работы, вечерком. А если на работу надеваю, должна она у меня постарее быть. Я человек семейный, хотя еще и бездетный. Понятно?
Лихо, чуть набекрень, приладив побуревшую мятую кепку, Меженцев двинул Антона под бок.
— Понятно, — засмеялся Антон. — Слушай, Гора, а из нас никого не берут?
— Что? — преувеличенно изумился Меженцев. — Вас?! С дрессированными собачками на арену цирка?
— Да ну тебя! — невольно нахмурился Антон; он прощал все шутки, кроме тех, что задевали его профессию. А в милиции, нечего греха таить, охотники позубоскалить насчет розыскных собак и их проводников были.
— Антон, шучу! — хлопнул Меженцев по плечу приятеля. — Ты, да я, да Пик с тобой! Привет!
Антон покачал вслед головой: нет, Горка всегда остается Горкой, даром что недавно женился.
В кабинете Чугаева собрались Бухалов, капитан Лебедь, лейтенант Меженцев и младший лейтенант Пильщиков. Нет, это не оговорка: оплошность с гильзой от «парабеллума» стоила ему одной звездочки; каждый раз, когда, по старой памяти, его называли лейтенантом, Пильщиков краснел и бледнел. Болезненно переживая понижение в звании, младший лейтенант напрашивался теперь на самые ответственные операции в тайной надежде вернуть слетевшую с погон звездочку быстрее, нежели обычной выслугой.
— Так оно, — оглядел собравшихся Чугаев. — Ну, что же, можно начинать смотрины.
Он вышел и почти тут же вернулся с полковником.
Офицеры по привычке вытянулись.
— Вольно, вы теперь люди штатские. — Необычный вид офицеров, которые всегда являлись к нему подтянутыми, аккуратными, невольно смешил. — Хороши!
Заулыбались и офицеры — участники несколько необычной оперативной группы.
Первым в маленькой шеренге — не по росту, не по званию, а по выпавшей ему роли шофера — стоял Меженцев. Из-под замасленного воротника куртки выглядывал краешек голубой рубашки, на черной копне волос ухарски сидела мятая, неопределенного цвета кепчонка.
— Ничего, — внимательно оглядел «шофера» полковник и, скользнув взглядом по туловищу, приказал: — Руки!
Словно первоклассник перед уроком, лейтенант быстро показал ладони — темные, со следами несмытого машинного масла, металла, мазута.
— Сойдет.
Полковник остановился перед Бухаловым, в восхищении покачал головой.
— Силен, Сергей Петрович!
— Мировой бухгалтер! — похвалил и Чугаев. — Похлеще нашего Сухорукова!
Определив не только внешность, но, кажется, и характер своей роли, высокий сутулый Бухалов смотрел на полковника деловито, не улыбаясь, всем своим видом и суховатым выражением лица являя образец строгого бухгалтера, самую малость смущенного бесцеремонным разглядыванием. Он был в парусиновой, плотно надвинутой фуражке, опрятном поношенном пиджаке с острыми, слегка загнутыми лацканами, в синих диагоналевых галифе и старых, зато безукоризненно начищенных хромовых сапогах. Вышитая украинская рубашка под пиджаком перехвачена тонким пояском, в руках — толстый потрепанный портфель.
— Да, такой за государственную копеечку постоит! — улыбнулся полковник. — А сапоги, Сергей Петрович, не очень блестят? Вы же из района ехали?
— Человек я в летах, аккуратный, — с достоинством отозвался Бухалов. — Езжу в кабинке: при деньгах.
— Ну, ну, — согласился полковник и, перейдя к капитану Лебедю, похвалил: — Колоритная фигура!
— Это чевой-то? — осведомился капитан под общий смех.
Капитан Лебедь, а с этой минуты — грузчик, стоял в старых армейских галифе и тапочках. Его небритое, тронутое щетинкой лицо с хищноватым, с горбинкой, носом и хитрыми быстрыми глазами выражало такую неукротимую готовность подработать и схватить на «сто грамм», что удержаться от смеха, в самом деле, было нелегко.
— А вы что-то уж очень хмурый, Пильщиков, — заметил полковник последнему участнику опергруппы. — Повеселее надо, из района в большой город приехали.
Младшему лейтенанту в спокойном доброжелательном замечании полковника почудился какой-то намек, он густо покраснел.
— Слушаюсь.
Видом Пильщикова полковник остался вполне удовлетворенным: простые сапоги, старая рубаха, ватник под мышкой.
— Ну, что ж, — кивнул полковник Чугаеву. — Вроде все в порядке.
— Как будто да.
— Повторяю, товарищи. — Полковник обвел взглядом стоящих у стены офицеров. — Если этот Семенов под каким-либо предлогом откажется ехать, — брать на месте, у бани. Тянуть дальше нельзя. Группы наблюдения высланы, поддерживайте контакт... Ну, и, как говорят, — ни пуха ни пера!
— К этому еще добавляют, Михаил Аркадьевич, — подмигнул Чугаев.
— А-а, — засмеялся полковник и уже в дверях послушно развел руками. — Ладно, ради успеха чего не сделаешь: иду к черту!
— Мировой мужик. — кивнул Меженцев.
— Это еще что? — круто обернулся Чугаев.
— А что? — играя в простодушие, спросил лейтенант. — Мы по-простецки, по-шоферски!
2
Случилось это незадолго до отъезда капитана Бухалова в отпуск.
В одиннадцатом часу ночи в милицию позвонили из скорой помощи; профессионально спокойный голос сообщил, что к ним только что доставлен раненый шофер Истомин.
— Машину угнали, — невозмутимо добавил дежурный врач.
Спустя полчаса, облаченный в белый короткий халат, Бухалов сидел в небольшой комнате с марлевыми занавесками на окнах; сидевший против него узкоплечий, все еще испуганный Истомин, с трудом двигая забинтованными челюстями, с возмущением рассказывал о бандитском нападении.
