Наталья Андреева - Нагадали мне суженого
– И что было дальше?
– Терентий спросил Зиму, как ему нравятся его стихи. А тот зевнул и ответил: «Полное дерьмо». Потом сказал, что все мы – клоуны. Так и сказал: клоуны. И начал ржать. Долго я, говорит, держался, но сил моих больше нет. Терентий вскочил и крикнул: «Да вы хам!» На что художник захохотал еще громче. Я бы даже сказал, издевательски захохотал. «Сами-то вы кто?! – заорал тогда Лебёдушкин. – Кто вас знает? Кто слышал о таком художнике Александре Зиме?! Никто!» На что тот ему возразил, что и о поэте Терентии Лебёдушкине тоже никто не слышал. «Только я, – сказал Зима, – в отличие от вас не преувеличиваю свою роль в современном искусстве. Я по жизни лентяй и веду тот образ жизни, который позволяет мне ничего не делать и пользоваться всеми благами. Изображаю видимость деятельности, развожу лохов, которые ничего не понимают в живописи, эксплуатирую старых друзей или женщин, которые в меня влюбляются. Лишь бы по-прежнему ничего не делать. А ты, как тебя-там-забыл, тоже бездельник, но изо всех сил это отрицаешь. Считаешь, что ты пуп земли. То ли дурак, то ли очень хитрый. Но скорее дурак». И художник опять зевнул. Как-то так. Дословно пересказать не могу, но то, что зевал Зима оскорбительно и намеренно, это факт. Потом он встал, сказал: «Давно я так не смеялся» – и ушел.
– И Лебёдушкин при всех заявил, что его убьет.
– Вовсе нет, – тонко улыбнулся Игнат. – Терентий кто угодно, но только не дурак. Сами посудите: он ведь ни дня всерьез не работал, а живет очень даже неплохо. Вот я бухгалтер. Мальвина комендант в общежитии педучилища. И остальные, кто у нас в городе пишет, в ожидании мировой славы вынуждены каждый день ходить на работу, добывать себе хлеб насущный с девяти до шести, согласно графику, – с пафосом сказал Колено. – Терентий этого не делал никогда. По разнарядке устроился в Литинститут, советская власть поддерживала таланты из глубинки, на них была квота, а Терентий всегда писал то, что от него хотели. Про пшеничные поля, родные реки и руководящую и направляющую роль КПСС. Это он потом ударился в лирику, когда власть сменилась. Но к тому времени он заделался официально первым поэтом нашего города и района. Ну-ка вспомните, много в районе членов Союза писателей?
– Я так сразу и не скажу.
– Да ни одного! Лебедушкин – и все. Бомба дважды в одну воронку не падает, была разнарядка на поэтов на наш сельскохозяйственный район, а потом партия занялась культурным развитием других регионов. Раньше все хозяйство было плановым. Кто смел – тот и съел. Терентий и с мэром дружит, то есть прочно сидит на бюджете. У Лебедушкина свое помещение, свое печатное издание. Все финансируется из средств городского бюджета. Мобильная связь, расходы на транспорт. Гимн города кто написал? Лебёдушкин! А поздравления к юбилею мэра? А заведующую отделом культуры кто постоянно делает главной героиней своей любовной лирики? «Посвящаю А.С.»! Его стихи поэтому постоянно печатают в местной газете и платят всегда по высшей ставке. И с пятой кнопки Терентий не слезает. – На пятой кнопке у нас местное ТВ, и прав Колено: поэт Лебёдушкин частый гость эфиров.
– Я никогда об этом не думала…
– Вот! – Игнат поднял указательный палец. – И никто не думает! А меж тем все это на наши налоги! А вот я думал! И не будь Терентий моим единственным другом… – Он засопел.
– К тому же и тебе от него перепадает.
– Да что там мне перепадает! Крохи! Терентий – скряга. Даже не пьет, сволочь.
Это правда. Вопреки прочно сидящему в мозгах наших граждан стереотипу, что все поэты пьяницы, Лебёдушкин – трезвенник. Спиртного в рот не берет. С другой стороны, он же не Есенин. Его задача освоить бюджет.
– Лебёдушкин вовсе не собирался убивать Зиму, – вздохнул Игнат. – Он сказал: надо бы просто дать ему денег. Москвичи, они все такие. Корыстные.
– И?..
– И все.
– Тогда получается, Игнат, что ты главный подозреваемый в убийстве.
– Я?! – оторопел Колено.
– А кто? У тебя ведь огромный зуб на Станиславского. И ты режиссера подставил.
– Да откуда ж у меня зуб?! – заныл Колено.
– Я прекрасно помню твой предыдущий шедевр, трагедию в двух актах под названием «Существенные недостатки в работе хлебопекарни», которую Александр Николаевич тоже завернул. Ты еще сказал, что Капитолина прекрасно будет смотреться на сцене в роли индивидуальной предпринимательницы у лотков со сдобными булками. Так оскорбить мою лучшую подругу!
– Я просто хотел, чтобы наш Народный театр был поближе к производству! А меня никто не понял!
– В ближайшее время у тебя будет возможность написать еще один шедевр – «Недостатки российской судебной системы». Или «Вопиющие случаи коррупции в бараке номер пять».
– Господи, за что?!
– Ты даже не спросил: а при чем здесь Станиславский? Это значит, что сторож, скорее всего, видел двух мужчин. Но подумал, что у него по пьяни в глазах двоится. Запомнил он, разумеется, Лебёдушкина. «Здоровенный такой детина, с экрана не слезает». А увидев второго, сторож решил, что у него дежавю на почве алкоголизма. Я только не знаю, кто пришел раньше? Возможно, кто-то кого-то подставил. Убив художника, решил проблему с режиссером.
– Это не я! – замахал руками Колено. – Ну, сами посудите, Анфиса Иннокентьевна, кого я могу убить? – заныл он. – Зима-то был вон какой здоровенный! А во мне росту метр пятьдесят семь!
В его словах был резон. Игнат способен убить только муху, ну еще парочку ос, и то это будет полноценный триллер. Колено маленький и хилый. Если только художник не сидел за столом в ожидании, пока Игнат пробьет ему голову ржавой гирей. Но я не думаю, что Зима настолько ему доверял.
– А алиби у тебя есть, Игнат? – со вздохом спросила я. – Где ты был вечером в воскресенье?
– Дома, где ж еще? Штудировал учебник по программированию, – важно сказал Колено.
– И как твои успехи? – поинтересовалась я из вежливости.
– Нормально, а что?
– Я боюсь, все уже разочаруются в Инете, когда ты сделаешь ошеломляющее открытие, что не надо лезть за словарем на антресоли.
– А куда? – озадаченно посмотрел на меня Игнат. – В библиотеку, что ли, бежать на ночь глядя?
– В Инете есть Википедия. Большой такой словарь. Где сказано все обо всем.
– Да ну?!
– Туда можно войти без пароля. Эти знания совершенно бесплатны, – кинула я камень в стоячую воду.
– Ну да?!
– Я прекрасно знаю, чего ты боишься. Мошенников и грабителей. Когда ты вместо набранной на клавиатуре буквы видишь таинственную звездочку, тебе мерещатся взломщики электронной почты. Какие у тебя тайны, Игнат, что ты так опасаешься их огласки?
– У меня?!
– Сдается мне, твоя тайная любовь – порносайты. И ты боишься, что об этом узнают. А может, ты гей?
– Да побойтесь бога, Анфиса Иннокентьевна! Какой же я гей! Моя половая жизнь проходит чисто теоретически!
– Тогда ты латентный гомосексуалист.
– Напрасно вы, Анфиса Иннокентьевна, все умные слова на свете знаете, – надулся Колено. – Мне ведь опять придется на антресоли лезть. Моя нога вам прямо покоя не дает, вы на нее постоянно покушаетесь.
– Расслабься, Игнат. Просто скажи мне правду: куда ты деваешь деньги? Ты живешь один, получаешь хорошую зарплату, на съемное жилье не тратишься, везде выбиваешь льготы.
– Я инвалид!
– Это мне можешь не объяснять. Если ты еще и пенсию получаешь… – Я подозрительно посмотрела на Колено. – Где деньги? А?
– Да что вы ко мне пристали?! – Игнат вскочил и даже забыл, что нога у него сломана. Что я тут же отметила:
– Надо бы узнать, насколько ты был болен. Вдруг это хитрость? Ты специально закатал ногу в гипс, чтобы тебя не заподозрили в убийстве А. Зимы.
– Кто?! Я?! Да это все Терентий! – моментально сдал он единственного друга. – Это он ненавидит Станиславского! И Зиму он ненавидел! Александр Николаевич более удачливый, а Зима москвич! И жена у него театральный критик! Вот Терентий и взбесился! Он хотел, чтобы московский художник проиллюстрировал книгу его стихов! А его жена протолкнула бы ее в столичное издательство! Сделала бы Лебёдушкину прессу! Он и шел с этим! – Игнат даже ногой притопнул. Той, что в гипсе.
– Куда шел? К Зиме?
– Ну да!
– Грандиозный план, ничего не скажешь.
– Терентий хотел уесть Станиславского. – Игнат наконец сел. – Денег оттяпать из бюджета. Где, мол, ваши призы на театральных фестивалях? А моя книжка – вот она.
– Он всерьез надеялся на литературную премию?
– У него остались кое-какие связи, – вздохнул Игнат. – К тому же он член Союза писателей и не детективчики какие-нибудь кропает. Лебёдушкин – это большая литература.
– Так же, как и ты, – усмехнулась я.
– А что? Хорошая пьеса, – надулся Колено. – Я предложил Капитолине сыграть коррупционную медсестру, а она сказала, что я, извиняюсь, козел. – Игнат обиженно заморгал. – Капитолина Поликарповна очень несдержанна в выражении своих чувств.
– Мне нравится ход твоих мыслей, – похвалила я. – Насчет Терентия Ильича и Станиславского. Они давно уже должны были затеять разборки. Кому город обязан своей славой, Мельпомене или Эрато?
