Анастасия Валеева - Летом в Париже теплее
– С меня французский портвейн, – пообещала Яна.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Самолет «Аэрофлота», на котором летела Яна, приземлился в аэропорту Шарль де Голль Руасси в половине второго. Самолет подогнали прямо к зданию аэровокзала, так что пассажирам не было нужды ждать автобуса. Проехав на эскалаторе по стеклянной трубе, отделявшей зал прибытия от багажного отделения, и вдосталь налюбовавшись продуманно-бездушной организацией аэровокала, Яна в числе прочих туристов заняла свое место у черной дыры, из которой шла транспортерная лента, выносящая на свет божий разнообразный багаж. Все эти чемоданы, кейсы и сумки падали с эскалатора на вращающуюся дорожку, которая везла вещи по кругу, пока кто-нибудь из пассажиров не подхватывал свой багаж, идентифицировав его. Яна дивилась, с каким наплевательским автоматизмом вываливаются из зева машины чемоданы и сумки, с каким грохотом летят они на поблескивающий никелем и алюминием транспортер.
– А у нас там водка! – воскликнул Геннадий Степанович.
С ним и с его любовницей, крашенной блондинкой лет сорока, без конца разглядывающей свой шикарный маникюр, Яна перебросилась в самолете несколькими фразами.
– И две банки икры, – намекающе прожурчала эта дамочка.
– Ничего не останется, спорим! – с горячностью вытянул он руку.
– Гена, ты не на работе со своими сослуживцами. Здесь, между прочим, женщины, – скосила она лукавый взгляд на Яну и получила в ответ понимающую улыбку.
– Нет, все-таки интересно, – мотнул головой Гена, – неужели разобьются?
Когда вся группа получила багаж, руководительница, яркая брюнетка в годах, с пергаментно-серой кожей, но заражающая всех истинно французским оптимизмом, повела людей к автоматически раздвигающимся дверям, за которыми располагался зал ожидания.
– Поедем на автобусе. Направление – Монпарнас. Выходим на пляс д`Опера, – крикнула она с французским прононсом.
Она взмахивала руками, точно дирижировала оркестром, но ее музыкантами были не вверенные ее заботам туристы, а французские слова, улочки и площади, из которых она выстраивала музыкальный ряд.
– Это я говорю для рассеянных, – улыбнулась Муза Григорьевна, – а то поедете на Монпарнас. Повторяю: отель «Вениз», если кто-то не слышал.
Шумно переговариваясь, туристы последовали за Музой Григорьевной. На остановке их ждал великолепный автобус, похожий на белую голубку Пикассо. Яне везде мерещились французские символы, все то, что делает жизнь в этом городе не похожей на существование в других городах, изъеденных прозой бытия.
Автобус шел ровно. Когда миновали ощетинившиеся скудными деревьями, пустынные окраины, потянулись автострады в несколько ярусов. Изобилие машин наводило ужас. В их диком кружении сквозила некая роботизированная сущность, сближающая Париж с Нью-Йорком. Казалось, все эти авто управляются безупречно работающими автоматами, которые ни за что не заставят их свернуть на ненужную трассу, ни за что не ошибутся в выборе правильной дороги.
– Ну и машин! – услышала Яна перед собой восхищенный возглас Геннадия Степановича, пребывавшего в отличном настроении – водка и банки с икрой были целы. – Не ожидал, честно говоря.
– А ты думал, – насмешливо хмыкнула Эльвира, его спутница, – что Париж остался таким, каким был в начале века?
По всему было видно, что она уже бывала здесь и вот теперь решила притащить сюда своего незадачливого любовника. Геннадий Степанович, с его вытянутой физиономией, наивными голубыми глазами, с его мелкими суетливыми пассами, с тонзурой на макушке, похожей на белое гнездо, свитое среди черных травинок жидких волос, напоминал Яне работника конструкторского бюро периода застоя.
Постепенно автобус стал заполняться. Входили парижане. В самом этом слове Яне чудился некий волшебный таинственный смысл, словно жители столицы были людьми другой расы. Яна видела, как они раскованы, улыбчивы, темпераментны. Многие весьма бурно жестикулировали и смеялись.
Площадь перед Оперой была запружена молодежью. Многие из парней и девушек держали в руках мотоциклетные каски, другие предпочли оставить их висеть на своих мотоциклах. Яна сразу почувствовала непривычное оживление. УлицыСеменовска, даже Москвы казались по сравнению с этой площадью спящим царством. Воздух был наэлектризован улыбками, бесшабашной болтовней, приглашениями выпить, дружеским зубоскальством и… любовью.
Современная молодежь, в ботинках на толстой подошве, в ярких коротких куртках, с волосами всех цветов радуги, пропирсингованная, лохматая, где-то, может, циничная, тем не менее была предана этому городу душой и телом. Наблюдая за нею, Яна улыбалась.
– Перед вами крупнейший в мире оперный театр, – сходу начала Муза Григорьевна, – одиннадцать тысяч квадратных метров площади…
Яна усмехнулась, глядя, с каким натужным вниманием, вытягивая шеи и вращая глазами, слушают Музу Григорьевну туристы. Ей ни к чему была вся эта информация. Она и так ощущала мощь этого города, его ненавязчивую ласку, его зоркость к судьбе любого, кто ступил на эту прекрасную землю.
– …типичный образец архитектуры эпохи Наполеона Третьего, – захлебываясь словам и восторгом, вещала гид. – Широкая лестница ведет к нижнему этажу фасада, оформленного огромными аркадами и мощными пилястрами…
Яна различала высоко, под самым куполом, на фасаде надпись: «Национальная академия музыки», а вокруг шумел Париж. Машины вставали в очередь, автобусы исторгали все новые человеческие волны, которые, накатываясь на те, что уже раньше разлились по площади, рождали всплески радостной суеты.
– …интерьер театра не менее пышен: большая лестница отделана ценным мрамором, свод украшен фресками Исидора Пилза, а плафон в зале расписан в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году Марком Шагалом, – глаза Музы Григорьевны увлажнились. – От Оперы начинается Бульвар капуцинов, названный так потому, что неподалеку располагался Монастырь капуцинок. В доме номер двадцать восемь находится «Олимпия» – знаменитый мюзик-холл…
Сердце Яны бухнуло в груди. Опять «Олимпия»! Это имя преследовало ее, как наваждение.
Выслушав Музу Григорьевну, туристы стали выказывать беспокойство и усталость. Некоторые из них задавались законным вопросом о том, что им, оплатившим экскурсии, полагается отдельный автобус, а его, как видно, нет, и где он?
– Конечно-конечно, – виновато и сладенько улыбнулась Муза Григорьевна, – у нас получился небольшой сбой. Завтра автобус будет подан, уверяю вас. Но разве вы не довольны тем, что вы без четверти час в Париже, а уже побывали на пляс д`Опера? – ее насурмленные, изогнутые полумесяцем брови взлетели вверх. – А теперь мы сядем на автобус, следующий до бульвара Дидро. Это здесь, – ткнула она пальцем назад, – выходим на пляс де ля Бастий. Знаменитая Бастилия! Мы проедем мимо Лувра, Отель де Виль, двигаясь по берегу Сены. Вы увидите очертания левого берега…
Ее ораторский пыл и воодушевление были встречены весьма прохладно. Всем не терпелось побыстрее прибыть в гостиницу, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок. А тут эта экзальтированная дамочка говорит им, что нужно садиться в какой-то автобус и путешествовать вдоль Сены. Они были сыты по горло всеми ее импровизациями, теперь в них бунтовала душа среднего класса, желавшего получать за свои деньги ровно столько культурной информации и удовольствий, сколько было оговорено в документе. Дамам не терпелось примерить свои новые шмотки, специально купленные для promenades, а также заглянуть в знаменитые бутики и менее презентабельные лавочки, где по дешевке можно купить то, что продают обычно в солидных московских магазинах моды втридорога.
На площади Бастилии Муза Григорьевна ограничилась кратким рассказом о подвигах разгневанного французского народа, снесшего с лица земли знаменитую тюрьму. Группа прошла квартал и оказалась напротив отеля «Вениз». В задрапированном темно-бордовой материей холле за стойкой их ждал тихий улыбчивый негр. Оценивающая зоркость и смягченная томным изяществом деловитость, сквозившие в его взгляде и отточенных жестах, свидетельствовали о его европейской выучке.
Яна с удовольствием поднялась на лифте в свой номер. Приняв душ и разобрав вещи, она спустилась в ресторан. Яна не стала воображать, напяливать немыслимые туалеты. Просто джинсы, чистая рубашка, шарфик, на лице – минимум косметики. В стоимость билета входили только завтраки, так что обедать приходилось за свой счет. Вежливый и улыбчивый официант, движения которого отличались вкрадчивой легкостью, точно были одеты в войлок и бархат, замер у круглого столика с блокнотом в руках.
Яна, чувствуя смущение, взяла меню. Ее произношение не было безупречным, а благожелательность официанта, как ни странно, внушала ей не уверенность, а робость. Она словно боялась разочаровать его, обмануть его ожидания. Яна вскинула на парня глаза и, встретив его терпеливую улыбку, снова их опустила. Если бы он говорил по-русски, она бы попросила его помочь ей с выбором блюд. В принципе, она могла бы и на французском обратиться к нему за разъяснениями, но перспектива отправиться по морю французской лексики и грамматики пугала Яну больше, чем методика чисто русского действия на авось. Поэтому, немного помедлив, она произнесла:
![Алан Эйкборн - Дверь в смежную комнату [=Тайна двери отеля «Риган»]](/uploads/posts/books/228832/228832.jpg)
