Марианна Баконина - Школа двойников
Лизавета решила, что сейчас их с треском выставят за дверь. Чересчур воспитанные интеллигенты иногда умеют быть бескомпромиссно жесткими. Она тоже встала. И напрасно. Доктор искал в шкафу у стены нужную папку…
– Вы сказали – Кац? Елена?
– Труп поступил к вам сначала как неопознанный.
– Да. – Врач вернулся к столу. – Это я проводил вскрытие. Инсульт. – Он посмотрел на Лизавету, высоко вздернув брови.
– Вы уверены?
– Что вы хотите этим сказать? – В голосе врача прозвучала обида профессионала.
– Просто… – Лизавета на секунду замялась. – Ошибиться ведь может всякий.
– Только не в этом случае, – строго ответил патологоанатом. – Кровоизлияние в мозг – это кровоизлияние в мозг.
Лизавета раздраженно махнула рукой:
– Но послушайте, молодая женщина неведомо как попадает в подвал, который и абориген-то днем с огнем не отыщет. А это далеко от ее дома, да и подвал обычно заперт и затоплен. И – инсульт? Вы в это верите?
Патологоанатом пожал плечами:
– Мы здесь вопросами веры не занимаемся! У нее была гипертония?
– Муж говорит – нет. – Лизавета вспомнила, что ей рассказывал Саша Маневич.
– Муж может не знать.
Лизавета разозлилась еще больше:
– И муж, и подруги, и никто… Одни вы все знаете! Тоже возможный вариант! У тридцативосьмилетней женщины тяжелейшая гипертония, давление скачет невероятно, и никто ни сном ни духом? Логично, по-вашему, выходит? – Она почти кричала на интеллигентного доктора.
Патологоанатом строго сверкнул стеклышками пенсне.
– Не по-моему. Результаты вскрытия абсолютно объективны. Я написал лишь то, что видел собственными глазами.
– А собственный мозг у вас есть? Инсульт в подвале, в полном одиночестве!
Врач бережно отцепил пенсне, достал из ящика стола кусочек замши, тщательно протер круглые стеклышки.
– Я понимаю вашу горячность… Только, видите ли, при вскрытии меня не посвящают в обстоятельства дела. И это правильно. Чтобы сторонние наслоения не влияли на результат.
– Но теперь-то вы знаете… И все равно? – Врач не ответил, просто пожал плечами. – Хорошо, я спрошу прямо – это может быть отравление?
– Чего вы от меня добиваетесь? – Патологоанатом старательно укрепил обновленное пенсне на переносице. – Это было кровоизлияние в мозг. Иными словами, инфаркт мозга. Абсолютно естественная смерть.
– А как это выглядит? – Когда доктор упомянул про инфаркт мозга, Лизавета вспомнила, что от инсульта чуть ли не у нее на глазах умер помощник депутата Думы Поливанова. Точнее, умер то ли от инфаркта, то ли от инсульта.
– Клиническую картину смерти я восстановить не могу, судороги это или кома. В принципе, клинические признаки комы после отравления неизвестным ядом и после глубокого алкогольного отравления приблизительно одинаковые. Но после аутопсии… вскрытия… – Доктор счел необходимым разъяснить термин журналистам.
Лизавета зажмурилась, перед глазами опять всплыла жуткая картинка – полный сил и готовый к дискуссиям мужчина хватается за скатерть, сползает на пол и умирает, прошептав всего два слова. А с Леночкой так же было? Лизавета широко раскрыла глаза.
– Если человек вдруг пошатнулся и упал…
– Так может выглядеть кома. При инсульте бывает и другая картина – судороги, атония, арефлексия, отсутствие корнеального рефлекса, плавающие зрачки, знаете ли…
– А может быть искусственный инсульт? – вдруг подал голос Савва.
Лизавета искоса посмотрела на коллегу. Савва славился умением осторожно выражаться. Вот и теперь, вместо прямого вопроса – не отравили ли Леночку Кац чем-нибудь? – он спрашивает про гипотетический искусственный инсульт. Доктор вздохнул.
– Теоретически это вполне возможно. Ввести человеку соответствующее лекарство, вызывающее резкое повышение давления. Вот, например, клофелин вызывает понижение давления, и им широко пользуются для отравлений… Так что…
– Может быть, отравление лекарством? – жадно вцепился в доктора Савельев. Это был тоже типичный его прием – Савва формулировал вопросы крайне осторожно, но уж если собеседник проговаривался, он вцеплялся в него, как питбуль.
Только в бюро судебно-медицинской экспертизы работают не безответственные болтуны, а классные специалисты, что врач немедленно и доказал.
– Нет, этого я не говорил. Теоретически возможно вызвать инсульт, но тогда анализы покажут сверхсодержание какого-нибудь препарата. Химия, знаете ли.. Разве что… – Он помедлил, раздумывая, посвящать ли двух репортеров в свои мысли. – Конечно, бывает яд, который бесследно разлагается за один-два часа, а тело вашей сотрудницы нашли на четвертый день после смерти. Но это уже работа спецслужб, причем хорошо оснащенных спецслужб. Могли за вашим гримером охотиться спецслужбы?
На сей странный вопрос гости отвечать не стали. А Савва задал встречный вопрос:
– Значит, это могло быть убийство? Вы так сказали?
Патологоанатом опять вздохнул.
– Не говорил я ничего подобного… Чтобы решиться на такое заявление, я должен был бы провести специальные анализы. А они – вещь дорогостоящая. Как у нас с деньгами, вы знаете, да и не было в данном случае причин подозревать столь изощренный способ убийства. А чисто теоретически – все возможно. Но теперь мы уже и не узнаем. Здесь есть пометка, что получено разрешение на похороны.
– Спасибо. – Лизавета встала первой.
Патологоанатом по-старомодному простился и даже проводил их до дверей кабинета. Очень воспитанный врач. Савва же счел его манерным. Видимо, из зависти…
Не любившая ждать Лизавета, которой крепкоголовые богатыри, удобно расположившиеся на приступочках, нравились все меньше и меньше, решила вступиться за врача:
– Мы пришли к нему без приглашения, тем не менее он не заставлял нас ждать!
– Пятнадцать минут ожидания допускается протоколом! – опять возмутился Савва.
– Тоже нашел, протокольное мероприятие! – сказала Лизавета и через секунду добавила: – Может, я и одета неподобающим образом?
– Да уж, телезвезде не пристало шляться там и сям в джинсах!
Лизавета уже оскалилась, чтобы дать нахалу отпор, но ее опередили.
– Что вы, Елизавете Алексеевне джинсы идут. И вообще, женщина с такой прекрасной фигурой может себе позволить что угодно, любой костюм, – заявил некто, стоявший у нее за спиной.
Некто подошел так незаметно и ввязался в их тихий разговор так неожиданно, что Лизавета и Савва от неожиданности подпрыгнули в креслах.
– Сидите, сидите, – успокоил гостей любитель внезапных появлений.
Он произнес это столь вальяжно и снисходительно, будто не сомневался, что визитеры собирались приветствовать его, стоя по стойке «смирно». Облик человека создавал впечатление какой-то намеренной вертикальности. И слегка курносый нос с маленькой бульбочкой, и раздвоенный подбородок, и волевой рот с легкой улыбкой в уголках губ, и даже коротко стриженные волосы – все в нем парадоксальным образом было устремлено ввысь. Да и рост, никак не меньше метра девяноста, позволял смотреть на окружающих сверху вниз. Одет он был, как и четверо крепышей, весьма скромно: темно-серые брюки с кинжальными стрелками, водолазка белей белого и пестрый пиджак, дамы называют такую расцветку «гусиные лапки».
– Здравствуйте. Значит, вы представляете наши «Новости», и если я правильно понял Савву Артемьича… – Вертикальный человек посмаковал Саввино и впрямь «пахнущее русским духом» имя и не удержался от комментария: – Какая прелесть эти старорусские имена! Вы, как я понял, заинтересовались нашей школой! И Савва Артемьич, – теперь он повторил имя менее смачно, – пригласил для предварительной беседы очаровательную Елизавету Алексеевну. – Хозяин школы четко, по-военному кивнул: – Рад приветствовать вас в этих скромных стенах.
Помещение, в котором они находились, менее всего походило на «скромные стены». Лизавета отреагировала на лицемерие мгновенно, как спаниель на утку:
– И как мы можем вас называть в этих скромных стенах?
– Ха, – обозначил смех хозяин. – Меня можно называть Андреем Викторовичем. Если не возражаете.
На этот раз Лизавете не понравился его смех, точнее, призрак смеха – назвать возглас «ха» как-то иначе было трудно. В голосе ее зазвучал яд.
– Что вы, какие возражения. Андрей Викторович – значит Андрей Викторович. Не такая, конечно, прелесть, как Савва Артемьевич, но все же, все же… Вы правильно поняли смысл нашего визита, Андрей Викторович!
– Замечательно, тогда приступим к делу! – Хозяин сделал вид, что не заметил ни язвительного тона Лизаветы, ни жеста Саввы, попытавшегося успокоить вдруг закусившую удила спутницу. Савельев крепко сжал ее руку, а заодно дал взглядом понять, что это – его сюжет и Лизавета попросту не имеет права вмешиваться. Лизавета еле заметно повела ресницами – она действительно повела себя не по-товарищески, столь рьяно бросившись окучивать совершенно не свои грядки.
