Николай Оганесов - Двое из прошлого
Несколько дней спустя, когда уже было обговорено время свадьбы, Тамара убедилась, что предчувствия не обманули ее.
Отец, как всегда, был в отъезде, и Игорь, успевший перенести к ним свой небогатый студенческий скарб, восседал на отцовской кровати, накинув на себя его полосатый махровый халат. Она лежала рядом, положив голову ему на колени.
- Не представляю, - сказал Игорь, перебирая ее волосы, - как мы будем жить под одной крышей с твоим отцом. Может, лучше сразу квартиру снять?
- А что тебя беспокоит? - спросила она.
- Тесно здесь. Квадратов маловато. А наследник появится, что будем делать?
- Ничего, как-нибудь устроимся, - вздохнула она. - Всем места хватит.
- Да и предок у тебя, извини, не того... - продолжал Игорь, - не дворянских кровей. - Заметив, что она хочет возразить, поправился: Ну-ну, ладно, не так выразился, не кипятись. Просто он не из тех особ, с кем вечерком под рюмочку наливки можно уютненько сыграть в подкидного. Согласна?
- Сам ты у меня подкидной, - пробормотала она.
- Нет-нет, что там ни говори, он железнодорожник. - Игорь подул ей в лицо, поцеловал в висок. - Ты только вслушайся: железный дорожник! По-моему, этим все сказано...
Она не осадила его, промолчала, завороженная теплом, исходящим от его мягких ладоней...
Если бы знать, как мало впереди таких мгновений, как редко будут ласковы и нежны его ладони. Не минуло и года, и в пылу ссоры Игорь впервые поднял на нее руку, и она отлетела на ту самую кровать, чувствуя на щеке ожог от хлесткого, злого удара. "Все, конец!" - мелькнуло в помутившемся сознании, но прошла минута, час, день, и в слабости своей, в неизбывной надежде на перемены к лучшему она простила, постаралась забыть и снова готова была на все, лишь бы удержать его рядом. Любой ценой. Как оказалось, даже ценой любви к отцу.
В марте отец переехал к сестре. Игорь бросил университет и поступил на работу. Родилась Наташа. Ни о каком институте, конечно, не могло быть и речи. На веревках, как флаги о ее капитуляции, висели непросыхающие Наташкины пеленки, на плите постоянно что-то кипело, из выварки клубами валил пар, а по всей квартире валялись погремушки, резиновые зайчики и слоны, которые в огромных количествах покупал и приносил отец. Изнурительно-трудные, но и полные мелких радостей полетели дни. Тамаре было не до мужа - она засыпала, едва ее голова касалась подушки, по нескольку раз за ночь вскакивала, услышав Наташкин крик, часами просиживала у кроватки, а утром, пошатываясь от недосыпания, наскоро кормила Игоря и снова бралась за нескончаемые стирки.
Он все позже возвращался домой, все чаще приходил навеселе, оправдываясь деловыми свиданиями, необходимостью, как он говорил, наладить и закрепить контакты, и она, поглощенная заботами о дочери, упустила момент, когда еще могла что-то предпринять, а заметила - было уже поздно. То немногое, что связывало их до рождения дочери, оборвалось. Тамара по инерции еще делала слабые попытки наладить отношения, но наступало время Наташа подросла, ходила в детский садик, дел поубавилось, - и стало до жути ясно, что опоздала: у Игоря появилась своя, обособленная и недоступная ей жизнь, в которой не было места ни ее любви, ни их счастливому, как ей теперь представлялось, прошлому.
Однажды, выйдя из магазина, она увидела его идущим под руку с девушкой в длинном кожаном "макси". Хотела устроить скандал прямо здесь, на улице, но, представив, как смешно будет выглядеть рядом с ними со своей перегруженной продуктами сумкой, отложила разговор на вечер. А дома, стоило ей заикнуться, Игорь с наглой ухмылкой предложил: "Давай разведемся. Расходы, так и быть, возьму на себя".
Что было делать? Подавать на развод? Мало что осталось от ее прежней любви к нему, и все же слишком многое было позади, слишком большой ценой достался ей Игорь. И главное: была еще Наташка - дочь, называвшая его папой. Невзирая ни на что, Тамара продолжала делать уступку за уступкой: все, что угодно, только не развод. Он заночует у товарища - пусть, она промолчит; он пьет - она тоже будет пить!
Так в нижнем ящике серванта появился потаенный графинчик с портвейном. Вечерами, в ожидании мужа, Тамара, морщась, выпивала рюмку-другую и, чтобы как-то заглушить в себе чувство одиночества, подолгу простаивала у зеркала, один за другим примеряя все свои наряды. Многое из недавно купленного жало, не сходилось в поясе, многое успело выйти из моды, однако она с одинаковой аккуратностью вешала одежду на плечики и прятала в шифоньер до следующей примерки. Иногда за этим занятием ее заставал Игорь.
- Все любуешься? - спрашивал он и вытаскивал из портфеля бутылку. Ладно, хоть ты и не заслужила, держи. Купил по случаю - специально для знатоков! "Стременная"!
На ее слабость он смотрел сквозь пальцы. А может, она его даже устраивала. Если дома не было Наташи, они пили вместе, и тогда ненадолго возвращалось что-то отдаленно похожее на прежнюю близость...
Сколько могло длиться такое существование, сказать трудно. Одно она понимала четко: бесконечно это продолжаться не может - за стенами их квартиры шла иная, настоящая жизнь, люди работали, любили, приносили какую-то пользу. Даже семилетняя Наташка как-то спросила: "Мама, почему у нас не так, как у всех?" - "Да потому, - чуть было не ответила ей Тамара, - что у всех семья, а у нас общежитие, куда твой папа приходит только переночевать..." Для нее уже не было секретом, что Игорь нечист на руку, приносит домой гораздо больше, чем выдают в зарплату, да еще умудряется собирать. О сбережениях мужа она узнала совершенно случайно нашла сберегательную книжку, спрятанную в потайном отделении тумбочки. Ее поразило не то, что он это делает втайне от нее, - к этому привыкла, а вопрос: откуда Игорь берет деньги? Ворует?! Что же делать?! С кем посоветоваться? С отцом - не позволяла совесть, сама оттолкнула его. Со Светланой Сергеевной - исключено, та давно потеряла всякий интерес к делам сына. Не идти же самой заявлять в милицию. В прошлом году, обнаружив у него в кармане конверт с тысячью рублями, совсем уже было собралась пойти к его матери, да все откладывала со дня на день, пока грянувшие после Нового года события не избавили ее от этой необходимости. Девятнадцатого Игоря арестовали. Первые дни она крепилась, Наташе сказала, что папа в командировке. С отцом на эту тему не разговаривала. Он сам не выдержал пошел, разузнал, что к чему. Потом несколько раз и ее вызывали в прокуратуру. Вчера тоже...
Тамара почувствовала, как кто-то коснулся ее плеча.
- Не стой на сквозняке, простынешь, - сказал отец, отводя глаза от ее заплаканного лица.
Похоже, все это время он стоял в подъезде рядом с ней. Она отвернулась, вытирая щеки подолом фартука.
- Не надо, доченька, - пробормотал он, - успокойся. Пойдем в комнату, здесь холодно.
Она послушно направилась к двери, у порога приостановилась, намереваясь сказать ему что-то важное, необходимое, но слов не было.
- Ничего, ничего, - смешался он и тут же, изменив интонацию, командирским голосом, чтобы его услышала внучка, распорядился: - Наталья, я беру тебя с собой. А ты, - он повернулся к Тамаре, - через полчасика выгляни во двор. Приедут грузчики с машиной. Без нас не приступайте.
Испытывая безотчетное облегчение, к которому примешивалась робкая радость от мимолетно возникшей былой близости к отцу, она проводила их на прогулку и, подойдя к окну, прижалась к холодному стеклу, чтобы ненадолго увидеть удалявшиеся к воротам фигуры - одну высокую, в тяжелом драповом пальто, другую вдвое ниже, в коротенькой цигейковой шубке...
Будильник показывал четверть десятого.
Тамара обошла квартиру, проверила, все ли собрано, и присела на чемодан. Мысли ее незаметно вернулись к последней встрече со следователем. Все, что она узнала об Игоре за три предшествующие недели, отложилось в сознании одной страшной фразой: он обвиняется в убийстве!
Поначалу в голове не укладывалось: как он оказался способным пойти на такое? Должно же быть какое-то объяснение. Очень скоро ответ нашелся. Она поняла, что это и есть та самая изнанка его жизни, о существовании которой она догадывалась, та скрытая деятельность, доступ к которой Игорь закрыл ей раз и навсегда. Суета, манипуляции с дефицитными оправами, его "контакты", лишние рубли, деловые и неделовые свидания - все, чем он занимался последние годы, на поверку обернулось не знанием законов, по которым складывается жизнь, а полнейшим крахом.
Поэтому Тамара не удивилась, узнав о нечистых делах, связывавших мужа с Волонтиром. О соседе следователь расспрашивал ее особенно подробно. А что она знала? Что он пил беспробудно? Об этом знали все. Летом, бывало, так и засыпал пьяным, сидя на лавочке у своего флигеля. Что работал сторожем? Это тоже известно.
Припомнилось, как несколько лет назад Нина Ивановна, соседка, говорила, что Волонтир предлагает ей обмен, и советовалась: меняться ей с ним квартирами или нет? Тамара ужаснулась, представив, что, возможно, придется жить дверь в дверь с запойным пьяницей, и отсоветовала Щетинниковой. Правда, старушка и сама вряд ли серьезно относилась к волонтировскому предложению, скорее поделилась по-соседски новостью, и все же Тамара успокоилась только после того, как Игорь сообщил, что обмен окончательно расстроился.
