Маргарет Форд - Уик-энд
Глядя на её лицо, в котором появилась новая твердость, на её светящиеся глаза, он подумал о том, что она обладает безудержной, изощренной фантазией. Увидел неясный рисунок весьма непристойного гобелена, возникшего в её сознании. Мечту о гротескном, духовном оргазме. Все во имя искусства.
- Нам нет нужды объявлять о том, что мы расстаемся, - невозмутимо произнесла она. - Для тебя будет гораздо лучше, если мы сохраним какой-то фасад.
Он слушал, с трудом сдерживая смех и испытывая облегчение. В его голове появилась дюжина идей. Он может продать загородный дом, перебраться в меньшую квартиру, отказаться от второй машины, зажить более спокойной, размеренной, дисциплинированной жизнью без сцен с криками и летающих пепельниц.
- Все это после похорон, - добавила она.
Похороны. Конечно, состоятся похороны. Он не подумал об этом. Он думал лишь о предстоящих беседах с полицейскими и собственном поражении. Господи, Морин в роли феникса, возрождающегося из пепла. Снова на гребне волны, в центре внимания. Невероятно!
Он услышал звук мотора приближающейся лодки и понял, что скоро здесь появится полиция. Морин с невозмутимым видом лежала на кровати, точно львица на могиле.
Как абсурдно, подумал он, глядя на жену, что мое сокрушительное поражение оборачивается её победой.
* * *
Прилетев назад в город и расставшись с Морин, готовившейся к новой карьере музыкального медиума, он захотел увидеть Реану.
Эта идея пугала его. Некоторым людям опасно стоять на крыше высокого здания и смотреть вниз; других гипнотизирует рев Ниагарского водопада; для третьих опасность заключается в конкретном человеке. Он избежал Поппи, но собирался подвергнуть себе большей опасности.
Он отправится к Реане. Настоящего не существует, сказал он себе, поскольку к нему всегда примешиваются воспоминания о прошлом и видения из будущего.
Он разыщет её (он знал, где она находится, он всегда телепатически знал, где она, что делает, больна или здорова, счастлива или печальна) и снова окажется втянутым в её магнитное поле - неудержимо, как железный сердечник.
Между ними существовало заряженное пространство. Их разделяла невидимая, но прочная стена. Реана была запретным плодом. Племенные традиции запрещали ему любить Реану (она была дочерью его брата), но он не знал этого, когда влюбился. Из-за неё он не мог полюбить другую женщину до этого уик-энда с Поппи. Реана всегда стояла между ним и любой реальной страстью к женщине. Поппи прорвалась сквозь этот барьер, но их разлучил другой страх. К чему он пришел сейчас? К исцелению?
Он должен увидеть Реану и выяснить это. Он чувствовал себя, как алкоголик, испытывающий соблазн проверить себя одной рюмкой. Он хотел знать, возродятся ли после первого брошенного на неё взгляда все старые реакции: надежда, радость, отчаяние, ощущение табу, наложенного тысячелетней традицией.
Он отчетливо помнил, как выглядело лицо его отца - оно показалось Рику похожим на морду огромной обезьяны, - когда он заговорил о предложении, сделанном им Реане.
- В конце концов, - рассудительно заметил Рик, - вы с мамой удочерили её. Мы не являемся кровными родственниками. Если бы её удочерила другая семейная пара, я бы мог на ней жениться. Неужели ты не понимаешь? Лишь глупый несчастный случай сделал её членом моей семьи.
Осенью он отправлялся в университет. Он провел с Реаной все лето, открывшее им правду. Реана была на три года моложе Рика. Все восхищались тем, что священник, имея семерых собственных детей, удочерил эту девочку. Реана стала последним украшением семьи Сильвестеров. Она даже слегка походила на них - так говорили люди. У неё были такие же золотистые волосы и лучезарная улыбка. Чудесное совпадение для Сильвестеров.
Они приближались к этому моменту все лето. И все предыдущие годы, когда делились друг с другом секретами, были заговорщиками на церковных благотворительных базарах, провокаторами в воскресной школе, ангелами в хоре и бесенятами в классе. Господи Иисусе! Они понимали друг друга без слов. Он помнил её глаза, цвет которых напоминал то небо, то морскую волну, то лепестки горечавки; иногда они были до боли синими, пронзительно-синими.
Он остался на это лето у родителей, чтобы помочь отцу с ремонтом дома - большого кирпичного здания, комнаты которого напоминали залы для общественных собраний; потолки и стены всегда нуждались в штукатурке и покраске. Вокруг него росли дубы и высокая трава, которую следовало косить. Окна были мутными от пыли, цветы - неухоженными. Так выглядели многие усадьбы священников. Великие пожиратели времени и денег, постоянно требовавшие к себе внимания.
Однажды под вечер он и Реана устроили пикник возле ручья на поле. Рик без всяких прелюдий произнес:
- Я собираюсь сказать отцу.
- Да. Мы не можем больше так продолжать.
Им не было нужды вдаваться в детали. Спорить.
- Сегодня, - сказал он.
Привычка помешала ему обнять её. Они словно нуждались в разрешении отца, в его согласии. Мудрый старый человек скажет - да, это просто случайность. Ее могла удочерить любая другая семья.
Рик заговорил с отцом, который готовился в своем кабинете к очередной яростной проповеди. Выражение, появившееся на лице священника, потрясло юношу. Глаза отца возмущенно сверкнули, его кожа приобрела зеленоватый оттенок.
- Ты не соображаешь, что говоришь! - закричал отец.
- Я знаю, что говорю. Знаю, что будут говорить люди. Но ведь я уезжаю учиться. Мы все равно не будем жить здесь. Ведь это на самом деле не кровосмешение.
Он наконец произнес это слово.
- Это кровосмешение, - сказал отец.
- Нет.
- Она - дочь Майкла.
Прошло несколько секунд, прежде чем он понял услышанное. Майкл был его старшим братом, их разделяли семнадцать лет. Майкл работал адвокатом в другом городе.
Дочь Майкла. Он посмотрел на отца, как бы оценивая его психическое здоровье. Священник заговорил хрипло, с трудом произнося слова.
- Майкл - её отец. Ему было двадцать. Понимаешь? Девушка тоже училась в университете. Они оба не могли пожениться. Не хотели. Мы взяли ребенка. Нам пришлось сделать это. Ты видишь, как она похожа на нас. Господи, ты слепой?
Дочь Майкла.
Эти слова поразили его. Она была не чужой девочкой из незнакомой семьи с безликой матерью и неизвестным отцом. Дочь Майкла.
На него навалилось чувство огромной вины, от которого он не мог избавиться. Он старался не видеть Реану. Чаще всего ему это удавалось. Он ухаживал за другими женщинами и наконец женился. Добился успеха. Он все ещё был честолюбив. Возможно, теперь, после любви к Поппи, точнее, после их близости (его отношения с Реаной были платоническими, духовными), он исцелился. Он хотел это знать. Хотел увидеть Реану. Потом ему предстоит забыть Поппи и заняться книгой, врачебной практикой, своим политическим будущим. Но прежде всего он должен увидеть Реану.
На рассвете Бакстер плыл на "Адмирале Бирде" по озеру; за ним следовала лодка полиции. Впереди появился остров, затем возникли очертания дома, причала, другие детали комфортной жизни.
- Вот это местечко! - воскликнул молодой полицейский.
Его звали Эллис; он был красивым парнем с нежным гладким лицом и наивными ясными глазами.
- Да. Эти богачи неплохо устроились. Я бы не отказался порыбачить здесь несколько дней!
Второй полицейский, Синклер, был старше Эллиса; он постоянно носил солнцезащитные очки. Он вечно страдал от похмелья и имел сварливую жену; ему не хватало веры в себя.
- Зачем такому парню, как Конелли, убивать себя?
- Возможно, произошел несчастный случай. Не думай заранее, что это самоубийство. Мы не знаем, - сказал Синклер.
Но он знал. Со слов Бакстера. Судя по описанию Бакстера, ружье было нацелено. Синклеру довелось однажды увидеть человека, который уперся концом ствола себе в небо. Голову разнесло в клочья. Там было море крови.
- Если это несчастный случай, почему ружье оказалось заряженным? захотел узнать Эллис, когда они приблизились к пристани.
Он беспокоился не слишком сильно. Он был уверен в том, что способен справиться с любой ситуацией.
- Слушай, эти богачи напиваются, падают со своих чертовых яхт, забывают наполнить баллоны воздухом, когда отправляются под воду. Или ради забавы целятся друг в друга из антикварных ружей. Так уж они устроены. Они - сумасшедшие.
Синклер сожалел о том, что это был его рабочий день. Он шагнул на причал и привязал лодку. Да, сегодня у него не выходной. Господи, как он не любил иметь дело с такими трупами. Потом не избавишься от запаха.
- Да, наверно, опасно иметь столько денег, - задумчиво произнес молодой полицейский.
- И все же я бы рискнул, - отозвался Синклер, глядя на дом сквозь зеленые очки.
- И я тоже.
Они зашагали вслед за Бакстером по причалу, потом начали подниматься по каменным ступеням к дому.
