Маргарет Форд - Уик-энд
Он женился на добропорядочной девушке. (Он никогда не испытывал соблазн поступить иначе.) Гвен была хорошенькой, но не слишком; она обладала хорошими манерами, одевалась со вкусом, но без блеска. У неё был приятный голос, и она унаследовала от отца 132 204 доллара, которые разумно вложила с помощью консультанта. Гвен родила ему двух обыкновенных сыновей. Они не отличались талантами и не были умственно отсталыми. Во всяком случае, так казалось Сидни, когда он думал о них.
По окончании колледжа он основал практику в пригороде и начал процветать. Он был спокойным, бесстрастным человеком, внушавшим доверие. Его собственность и инвестиции были теперь объединены с собственностью и инвестициями Гвен, так что в случае развода у супругов возникли бы серьезные финансовые проблемы. Но он никогда не испытывал желания расстаться с Гвен. "Мы посланы на эту землю не для счастья." Он рано усвоил эту мудрость. Кажется, так сказал Шопенгауэр. Поэтому Сидни не ждал от жизни великого счастья. Он лишь хотел избегать бед.
Он всегда избегал осложнений, сопровождавших жизнь Сигрэмовской шайки, как он называл это общество. Он видел этих людей лишь потому, что они были его соседями по озеру Паудеш, и никогда не стремился подружиться с ними поближе. В рабочее время он видел стольких людей, обремененных проблемами, постоянно совершавших глупые поступки, разрывающихся на части под давлением обстоятельств, что ему совсем не хотелось сходить со своей безопасной жизненной тропинки.
Обычно он приезжал на озеро один, потому что Гвен не любила это место, а дети оставались дома, где у них были собственные друзья, хобби и развлечения. Сидни это не огорчало. Он любил проводить здесь время в одиночестве, читать, ловить рыбу по утрам, гулять по лесу. Он заряжался энергией для очередной напряженной недели. Для общения с больными и здоровыми людьми. В редкие моменты рефлексий он спрашивал себя, кто раздражает его сильнее: здоровые, считающие себя больными, или больные, отчаянно желающие считать себя здоровыми.
В большинстве случаев ему удавалось держать пациентов на расстоянии, не привязываться к ним, но иногда разделявший их занавес падал. Как, например, в четверг, когда он отправился в больницу навестить Бенни Литтона. Бенни лежал там с распухшими ногами и обезображенным лицом. Только глаза напоминали о том, что это - живой человек. Бенни умирал от цирроза. Когда Сидни подошел к изножью его кровати, в горящих глазах Бенни появился немой вопрос. Губы не шевелились. Он не издал ни единого звука. Только глаза спрашивали: "Доктор, я умираю?" Сидни Голаб не ответил - во всяком случае, вслух. Однако его глаза, очевидно, сообщили Бенни правду: "Да, ты умираешь." Бенни сомкнул веки, по его щекам потекли слезы. Ему хотелось жить, хотя он почти всегда страдал алкоголизмом, часто менял место работы и редко видел в жизни счастье. Тем не менее он хотел жить. Профессия врача открывает человеку, как отчаянно цепляется за жизнь большинство людей. Конечно, кроме самоубийц, но Сидни считал их сумасшедшими.
Он не понимал напряженной бессмыслицы существования Сигрэмовской шайки. Сам он постоянно поддерживал в себе душевное равновесие. Он хорошо понимал некоторые проблемы этих людей, но их образ жизни вызывал у него чувство неприятия, потому он сохранял дистанцию.
Несчастный случай на воде бросил его в эпицентр их существования. Теперь Сидни был участником инцидента, он занимался поврежденной ногой Морин, присматривал за пережившим сердечный приступ Харри. В ближайшее время он мог оказаться втянутым в какую-то эксцентричную выходку Макса Конелли. Он боялся, что после нынешнего уик-энда эти люди останутся в его жизни; эта мысль беспокоила Сидни.
Поэтому он весьма неохотно последовал за Лайлой Конелли в библиотеку для дружеской беседы, как она это назвала. Ему показалось, что она слегка пьяна.
- Я могу поговорить с вами наедине, доктор?
Она закрыла дверь. Он услышал свой голос. Сказал, что будет рад поговорить с ней. Он сознавал, что это ложь.
Она села напротив него так близко, что он ощутил густой аромат её духов, увидел тщательный макияж вокруг глаз. Она скрестила ноги, обтянутые зелеными шелковыми брюками и нервно покачала обнаженной ступней в плетеной сандали. Когда она попыталась прикурить сигарету, он заметил, что у неё нарушена координация.
- Как себя чувствует Харри? - начала она. - Это был сердечный приступ? Серьезный? Он поправится?
- Харри, кажется, чувствует себя неплохо.
Это была обычная врачебная уклончивость - полуложь, полуправда.
- Похоже, он пережил сердечный приступ, но ему следует сделать ЭКГ. Тогда можно будет сказать точнее.
- Надеюсь, приступа не было. Я очень испугалась, увидев Харри в таком состоянии.
- Да, это всегда пугает.
- Ему придется прервать работу?
- Нет, конечно, нет. Однако он должен поберечь себя.
- Вы понимаете, что на самом деле я хочу поговорить с вами о Максе. Вы видели его сегодняшнее поведение. Наверно, вы полагали, что он угомонится после гибели катера. Обычно Макс не пьет так много. Он не может это делать. Иначе он не смог бы играть. Это для него крайне вредно...
- По-моему, просто невозможно.
- Я не представляю, что он способен сделать.
- Он когда-нибудь говорил о самоубийстве?
Она удивленно посмотрела на врача. Никто не хочет рассматривать возможность самоубийства, подумал Голаб. Ему показалось, что он напрасно тратит время на Лайлу.
- Макс часто говорит о смерти.
- Он ведет себя, как человек, у которого есть серьезные проблемы. Почему бы вам не проконсультироваться с Сильвестером? Он - психиатр.
- Макс не верит в психиатрию. Он всегда говорит с Риком в оскорбительном тоне. И все же я думаю, что вдвоем с Риком вы смогли бы уговорить Макса принять сильное успокоительное...
- Я не могу ничего назначить Максу, пока он не обратился ко мне.
- Возможно, Рик способен убедить его.
- Исходя из ваших же слов, я нахожу это маловероятным. Мы не можем принудить его к чему-то. Он способен решать за себя.
- Но я знаю, что если он хорошо отдохнет, то завтра будет спокойным. У Макса бессонница. Он страдает ею постоянно.
- Вы знаете, где сейчас Сильвестер?
- Именно в эту минуту? Господи, нет. Это место - ловушка. Харри так все и задумывал. Райский сад с современными катерами.
Он заметил её сонливость. Он не видел бокала в её руке и решил, что она не пьет.
- Вы принимаете транквилизаторы?
- Валиум. Я проглотила дополнительную пилюлю.
Дополнительную пилюлю, подумал он. Третью дополнительную. Все эти люди прибегают к передозировке. Им нельзя доверять. Он заметил, что она борется со сном, словно его вопрос встревожил её.
Она резко сменила направление беседы. Встала, прошла мимо Голаба, повернулась, словно диктуя письмо.
- Макс сочинил вчера вечером нечто замечательное. Я слышала не всю вещь, но успела понять, что она очень хороша.
- Он назвал это его реквиемом.
- Он так сказал? До моего прихода?
- Да, но мы не придали этому большого значения.
- Тогда мы должны помочь ему. Неужели вам не ясно, что это значит? Он думает, что скоро умрет. Господи, вы должны понять, что он не шутит! Вы не можете бездушно соблюдать вашу врачебную этику в такой ситуации. Мы должны что-то сделать.
Она разволновалась.
- Я не могу заставить его.
- Вы должны. Нам необходимо разыскать Рика, найти Макса, и... разве вы не видите, что он беспокоится из-за своего произведения? Гадает, удалось оно ему или нет. Люди, подобные Максу, постоянно терзают себя...
Пол комнаты вздрогнул - снизу донесся звук выстрела. Лайла покачнулась, словно пуля попала в нее. Затем они оба бросились к двери так стремительно, что едва не столкнулись. Голаб неловко посторонился и открыл дверь. Они побежали в направлении выстрела.
* * *
Обнаружила его Морин.
Из-за своей ноги она осталась в гостиной и наблюдала странное поведение людей так, словно все происходило на телеэкране. Макс, размахивающий саблей, его атака на инструмент, сердечный приступ Харри все это казалось нереальным. Наконец она поднялась, вытащила себя в патио. Остальные люди тоже разошлись. Нога Морин болела. Она выпила слишком много джина. Или она поглощала сначала виски с джином, затем только виски? Она не могла вспомнить. В какой-то момент, приготовив себе очередную порцию, она осталась одна на диване.
Она ждала прихода Рика. Она была очень печальной после музыки Макса и надеялась, что он вернется и увидит её состояние. Если не он, то Рик или кто-то еще. Но все ушли, оставив её. Теперь они волновались за Харри. Словно дом поразила чума.
Она допила напиток, и её охватила сонливость. Засыпая, она по-прежнему думала о Максе, в её душе смешались желание и злость, обида и возмущение. Она проснулась внезапно, словно какой-то звук проник в её сны. Комната была пуста, за окнами стемнело.
В первый момент она вспомнила слова Макса: "Это мой реквием."
