Леони Суонн - Гленнкилл
— Неве… Верно! — обрадовался Мельмот. — Вы научились! Внимательность к деталям зависит от вас самих. Если вы сейчас все бросите, то потеряете очень много. А внимательный Отелло выживет.
— Но Габриэль… — осторожно начала Сара, но Мельмот оборвал ее:
— Внимательность поможет вам понять подлинные мысли двуногих. Лицемеры и предатели, они ничего не смогут вам сделать, если вы будете внимательны.
Мельмот изучающе посмотрел на овец, выясняя, поняли ли они его. Но те благодаря стараниям Джорджа имели большой опыт по части изображения «понимающего вида», и Мельмот понял, что раскусить их непросто.
Практическая часть занятия началась куда менее увлекательно, чем они себе представляли. Первое задание состояло в том, что нужно было внимательно осмотреть большой круглый камень и разозлиться на него, потому что он был потенциально опасен.
— Но камни не опасны! — заявила Хайде.
— Не заблуждайся! — буркнул Мельмот. — Если он полетит тебе в голову, сможет тебя убить.
Мельмот хихикнул, как от удачной шутки. Хайде испуганно отпрянула.
— В том-то и дело, что мы считаем камень неопасным, — объяснил Мельмот. — Но даже ягненок будет внимательным, если речь пойдет о его шкуре.
Овцы с ненавистью уставились на камень, и если бы он был более мягкой породы, то непременно рассыпался бы под их буравящими взглядами. А между тем разразилась сильная гроза. Камень блестел в свете молний. Гремел гром, с овец стекала вода.
Первой потеряла терпение Хайде.
— Я не хочу больше быть внимательной, — проворчала она. — Я хочу научиться присматривать за овцами, защищать их, как ты. Я хочу научиться быть опасной.
— Пока ты не научишься защищать себя, ты никого защитить не сможешь, — ответил Мельмот. — И ты уже опасна. Для себя. Как только ты научишься быть безопасной для себя, ты сможешь стать опасной для других. Все просто, правда?
Не все овцы научились в этот день «искусству внимательности, великому, как небо, широкому, как ноздри», как говорил Мельмот, но все же кое-чему научились. Мод выяснила, что может спать с открытыми глазами среди бела дня. Моппл понял, что может полдня прожить без еды, Сара научилась стряхивать мух, подрагивая мышцами и не прибегая к помощи ушей, а Хайде, как оказалось, могла помолчать. Начало было положено, Мельмот был ими доволен.
Потом, когда воздух после грозы стал чистым и благоухающим, Мельмот предложил им конкретные задания. Например, они должны были ходить у обрыва и следить за каждым своим шагом. За всеми их действиями с уступа наблюдала Зора. Потом Мельмот велел им стащить со ступенек вагончика насквозь промокшую шляпу Габриэля, которую он забыл, убегая в сарай при первых же раскатах грома.
Овцы выполняли задания быстрее, чем понимали их суть. Они заметили, что перестали трусить, потому что на страх не оставалось времени.
Разумеется, были и накладки. Моппла нечаянно сбили с ног. Хайде поперхнулась, потому что от избытка внимательности трава попала «не в то горло».
Ближе к вечеру Мельмот стал учить их не совсем овечьему делу. Он сказал, что они не должны давать себя пасти.
— Но у нас не получится, — проблеяла Лейн. — Ноги сами идут.
— Ноги идут, потому что вы позволяете им идти, — заявил Мельмот. — Двуногие пасут вас только потому, что сами о себе вы позаботиться не можете. Забудьте о стаде. Забудьте о собаках. Паситесь сами.
Овцы тренировались до самых сумерек. Мельмот взял на себя роль овчарки и с диким блеянием скакал вокруг них, взвихряя землю. А им нужно было просто стоять на месте и не обращать на него внимания.
Вскоре все выбились из сил.
— Мы скоро закончим? — спросила Мод.
— Закончим что? — Мельмот нетерпеливо посмотрел на Мод.
— Учение, — проблеяла Сара.
— Нет! — отрезал Мельмот.
— А когда мы закончим? — застонал Моппл.
Все тело у него болело, спины он уже просто не чувствовал. Но странно — есть ему совсем не хотелось.
— Ты и впрямь круглый баран, — сказал ему Мельмот. — Все сомневался. Посмотри на Мельмота, который весь мир обошел. И поверь ему, что не было еще ни одного дня, когда бы он чему-нибудь не научился. Ни одного дня и ни одной ночи.
Моппл застонал. Теперь им придется забыть о привычном ночном отдыхе. Он настраивал себя на то, что впереди у них такая же напряженная жизнь. Но Мельмот еще не закончил.
— Учиться можно везде. Даже во время сна. Можно и за едой. Прямо сейчас.
Все тут же согласились, что в вечерних сумерках учеба пойдет отлично. Потом они перебрались в сарай, чтобы продолжить учение во время сна. Хотя они очень устали, заснуть им никак не удавалось. Моросил дождь, трепетали в темноте листья живой изгороди. В сарае, напротив, было непривычно тихо. Овцы думали о чужом баране и чужой отаре, о камнях и пастушьей шляпе, о проволочной ограде и обо всем сразу. Они боялись погрузиться в сон. Даже крик сыча заставлял их нервничать. Вдруг у двери раздался какой-то шорох. Овцы сбились в углу, но это вернулся Мельмот, черной тенью восстав на пороге сарая.
— Вы не учитесь, — сказал он. — Вы не спите. Что случилось?
— Страх, — ответила Мод.
— Страх, — заблеяли остальные овцы.
— Страх не тут, не внутри. Страх там, снаружи, не так ли?
Он был прав. Страх был там, где были Габриэль, мясник и все мясоеды на свете.
— Вам нужно его прогнать, — сказал Мельмот. — Это упражнение. Вы увидите, на что вы способны.
Мельмот снова руководил.
Сара, Клауд и Мод должны были стоять под Вороньим деревом и подслушивать ночные мысли птиц. Рамзес, Лейн и Корделия займут пост у норы под сосной и будут слушать, о чем бормочет внизу холодное море. Зора будет смотреть в небо и представлять себе, что смотрит не вверх, а вниз, в пропасть, необъятную, как небо. Хайде останется в сарае в полном одиночестве и будет сторожить тишину.
Отелло, Мапл и Моппл должны были отправиться в деревню, найти там мясника и смотреть на него до тех пор, пока не перестанут его бояться.
Все еще моросило. Капли воды стекали по оконному стеклу. В каждой из капель отражался свет, идущий из глубины комнаты.
Мисс Мапл, Моппл и Отелло стояли у окна. В комнате за столом сидели Длинноносый и Мясник. Между ними стояла коричневая бутылка и два стакана с золотистой жидкостью.
Хэм, подпирая подбородок своими большими ручищами, пялился на Длинноносого.
Тот сидел, сунув нос в стакан с жидкостью.
— Это все кокетство, — сказал он, — бабская суетность. Они красят волосы и натягивают на себя узкие тряпки, а ты вынужден отводить глаза. Это несправедливо.
— Кейт не красит волосы, — сказал Хэм. — У нее все натуральное.
— Несправедливо, — повторил Длинноносый. — И мне очень плохо при этом. Душевные муки. Ты понимаешь, как мне плохо?
— Послушай, если я пью с тобой, можешь себе представить, как паршиво мне.
Длинноносый кивнул.
— Ты, может быть, думаешь, что нравишься мне? Многие годы ты превращаешь мою жизнь в ад, и все из-за…
Он печально покачал головой.
— Но я же должен кому-нибудь рассказывать, — возразил мясник, — чтобы не сойти с ума.
Голос у него был густой, как патока.
— Был бы жив Джордж, я пошел бы к нему. Джордж умел держать язык за зубами. Не слишком ему это помогло, бедняге. А тебе, мой милый, придется держать язык за зубами, хочешь ты этого или нет.
Длинноносый вымученно улыбнулся:
— Моя бренная плоть! Ты знаешь, каково это, изо дня в день толковать людям про небеса, точно зная, что их уже ждут в аду, ждут не дождутся? Да ладно, если бы ждали, как же! За мной они приходят, лично.
— А ты думаешь, я сам свалился со скалы? Да? Вот так просто свалился и все? Старину Хэма подвели ноги?
Хэм сердито смотрел на Длинноносого.
Тот, похоже, ожидал другой реакции. С минуту он смотрел мяснику прямо в глаза, потом закивал головой часто и энергично. Он был в этот момент очень похож на большого индюка.
— Они страшные. Прямиком из ада. Вопли и скрежет зубовный на веки вечные, и все из-за этой чертовой плоти…
Мапл и Моппл переглянулись. Длинноносый, похоже, понял, что это как-то связано с профессией мясника, ведь плоть — это мясо. Но мясник не поддержал его.
— Я думаю, это были простые овцы, — сказал он. — Я бы не забил ни одной лошади. Или осла. У осла есть крест на спине. Под шерстью. На осле Господь въехал в Иерусалим в Вербное воскресенье. Крест — это знак. Но овцы? Они ведь для этого созданы. Их для этого и выращивают. Тут нечего мучиться угрызениями совести, думал я. Чистая смерть, а потом на витрину. Все просто. Но потом, потом…
Толстые, как сосиски, пальцы мясника выстукивали на столе какой-то дикий ритм.
Длинноносый молчал. На носу у него повисла прозрачная капля. Пальцы мясника перестали стучать. Какое-то время было тихо, и овцы могли даже слышать стук дождя по подоконнику, легкий и нервный, стук мышиных лапок по деревянному полу. Потом Хэм схватил бутылку и яростно наполнил стакан золотистой жидкостью до краев. Хэм покачал головой.
![Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]](/uploads/posts/books/13678/13678.jpg)
