Наталья Андреева - Самая коварная богиня, или Все оттенки красного
– Лежи, отдыхай, – ласково улыбнулся Эдик. – Поспи.
И Майя послушно закрыла глаза.
Эдуард Оболенский, насвистывая, шел по коридору. На веранде метнулись две тени, и только когда шаги стихли, Настя продолжила допытываться:
– Миша, почему ты сказал, что я была с тобой в гараже?
– А разве не так?
– Нет. Это я сидела там и ревела, а тебя не было. Я к тебе пришла, потому что больше не к кому.
– Я там был.
– Как так? – растерялась Настя.
– Нам надо быть заодно, поняла? Я твое алиби, а ты мое. Учись у этого гада, у Эдика, ловко он дельце-то обтяпал.
– Эдик не убивал!
– Он подстроил так, что его отца убили. Скажи правду: ты брала пистолет? На нем есть твои отпечатки, да?
Настя не смогла ничего сказать, только кивнула. Миша обнял ее и притянул к себе:
– Ты, главное, молчи. Маруся тоже держала в руках пистолет. Да мало ли кто еще его брал? Тебе-то зачем убивать? Вали все на девчонку. А ты была со мной, когда Листова убили, и точка. А уж я – могила!
Настя слегка замялась, потом все же сказала:
– Один человек знает, что я была в кабинете.
– Понятно, – мрачно посмотрел на нее Миша. – Понятно, какой человек. Так и знал, что это он все подстроил! Чужими руками, значит, управился. Давно хочу дать ему по морде. Свернуть ему нос, чтобы он стал уродом и ни одна баба на него бы больше не посмотрела! – Шофер сжал кулаки.
– Не надо!
– Надо. Не переживай: я разберусь.
– Он тебя не боится.
– Забоится.
– Миша, не об этом сейчас нужно думать. Кто-то должен сесть за убийство.
– Девчонка и сядет.
– Но ей нельзя в тюрьму! Что тогда будет с нами? Со мной, с тетей Нелли? Что будет с этим домом? Маруся ведь осталась единственной наследницей. А я уже придумала, как все устроить. Она будет писать картины, тетя Нелли устраивать ей выставки, Веригин строчить хвалебные рецензии, и все опять будет как при Эдуарде Листове. Мы все отлично заживем. А ты хочешь, чтобы Марусю посадили! Ты хоть знаешь, сколько ей дадут за убийство?!
– Да черт с ней! Настя, надо начать жить заново, работать, заиметь свою собственную квартиру или дом. Надо взрослеть, детей рожать.
– Каких еще детей?!
– Я заберу тебя отсюда. Я ведь люблю тебя. Пусть сами разбираются. Ты была со мной в гараже, и точка. Так что? Пойдешь со мной?
– Что ты такое говоришь? – расплакалась она.
– Ну, все, Настя, все. – Миша погладил ее по плечам. – Хочешь, завтра же заявление в загс подадим?
– Я не знаю… Неожиданно как-то.
– Пойдем ко мне в комнату? Никто тебя там не найдет, посидим, чайку попьем. Пойдем, Настя. Я по-честному хочу. Неужели я тебе так противен?
– Мне надо к тете!
– К тете? Зачем?
– Надо. Я… потом к тебе приду.
– Обещаешь?
– Да.
– Ладно. Я пока найду этого хмыря и потолкую с ним.
– Миша, не нужно! Не трогай его!
– Теперь я его точно трону! – мрачно сказал Миша. – Сука, вечно он стоит на моем пути!
Они разошлись в разные стороны. За Эдика Настя не боялась, Миша еще не понимает, с кем связался. Это на вид Эдуард Оболенский похож на картинку из глянцевого журнала. Изнеженный красавчик, не мужчина, а сахарная вата. Но это только на вид. Мускулы у него стальные, это Настя почувствовала, когда Эдик ее обнимал. И реакция отменная. Эдик ведет жизнь волка, он умеет и выслеживать, и прятаться, а когда надо, показывать зубы. И уж конечно, он умеет рвать врага на куски.
Она невольно застонала. Неужели вместо Эдика с ней теперь будет этот мужлан? Никаких чувств к нему нет, он всего лишь шофер, обслуга. Рожать ему детей?! Какой кошмар! Может, и самой придется пойти в какие-нибудь учительницы, вставать каждый день засветло, идти на работу, слепнуть вечерами над тетрадями, томительно ждать отпуска, чтобы поехать отдыхать. В какой-нибудь Геленджик. Да и на Геленджик денег не будет. А как же Ницца, Канны, Ибица? Выставки в Париже, куда можно пробиться лишь с Марусиным талантом при поддержке Веригина и тети Нелли?
Тетя Нелли… Кем-то придется пожертвовать, чтобы сохранить главный актив: Марусю. Крепко посадить ее на крючок. Девушка всю жизнь будет признательна за то, что ее спасли от тюрьмы. В голове у Насти родился план.
– Тетя Нелли!
Она в своей комнате, наверное, собралась принять снотворное.
– Настя, что случилось?!
– Я выхожу замуж за шофера, – горько сказала Настя.
– Что?!
– Это ты во всем виновата! Ты!
– Настя! Опомнись!
– Ведь ты была в кабинете. Я все знаю.
– Знаешь? Откуда?
– Какая разница? Ты там была. И я знаю, о чем вы разговаривали с дядей Георгием. Ты должна во всем признаться.
– Признаться? В чем?
– Вы ссорились. Ты не хочешь отсюда уезжать так же, как и я. Это вышло… случайно. Разве тебе много присудят? Мы денег дадим. Маруся даст. Наймем лучших адвокатов. Может быть даже, тебе дадут срок условно, поскольку убийство было непреднамеренным. Ты ведь не хотела его убивать. Просто так вышло. Случайно.
– Настя! Что ты такое говоришь?!
– Ты посидишь немного в тюрьме и выйдешь. Совсем немного. Чуть-чуть, тетечка. А может, это он сам? Случайно выстрелил, когда ты хотела забрать пистолет? Правда? Ведь можно это устроить?
– Настя!
– Тетя, ты должна это сделать ради меня. Ты всегда говорила, что я тебе как дочь. Вот и сделай свою доченьку счастливой.
– Ты была в студии, когда убили Георгия?
– Да.
– И что ты там делала, Настя?
– Какая разница? Может, я тоже хотела с ним поговорить?
– Ты с Георгием?! О чем?!
– Я разве не член семьи?
– Значит, ты была в студии. Или… даже в кабинете?
– Ну и что?
– На оружии есть твои отпечатки?
– Да.
– И ты хочешь, чтобы я села в тюрьму?
– Я же сказала: тебя могут и условно осудить, – огрызнулась Настя. – Ты главное, признайся.
– А если я не хочу?
– Даже ради меня не хочешь?!
– А я мало для тебя сделала? О господи, Георгий был прав: ты давно уже не ребенок! Тебе двадцать восемь лет! Ты не работала ни дня, даже не представляешь, как это делается! Я тебя баловала, оберегала от всего. А ведь я тебе не мать. Я вспоминаю, как легко ты предала Тоню. Когда я сказала, что девочка может жить с нами, со мной и Эдуардом в большом доме, учиться в хорошей школе и практически без экзаменов, по протекции, поступить в престижный институт, твоя мама была против. Ведь и у нее, кроме тебя, никого не было. Но ты уже тогда понимала, что легкая жизнь на всем готовом лучше ежедневного, изнуряющего труда. Ты не хотела, чтобы тебе чуть-чуть помогли. Ты хотела все и сразу. Все самое лучшее.
– Все хотят!
– Но далеко не у всех находятся богатые глупые бездетные тетки, изголодавшиеся по материнству. Матери себя так не ведут, они не стесняются отшлепать свое чадо, когда оно зарывается, не боятся отругать. А я все время: «Да, Настя, хорошо, Настя, что ты, Настенька, хочешь?» Вот и получила! Что ж, спасибо тебе!
– А для кого тебе жить? Подумаешь, отсидишь пару лет!
– Какая ты жестокая, оказывается!
– Я нормальная!
– Вы с Эдиком друг друга стоите.
– Ведь я могу и по-другому поступить. Просто сказать следователю, что видела тебя в кабинете. И слышала, как вы ругаетесь. Сказать правду. Разве это плохо? Разве ты меня не этому учила, тетя? А потом я чуть-чуть совру. Ругались, мол, и вдруг раздался выстрел. А я находилась в студии и все слышала.
– Теперь ты мне уже и угрожаешь! Хорошо, я подумаю, что делать. Неужели все это из-за испорченного мальчишки? Это просто демон какой-то! Ведь он тебя бросит в первый же год, даже если женится! Использует и бросит!
– Я найду чем его удержать.
– И чем?
– Я буду его любить.
– Насмешила! – Нелли Робертовна и впрямь горько рассмеялась. – Боже! Какая отвратительная смесь жестокости, цинизма и детской наивности! Да если даже Эдика какая-нибудь дура будет любить с силой, равной силе любви всех женщин мира, он переступит через нее ради собственного удобства и сомнительного удовольствия, не задумавшись ни на секунду! Не нужно ему этого! Он не умеет ценить любовь, как ты не поймешь! У него другие идеалы. Да что я говорю? Какие идеалы? Абсолютно пустой человек. Я даже не нахожу его красивым. У него пустые глаза и ледяное сердце. И ради него ты просишь меня признаться в убийстве! Ты хотя бы знаешь, что такое тюрьма?
– А ты знаешь?
– И я не знаю. Знаю только, что даже день, проведенный там, способен перевернуть жизнь и поломать все, что создавалось тяжким трудом долгие годы. Это страшно.
– Подумаешь!
– Уходи! Я в ужас прихожу от твоих слов! Я тебя, оказывается, совсем не знала!
– Как ты красиво сейчас говоришь, а как ты на него кричала? На дядю? Так ты отстаивала свое право жить в этом доме? А диссертация, которую ты за него писала? А все эти книги? Ты его покупала! Да-да, я все слышала! А он что тебе сказал? Выбросил, как старую, ненужную тряпку! А я… Я просто хочу, чтобы у меня были красивые дети! А не какие-нибудь уроды! И чтобы они носили громкую фамилию Оболенские! Да что ты можешь об этом знать? Ты вообще бесплодная!