Мария Спасская - Кукла крымского мага
— Какой труп, барышня Елизавета Ивановна? Что вы такое говорите? — поедая капусту из глубокой миски, недоумевал он.
— Силантий, пойдемте быстрее, нужно вызвать полицию и врача, — торопила его Лиля.
С трудом сообразив, что от него требуется, старик отодвинул недоеденный ужин и двинулся за Лилей наверх. Но едва они поднялись на лестничную площадку второго этажа, как внизу хлопнула дверь, затопали сапоги, и чей-то голос проговорил:
— Где швейцар? Не дозовешься. Найди тут Чудинову.
По лестнице загрохотали шаги, и Лиля, замершая у дверей квартиры, увидела полицейскую фуражку, показавшуюся в лестничном пролете. Вскоре появился и сам ее обладатель, усатое кирпичное лицо которого выражало крайнюю степень недовольства. Заметив Лилю, представитель власти строго произнес:
— Вы не знаете, барышня, где найти Чудинову?
Лиля сглотнула, обернулась на шум за спиной и увидела, как из открытой квартиры медленно выходит Силантий, успевший побывать на месте происшествия и теперь с трудом справляющийся с подступавшей к горлу тошнотой. Заметив старика, жандарм пропыхтел:
— Ты, что ли, будешь здешний швейцар? Тогда укажи, где проживает Чудинова Зоя Владимировна. Велено доставить ее в участок для опознания утопленника.
— Какого утопленника? — заплетающимся языком пролепетал старик.
— Два часа, как выловили в Неве тело пехотного капитана, — шумно отдуваясь, пояснил полицейский. — По документам утопленник проходит, как Сысоев Вольдемар Владимирович. А в ближайших родственниках у него числится ваша Чудинова. Надо бы предъявить ей для опознания труп покойного братца. Веди, отец, прямиком к ней.
Бледный швейцар лишь устало махнул рукой в сторону приоткрытой двери и, свесив руки, как плети, обогнул полицейского и побрел вниз по лестнице.
— Очень хорошо, что вы пришли, — быстро заговорила Лиля, следуя за полицейским, неторопливо шествующим в квартиру. — Меня зовут Елизавета Ивановна Дмитриева, я работаю учительницей в соседней гимназии и снимаю у Чудиновой комнату. Я неделю гостила у подруги и только сегодня вернулась домой. Я пришла, а они мертвые.
Тучный усач в мундире уже было взялся за ручку двери, собираясь войти в квартиру, но услышав слова жилички, замер на месте.
— Кто мертвые? — насторожился он, всем телом оборачиваясь к Лиле и впиваясь в ее лицо карими буравчиками глаз.
— Зоя Владимировна и Марта, — прошептала девушка, смахивая текущие по щекам слезы. — Она кухаркой у Чудиновой работала.
Полицейский поморщился, решительно потянул на себя дверь и шагнул в освещенный коридор. Лиля несмело двинулась за ним. Распростертое на полу тело Чудиновой все так же лежало посреди коридора, и полицейский устремился к вдове. Тяжело присев на корточки, он, кряхтя, пощупал пульс и поднял на Лилю налитые кровью глаза.
— Должно быть, с утра померла, — отдуваясь, проговорил он. — Уже окоченела.
Взявшись за лоб и затылок руками, он повернул голову покойной, внимательно осмотрел рваную рану на виске и покачал головой, констатировав:
— Застрелили вашу Чудинову.
Придерживаясь за зеленую, в цветочных обоях, стену, полицейский с трудом поднялся и направился к телефону, но Лиля указала на кухонную дверь.
— Там еще Марта, — прошептала она.
С кухаркой Лилю связывало некоторое подобие дружбы. Марта приехала из чухонской деревушки и поступила к Чудиновым совсем еще девчонкой, а склонный к оригинальности композитор задумал выучить ее грамоте. Учение давалось Марте легко, и вскоре девушка смогла свободно читать и писать. Но благой порыв композитора ему же и вышел боком. Познав прелесть печатного слова, юная кухарка забросила господское хозяйство и большую часть суток проводила за чтением книг из богатой библиотеки Чудиновых. Со смертью барина ситуация только усугубилась. Если раньше Марта из уважения к учителю хоть немного хлопотала по дому, то с его смертью вдова получала из рук прислуги лишь жидкий чай. Чудинова с кухаркой ругалась, скандалила, грозилась выгнать на улицу, но Марта гнула свою линию, клятвенно заверяя хозяйку, что с завтрашнего дня исправится, и все равно просиживала часами в комнатенке, в которой жила, за книгой. Зато никогда не роптала и была довольна тем крохотным жалованьем, которое вдова могла себе позволить потратить на прислугу. С появлением Лили кухарка обрела новый источник духовной подпитки и теперь не только торчала у себя за чтением, но и проводила долгие часы в комнате жилички, обсуждая прочитанное и восторгаясь Лилиными стихами.
Полицейский склонился над девушкой и осмотрел труп.
— И у этой прострелена голова, — заявил он.
— У Вольдемара Владимировича был пистолет, — чуть слышно сообщила Лиля.
— Что? Пистолет? У утопленника Сысоева? — оживился страж порядка. И жестко усмехнулся: — Само собой, был. Он же военный! Ну да не моего это ума дело, пусть следователь разбирается.
Полицейский вышел из кухни и направился к телефону, а Лиля пошла в свою комнату. Открыв дверь, она переступила порог знакомого помещения и обомлела. Книжная полка, на которой сидел Габриак, была пуста. Деревянная фигурка беса, взявшегося охранять Лилю от невзгод, бесследно исчезла. В выстуженной комнате пахло сыростью, и ледяная дрожь пробежала у Лили по спине. Ей показалось, что что-то большое и темное, шурша обоями, ворочается за шкафом. Вскрикнув, девушка выскочила из комнаты. И налетела на полицейского. Выставив перед собой обтянутый форменной тужуркой живот, он неторопливо осматривал квартиру, медленно двигаясь по коридору и заглядывая во все двери.
— Можно, я к подруге пойду? — всхлипнула Лиля. — Мне что-то не по себе. Вы тут без меня, ладно?
— Идите, барышня, — с жалостью глядя на плачущее Лилино лицо, разрешил толстяк. — Значит, Елизавета Ивановна Дмитриева, учительствуете в Петровской женской гимназии, — уточнил он. — Если понадобитесь, мы вас разыщем.
Закрыв лицо ладонями, Лиля опрометью бросилась прочь из страшной квартиры, стараясь как можно скорее миновать кухню и не смотреть на перекошенное смертной мукой лицо вдовы. Сбежав по лестнице, Лиля проскочила мимо застывшего в дверях швейцара, жадно вдыхавшего спертый воздух парадного, навалилась плечом на тяжелую дверь и вылетела на улицу. Промозглый осенний ветер обдал ее лицо сыростью с Невы, и девушка судорожно вдохнула полной грудью. Стало немного легче. Отдышавшись, Лиля, прихрамывая, двинулась через парк в сторону дома Брюлловых. Неяркие фонари раскачивались на ветру, деревья отбрасывали на аллею затейливые тени. Стараясь не сбиваться на бег, девушка торопилась миновать темный безлюдный парк, и шаги, хрустевшие гравием за ее спиной, придавали ей уверенности. Значит, она здесь не одна, есть кто-то еще, кто сможет защитить, если из темноты появится Падший Ангел и протянет когтистые руки, чтобы схватить ее и утащить с собой в ад. Хруст гравия за спиной раздавался все ближе и ближе. Девушка оглянулась и увидела две высокие фигуры — мужскую и женскую. И третью, маленькую, детскую, идущую между ними.
— Сударыня, — окликнул ее мужчина, ускоряя шаг. Лиля остановилась под фонарем, ожидая, когда незнакомец приблизится. Он шел неторопливо, чуть припадая на левую ногу. Спустя минуту господин поравнялся с Лилей. На раскрытой ладони мужчины что-то лежало. — Сударыня, — учтиво улыбаясь, проговорил он. — Вы обронили…
Лиля бездумно взяла с его руки темный холодный предмет и с удивлением узнала в нем сердоликовое кольцо, надетое Максом на деревянного черта.
— Но я не могла… — пробормотала она.
Взглянув в лицо учтивого господина, Лиля в ужасе отшатнулась — из темноты на нее смотрели белые глаза Того Человека, ее Падшего Ангела, и злобной улыбкой змеился тонкий рот. Слегка запыхавшаяся женщина, державшая за руку светловолосую малышку, торопливо приблизилась к своему спутнику и, бросив на Лилю пронзительный взгляд холодных зеленых глаз, поправила выбившийся из-под шляпки медный локон. Сердце в груди Лили оборвалось и ухнуло вниз. Да ведь это сам Габриак, позабытый и брошенный в ее тесной комнатке, вместе с настоящей Черубиной и ее мертвой доченькой! В голове Лили тут же всплыли строки, посвященные малютке Веронике.
Детский профиль на белых подушках, —
И всю ночь ты шептала в бреду
О цветах, о любимых игрушках
И о гномах в осеннем саду.
В эту ночь ты дышать перестала…
Повинуясь желаньям твоим,
Я о смерти твоей рассказала
Только маленьким гномам лесным.
И столпились они у кроватки,
Свои темные сняв колпачки,
И в лучах темно-красной лампадки
Были лица их полны тоски.
Но тебя, их живую подругу,
Было трудно в умершей узнать,
И они говорили друг другу:
«Вероника вернется опять».
Умерла вчера инфанта
На моих руках.
Распустились крылья банта
В пепельных кудрях.
И в глазах бледно-зеленых
Смеха больше нет.
Много гномов есть влюбленных
В их неверный свет.
Рот увял в последнем стоне,
Словно алый мак,
И на маленькой ладони —
Ранней смерти знак.
Смерть, как призрак белой дамы,
Встретилась с тобой,
И, отняв тебя у мамы,
Увела с собой.
Вот он, черт Габриак, стоит перед нею вместе с Черубиной и Вероникой и, возвращая кольцо, объявляет ей войну! Случилось то, чего Лиля боялась больше всего. Призраки явились за ней, требуя ответа.
