Мария Спасская - Кукла крымского мага
Меня точно окатили ледяным душем.
— И что, Мерцалов так и не сказал ничего Сирину? — потрясенно выдохнула я, забыв про кофе. — Он что, молчал все это время?
— Вы мне не верите? — грустно усмехнулась Татьяна.
Женщина пристроила очередной окурок в переполненную пепельницу, достала из сумки бумажный пакет из фотоателье и высыпала на стол фотографии.
— Мерцалов так и не признался? — онемевшими губами повторила я, рассматривая снимки Черноморского побережья, на котором резвились мой счастливый отец и юная, коротко стриженная брюнетка Таня с пухлым очаровательным малышом.
— Максик остался на юге и вернулся в Питер только к осени. После смерти сына муж сделался совершенно невменяемым. Он уволился из отделения хирургии Военно-медицинской академии и поступил патологоанатомом в обычную клинику. Викентий винил во всем меня, у меня язык не поворачивался рассказать, как было дело. Он так ничего и не узнал о нас с Максом. Но самое ужасное, что у меня нет даже могилки сына, куда я могу прийти и поплакать, каясь в своем грехе. Я просила Максима помочь, он обещал уговорить мужа рассказать мне, где похоронен Алеша, но так ничего и не сделал. Когда Мерцалов умер, я предприняла попытку пробраться в свою бывшую квартиру и забрать урну с останками.
Я вскинула на нее вопросительный взгляд, и Татьяна пояснила:
— Я отчего-то уверена, что муж кремировал Алешу и хранит у себя в спальне урну с прахом. Он человек довольно странный. Это вполне в его духе.
Как же, урну! Как ты, бедная, ошибаешься! Я отвернулась к окну, чтобы ничем не выдать своей осведомленности.
— У меня был ключ от черного хода, который давно считался потерянным. И я свободно прошла в квартиру. Я была уверена, что Сирина нет дома.
— Почему вы так решили?
— Знала, и все. Я проникла в квартиру. Но там наткнулась на дочь Максика. Я, честно говоря, понятия не имела о ее существовании, и для меня это стало неприятным сюрпризом. Пришлось поспешно уходить тем же путем, что и пришла. Представляю, как она, бедняжка, перепугалась!
Татьяна невесело усмехнулась и искоса посмотрела на меня.
— Я знаю, что муж дружил с Мерцаловым, и, если вы, Элла, придете к нему и все расскажете, показав эти снимки, Викентий не простит, но хотя бы поймет. Может, он даст мне похоронить Алешеньку? Я знаю, мне нет прощения, но похоронить сына я все же имею право.
Татьяна отодвинула нетронутый кофе и поднялась из-за стола.
— Элла, спасибо вам, что, по крайней мере, выслушали! — с обидой в голосе проговорила она, приняв мою растерянность за безразличие. — Вот мой номер телефона. Если будут новости, прошу вас, позвоните!
— Обязательно постараюсь вам помочь, — запоздало проговорила я, глядя в удаляющуюся спину женщины. На столе так и осталась лежать стопка фотографий, на которую Таня положила визитку с координатами.
Я хотела как можно скорее встать и уехать, чтобы посмотреть отцу в глаза и спросить, как такое могло получиться, но ноги не слушались. Усилием воли я заставила себя дотянуться до фотографий и сунуть их в сумку. Нагнулась за упавшей на пол визиткой, с трудом справляясь с дурнотой, а когда выпрямилась, то увидела, что напротив сидит жгучая брюнетка и рассматривает меня в упор. От нее повеяло чем-то неприятным, напоминающим мускус, и мне сделалось совсем нехорошо. Я сунула визитку в карман жакета и, чтобы перебить странный запах не то духов, не то ванильного ликера, придвинула к себе чашку капучино и сделала большой глоток.
— Ну, здравствуй, Элла Греф, — угрожающе проговорила похожая на гюрзу женщина. Собирая разбегающиеся мысли и волевым усилием фокусируя зрение, я с трудом узнала подругу Ильи. В глазах у меня двоилось, предметы вокруг плыли и качались, к горлу подступала горькая тошнота. А Алика, приближая ко мне злющее лицо, продолжала: — Илья вчера умер. Не слышала? Ну что ж, по крайней мере, теперь ты будешь знать, отчего сдохла. Ведь ты спала с этим подонком Мерцаловым? Была его подружкой, да? Вот ты и ответишь за смерть Илюши!
Это было последнее, что я услышала перед тем, как провалиться в глубокий омут беспамятства.
* * *Заседание подошло к концу, и члены литературного общества стали расходиться. Испытывая гордость и радость, точно это за нее так переживал издатель «Аполлона», Лиля поднялась с кресла и направилась к выходу. Но тут ее кто-то пребольно ухватил сзади за руку повыше локтя. Лиля обернулась и встретилась глазами с Гумилевым. Ее отвергнутый жених смотрел на Лилю с затаенной обидой в раскосых глазах.
— Лиля, я прошу вас в последний раз — выходите за меня замуж.
Это было так нелепо, что Лиля даже рассмеялась. Теперь, когда она стала Черубиной, возобновлять отношения с Гумми казалось ей абсурдом. За короткое мгновенье, что она с вызовом смотрела Николаю Степановичу в глаза, перед мысленным взором Лили промелькнул весь их бурный роман. Они познакомились два года назад в Париже, в мастерской художника Себастиана Гуревича, который писал ее портрет. Гумилев был еще совсем мальчик, с бледным, манерным лицом, шепелявым прононсом, но больше всего Лилю поразила змейка из голубого бисера, которую он крутил в нервных пальцах. Николай тогда, в мастерской, читал Лиле свои стихи, и девушке они очень понравились. Затем молодые люди встретились в ночном кафе, и Гумилев купил Лиле букет цветов, первых в ее жизни. Они гуляли по Люксембургскому саду и говорили о Пресвятой Деве. Больше Лиля его не видела до этой весны. Во второй раз они встретились на лекции в Петербургской Академии художеств. Лиля там была в большой компании, в которой был и Максимилиан Волошин, уже тогда казавшийся начинающей поэтессе недосягаемым идеалом. Ее снова познакомили с Гумилевым, и молодые люди сразу же вспомнили друг друга. Всей компанией они поехали ужинать в «Вену». Гумилев много говорил об Африке, в которой недавно побывал, и Лиля трогательно попросила не убивать жирафов. Николай спросил у Волошина: «Она всегда такая?» И Макс ответил, еще не зная Лили: «Всегда». После этого Гумилев не отходил от Лили ни на шаг. В ее альбоме он написал: «Не смущаясь и не корясь, я смотрю в глаза людей, я нашел себе подругу из породы лебедей». И тогда Лиля стала называть его Гумми, ибо имя Николай она не переносила. Гумилев же говорил, что имя Лиля похоже на серебристый колокольчик. Они вместе писали стихи, ездили на «башню» и возвращались под утро по чудному просыпающемуся городу. Гумми часто просил выйти за него замуж, но Лиля не соглашалась. Приходя домой, Лиля плакала, металась и не знала, что делать, ведь она была невестой Воли Васильева и тоже его по-своему любила. А потом был Коктебель, и Макс, за которого она собирается выйти замуж. Гумми явно любил ее больше, чем она его, и видит Бог, в том была не Лилина вина.
— Выйдете? — настойчиво повторил Николай.
— Нет, — резко ответила Лиля, вырывая руку и стряхивая охватившее ее оцепенение.
Гумилев побледнел и с угрозой в голосе выдохнул:
— Ну, тогда вы меня еще узнаете!
Повернувшись на каблуках, Николай почти бегом вышел из зала. Лиля осталась стоять на месте, смотрела ему вслед и не заметила, как к ней подошел Волошин.
— Лиля, поедем к тебе? — ласково предложил Макс и посмотрел на нее так, что сердце девушки сладко затрепетало.
Она собиралась по привычке пойти к Лиде, не решаясь переступить порог нехорошей квартиры на Луталова, но с Максом бояться было нечего, и Лиля с радостью согласилась. Тем более что вдова скорее всего уже вернулась. Утром, торопясь в гимназию, Лиля видела в ее окнах свет и тогда еще подумала, что опасность миновала. Молодые люди вышли на улицу и, сев в конку, доехали до ее дома. Но на пороге Волошин вдруг вспомнил, что у него назначена встреча с издателем, у которого поэт планировал выпустить книгу стихов.
— Прости, Лиля, но боюсь, сегодня не получится. Давай в другой раз, — извиняющимся тоном проговорил друг. — Я только-только успеваю добраться до ресторана. Издатели не любят, когда к ним опаздывают.
Лиля скупо улыбнулась и, махнув Максу рукой, вошла в парадное. Из привратницкой пахло гречневой кашей. Поднявшись на второй этаж, девушка позвонила в дверь квартиры и застыла в ожидании. За дверью было подозрительно тихо. Простояв под дверью минут пять и так и не дождавшись, когда ей откроют, Лиля достала ключи и отперла замок. Потянув на себя дверь, девушка поразилась темноте, царившей в квартире. Перед ней простирался совершенно черный коридор, длинный, как уходящий вдаль тоннель. В него не проникали отблески света даже из кухни. Это было странно, ведь кухарка Марта обычно в этот час готовила ужин. Лиля распахнула входную дверь и в тусклой полоске света, проникающей в квартиру с лестничной площадки, торопливо двинулась к выключателю. Она шла, вытянув в сторону руку и ведя пальцами по шершавой стене. Нашарив выключатель и включив свет, девушка шагнула вперед и чуть не споткнулась о распростертое на полу тело вдовы Чудиновой. Лиля вскрикнула и опрометью бросилась вон из квартиры. Пробегая мимо кухни, она краем глаза успела заметить лежащее у плиты тело кухарки. Разметав медные волосы, Марта раскинулась на плиточном полу в желтом прямоугольнике света, падающего из коридора через распахнутую кухонную дверь. Не чуя под собою ног, Лиля сбежала по лестнице и бросилась в каморку швейцара. Открыла дверь и влетела в крохотную квартирку, состоящую из комнаты и кухонного закутка. Пожилой рассудительный привратник, державшийся с достоинством, как генерал в отставке, не сразу понял, о чем ему пытается сообщить жиличка Чудиновой.
