Виктор Мясников - Месть Черного Паука
После ужина Ямщиков в своей обычной манере резко попрощался и исчез за дверью.
– Ну, что? – спросила Виолетта. – Займемся, наконец, твоей спиной? Давай ложись, а я намажу. Где твоя мазь?
Славка осторожно стянул рубашку. К спине была прибинтована сложенная простыня. свернув бинт, Виолетта подняла присохшую толстую повязку. Славка зашипел от боли.
– Мда, – Виолетта критически осмотрела влажные язвы, – хорошо, что после ужина этим занялись, а то бы весь аппетит пропал. Представляю, какие смачные рубцы тут потом образуются, будет что записать в графу "особые приметы". – Очень больно? – спросила участливо.
– Ничего, терпеть можно. Вот когда отмороженные руки или ноги начинают отходить, это да. – Славка старался придать бодрости своему голосу. – А тут худшее уже позади. Мажь, да будем сушить. Велено, чтобы коросты образовались. Под ними быстрей заживает и микробы не попадут.
Виолетта аккуратно нанесла холодную мазь. Может, на самом деле и не холодную вовсе, но Славка ощущал её именно такой, ледяной. Но это лучше, чем постоянное жжение.
– Порядок, – Виолетта завинтила тюбик с лекарством, – теперь лежи и сохни.
Так Славка неожиданно оказался в одной постели с Виолеттой. Хрупкая девушка занимала едва ли треть полутораспальной кровати, а ему вполне хватало половины. Подушки было две, одеяло же Славке было ни к чему. Он лежал у стенки на животе, обняв подушку. Отопление в больнице работало нормально, так что замерзнуть он не боялся. Спина подсыхала и слегка зудела. Приходилось терпеть, пересиливая страстное желание почесаться.
Никаких других желаний и страстей Славка не испытывал, да и вряд ли мог. Он даже не воспринимал бормотание телевизора, который не был ему виден. Спиной к нему лежала завернувшаяся в одеяло девушка и смотрела на экран. Расплывчатые цветные сполохи отражались в полированной деревяшке кроватной спинки.
– Зря я остался, – сказал Славка, – стесняю тебя, всякие неудобства причиняю. Пойду, пожалуй. – И он сделал вялую попытку подняться.
– Лежать! – скомандовала Виолетта. – Я тут за день чуть с ума не сошла от тоски и телевизора. Ты – мое лекарство от скуки. Понял? Будешь меня развлекать.
– Ламбада лежа и прятки под одеялом? – хмыкнул Славка.
– Наглец и хам, – поставила диагноз Виолетта. – Ты со всеми так?
– Да бог с тобой! – манерно испугался Славка. – Ужас какой – со всеми! Со всеми никак нельзя. Не-е, только с хорошенькими девушками. А, скажем, с кавказцами какими или старушками в кладбищенской церкви…
– Хам, наглец и паразит, – окончательно заклеймила его Виолетта, не выдержала и прыснула. – Кстати, как та девушка? Вы помирились?
– Какая ещё девушка? – помрачнел Славка.
– Если не ошибаюсь, её звали Таней. Вы поссорились из-за меня.
– У неё все в порядке. Ездит на "мерседесе", отоваривается на полную катушку в самых крутых магазинах, шмоток – море. Шуба кожаная, сапоги с каблуками. Рядом всегда амбал под два метра ростом и с тугим кошельком.
– Умеют некоторые устраиваться, – хмыкнула Виолетта и попробовала его успокоить: – Ладно, шибко не переживай, – может, так оно даже лучше. Могло оказаться гораздо хуже, если бы ваши отношения зашли далеко, а потом вдруг – разрыв. Вот это по-настоящему больно.
– Ты-то откуда знаешь, больно это или не очень?
– Был такой случай, – Виолетта вздохнула, – целая трагедия. Любовь спасу нет! Мы с ним с пятого класса за одной партой сидели. В десятом уже все, определились: любовь до гроба, радость пополам, беду на двоих. Распишемся, поженимся, заведем кучу детей, будем жить-поживать, "жигули" наживать. Потом он в армию пошел, а я в юридический поступила. Ни с кем не гуляла, каждый день письма писала, ждала, как верная невеста. Через два года он возвращается и – на рынок торговать. И мне говорит, чтоб институт бросала и с ним на пару челночила. А то он себе помощницу мигом найдет, не такую умную, попроще. Посмотрела я на него, а он у прилавка деньги считает. Как покупателей нет, так сразу пачку из кармана достает и начинает палец муслить, тасовать их, складывать по порядку. Пошла, он и не заметил, купюрки слюнявил. Сосредоточенный такой, прямо Карл Маркс над первым томом "Капитала". Приезжал ко мне потом, уговаривал, почти даже уговорил. Еще бы пара минут, и я сдалась. Да убежал брать партию колготок, пока оптовка не закрылась. Я даже плакала. А потом как представила, как бы с ним жила, так и слезы высохли. В одну секунду испарились. Поняла: лично я ему не очень-то и нужна, а только тело мое, чтобы пользоваться и хвастаться. Личностью меня вообще не признавал. Пригляделась, а подавляющее большинство мужчин так же относится к женщинам. Могут цветы дарить, комплименты говорить, с ума сходить от любви, но все равно считают тебя "другом человека" вроде домашней собаки, даже если ты его втрое умней. Собаку ведь тоже любят, балуют, а когда теряют, горюют до потери сознания, но с другой стороны: "Апорт!", "Голос!", "Дай лапу", "Молодец, умная собачка, все понимаешь, но, слава богу, не говоришь". Тут один из горотдела ко мне недавно подкатился. Все сразу с двух сторон давай нашептывать: "Не упусти, такой шанс, перспективный, все имеет, будешь сыром в масле". Я с ним пообщалась полчаса и говорю: "Слушай, давай я тебе лучше щенка подарю, собачку. Воспитаешь в своем вкусе, обучишь тапочки с газетой подавать, а он будет возле ног сидеть и пялиться, задрав морду и разинув рот". Обиделся майор. А я так думаю: любовь проходит, а уважение – никогда. Если этого нет, то и семья долго не продержится, рассыплется. Если любовь – кирпичики семейного счастья, то взаимное уважение – цемент. Или я не права?
– Наверное, права, – отозвался Славка, – я как-то не думал об этом, поскольку жениться вообще не собираюсь. Вряд ли кого-то сделаю счастливым.
– Что уж ты такого низкого мнения о себе?
– Не в этом дело. Просто супервысотный альпинизм – это всемирный клуб самоубийц. Я троих друзей лично в снегу зарыл, а сколько всего потерял, так и не сосчитать. И больше всего боюсь умереть дома, больным, немощным. А там, на Крыше Мира, в обители богов, в компании лучших… – в его голосе прозвучали мечтательные нотки, заставившие Виолетту вздрогнуть.
– Ты сумасшедший, – прошептала она. – Вы что, все там такие психи?
– Конечно. Нормальные у прилавка денежку считают и собачек дрессируют. Видимо, это генетическое. В старину такие были землепроходцами, конкистадорами, викингами, крестоносцами какими-нибудь, а у нас вот горы. Способ существования и среда обитания. Я все равно буду деньги тратить не на семью, а на восхождения, пока не замерзну на каком-нибудь гребне или с подходящей стенки не сорвусь. И что я в итоге оставлю любимой женщине? Детей-сирот и пачку фотографий? Да ещё воспоминания, как мучилась месяцами, терзалась, ожидая весточки, гадала – жив или уже нет?
– А ты на альпинистке женись.
– Да где ж их на всех наберешь? Нет, я лучше так. Не придется разрываться между домом и горой, отнимать деньги от семьи, чтобы потратить на экспедицию.
– Ох-хо-хо, – грустно вздохнула Виолетта, – даже жутковатенько как-то. Слушай, может, тебе к психотерапевту обратиться? Действительно, есть в этом что-то нездоровое.
– Прошлой ночью приходили ко мне терапевты, хотели от жизни вылечить, – Славка усмехнулся, – да я не захотел. А тебе не кажется, что это мы как раз нормальные, а все остальные психи? Ну сама посуди: человек берет садовый участок, чтобы там отдыхать, а через год превращается в батрака. Если бы так надрывался на чужих участках за деньги, то озолотился бы. А он, наоборот, вбухивает в свою дачку столько, что мог бы круглый год фруктами объедаться. Об отдыхе и речи нет, всю следующую неделю набирается сил, чтобы в выходные снова копать, полоть, рыхлить, поливать и так далее до бесконечности. Садист – одно слово.
– Скорее уж мазохист, – засмеялась Виолетта.
– Не-е, мазохисты евроремонты у себя в квартире каждый год делают и бархатную мебель на кожаную меняют. Бьются за престиж, чтобы завидовали те, кого они сами терпеть не могут, а друзей у них нет, только соперники, такие же рабы вещей. Почему-то их называют потребителями, хотя на самом деле правильнее звать потребляемыми. Представляешь, жить в музее? Руками не трогать, ногами не ступать, глазами не смотреть. Этакие музейные хранители при собственных квартирах, завсклады-товароведы. – Он тоже засмеялся. – А то ещё модники есть. Эти все, что заработали, на себе носят. Даже радиоаппаратура такая, чтоб на шею повесить, словно орден "За государственные услуги".
– Злой ты, Пермяков, хоть рассмешил прямо до слез, – Виолетта вытерла глаза уголком полотенца. – Теперь мне понятно, почему лежишь смирно и не пристаешь.
– Ну, извини, если что не так. Я бы, может, и поприставал со всем моим удовольствием, да не обучен. Даже с девушками ни разу первый не заговаривал.
– А я-то думаю, почему он за все время даже плохонького комплимента не сказал? Не обучен, видишь ли, – возмутилась Виолетта. – Хоть бы волосы мои похвалил, что ли, уж на них-то все внимание обращают.
