Мария Жукова-Гладкова - Звезда среди ясного неба
— Но чисто технически…
— Еще есть круг знакомых, которых вы, Наташа, никогда в жизни не видели. Тусовка. Аглае там могли регулярно давать какие-то препараты.
— Подсыпать в вино?
— Нет, давать под видом усилителей сексуальных ощущений, просто кайфа. Похудение ей не требовалось. Это все, конечно, не способствует здоровью и само по себе, но в препараты, которые давали Аглае, могли включать и что-то еще, сделанное по спецзаказу. И она это принимала сама, добровольно. Вся тусовка знала, что она встречается с несколькими мужчинами одновременно. То есть вполне можно было просчитать, что препарат будет регулярно попадать ей в организм.
— Да у вас просто мания с перекосом в химию!
— Лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Но Аглаю-то это не вернет!
— Преступник должен сидеть в тюрьме. Может, другим будет неповадно.
— Я все равно считаю, что вы тут уж слишком загнули.
— Может быть. Но отца спасти удалось, а Аглаю — нет. И я виню себя в ее смерти.
«Надо было поменьше мужиков лбами сталкивать», — подумала я, но вслух ничего не сказала. Я считала версию Роберта бредовой. Аглаю ударили статуэткой по голове. В состоянии аффекта или — скорее — просто в ярости. Она кого-то довела, человек не смог сдержаться, схватил в руку первую попавшуюся вещь и стукнул. Да, слишком сильно.
Но травить планомерно, как отца Роберта и Аглаи? Навряд ли. И было бы странно, если бы у отца и дочери, проживающих в разных странах, вдруг появились одинаковые симптомы.
Или этот Роберт просто вешал мне лапшу на уши, преследуя какие-то свои цели? А вдруг он и меня подозревает?! Я же бывала у Аглаи раз в неделю.
— У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы, Наташа? — спросил Роберт, облизывая ложку так, как довольный кот облизывал бы блюдце, которое совсем недавно было полно сметаны, теперь оказавшейся у него в животе. Только в данном случае речь шла о торте, если точнее, то о половине торта. Интересно, как такое количество в него влезло? Хотя в такое пузо и вообще в такое тело…
— Давайте уж расставим все точки над «i». Раз вы решили рассказать мне о своей семье…
— Да, с нашими внутрисемейными отношениями не так просто разобраться, — усмехнулся сытый гость. То есть я надеюсь, что он был сыт.
— Почему вы мстили отцу за мать? Она очень страдала, что он на ней не женился? Вы страдали, что отец с вами не живет?
Все оказалось гораздо сложнее. Станислав Дубов был учеником матери своего старшего сына. Многие подростки вожделеют свою молодую учительницу. Уже играют гормоны, а тут молодая красивая женщина ходит между парт или стоит у доски. Подростки томятся за партами, пожирая учительницу глазами, и каждый из них мечтает увидеть ее голой, причем лично поучаствовать в процессе раздевания, ну и конечно, в том, что следует после раздевания мужчины и женщины.
— Вам это отец сам рассказывал?
— Кое-что мне рассказывала мать, а кое-что — отец. Да я и сам был подростком… Правда, у меня не было учительниц, которых я бы вожделел, да и мама в школе работала, уже завучем. Как бы я там кого-то повожделел? Тем более с маминым печальным опытом?
— Неужели связь между вашей матерью и вашим отцом случилась, пока он еще учился в школе?
— Нет, он уже учился в институте. Они встретились совершенно случайно. Мама была в расклеенном состоянии. Только что умерла ее мать — бабушка, которую я не видел. У отца — моего деда — случился инсульт. Она шла из больницы и плакала. И тут ей навстречу попался мой отец. В общем, он оказался в нужном месте и в нужное время. Хотя он ей оказал моральную поддержку и посочувствовал.
— Ваша мать была когда-нибудь замужем?
— Нет. И насколько я понимаю, мой отец был единственным ее мужчиной. То есть он к тому времени уже имел сексуальный опыт, а она — нет. Она училась, работала, подрабатывала… В особенности трудно стало, когда пришлось поднимать меня. Она из школы бежала по урокам. Ну а я рано научился сам себя обслуживать, потом тоже стал подрабатывать… Хотя, отдать отцу должное, деньжат он нам подкидывал. Да и я в люди вышел в основном благодаря тому, что хотел его уесть. Ну и чтобы мать мной гордилась, конечно. Чтобы не работала, хоть сколько-то пожила для себя… Но она быстро сгорела. Давайте не будем о ней. Мне до сих пор тяжело.
— Простите, я все равно не поняла, за что вы мстили отцу. Ваша мать была взрослой женщиной. Она явно сама приняла решение родить ребенка, чтобы не остаться вообще одной. Я понимаю, что ей было тяжело. Или она возненавидела вашего отца, и вы из-за этого…
Роберт покачал головой.
— Она любила его и только его до самой смерти. Она искренне радовалась его достижениям. Он приходил к ней делиться своими радостями и выплакивать горести. Она его выслушивала. Конечно, его женитьба была для нее сильным ударом, но потом она поняла, что он не любит жену, мать Аглаи, хотя Аглаю обожает.
— Он любил ее больше вас?
Роберт кивнул.
— Я ничего не могу с собой поделать, но я тоже люблю дочь больше сына, хотя всеми силами стараюсь этого не показывать. Моя дочь к тому же еще так похожа на мою мать… Я полюбил Аглаю после того, как с ней познакомился. Хотя мы тогда уже оба были в сознательном возрасте. Но все-таки — сестра, родная кровь. Родители уйдут, мы с ней останемся. То есть я так думал. Но ушли все женщины. Остались мы с отцом.
Роберт помолчал, глядя в темное окно, потом повернулся ко мне.
— А отцу я мстил за то, что он не давал свободы матери. Ладно, он в свое время сделал меня, но он держал ее на поводке. Он не оставался с ней, но и не отпускал ее. Он всю жизнь ею пользовался. Он, как вампир, подпитывался ее энергией, ее эмоциями, ее искренним сочувствием, ее любовью. Я хорошо помню, какой она бывала после его ухода. Она тихо плакала в подушку, чтобы я не слышал. А я слышал. Я не подходил к ней, потому что знал, что она этого не хочет. Она никогда не сказала ни одного дурного слова про отца. А если я говорил, то очень ругалась. Она его всегда оправдывала, защищала. Она его очень любила, а он…
— Он с ней спал?
— Да. И это еще одна причина, по которой я спал с его женами.
— Так вы не только с Вероникой?..
— Я и мать Аглаи успел трахнуть в свое время, потом у отца была еще одна жена.
— А с ней сейчас что?
— Тоже в Лондоне, опять замужем. То есть мой отец был у нее вторым мужем, от первого брака у нее сын. Первого мужа убили. Потом был мой отец, они прожили вместе лет пять. Общих детей нет, развелись мирно, я к их разводу не имею никакого отношения. Потом она снова вышла замуж, родила дочь в третьем браке. До сих пор живет с третьим мужем. Затем отец женился на Веронике — и вот тут свершилась моя давно задуманная месть… Ну а с Аленой мне уже не было смысла спать. Отец после развода с Вероникой сказал, что больше никогда не женится.
— А мать Аглаи он любил? Очень сильно переживал после ее смерти? Ее убили?
— Вообще не переживал. И никто ее не убивал. Сама умерла от рака.
Я моргнула. У меня сложилось совсем другое впечатление. Бергман говорил, что Станислав Дубов вроде бы чувствовал себя виноватым перед дочерью… Что вроде как мать Аглаи убили в устрашение отцу.
Я повторила то, что слышала от Бергмана.
— Да отец просто не хотел никому постороннему говорить, что на самом деле произошло. Бергман сделал свои выводы. Ошибочные.
Я вопросительно посмотрела на Роберта.
— Она выросла. В смысле, мать Аглаи. Была молоденькая девочка, которая влюбилась в молодого человека, с которым сотрудничал ее отец… В общем, они развелись, потому что она встретила другого мужчину, американца, и уехала с ним в Америку. Это был удар по самолюбию отца. Но за все в этом мире надо платить.
— Вы считаете это платой за отношение вашего отца к вашей матери?
— В общем, да. Отец не стал удерживать мать Аглаи, тем более что Аглая оставалась с ним. Она его тоже обожала, как и он ее, и заявила матери, что будет жить с ним. Это помогло отцу пережить уход жены к другому мужику. Отец стал баловать Аглаю. И как ее можно было не баловать?
На глаза Роберта навернулись слезы, но он быстро взял себя в руки.
Я только покачала головой. Хотя что особенного я услышала? И не такое доводилось слышать за годы практики.
— Что я могу включить в книгу об Аглае? То есть от имени Аглаи? Вы помните, что она будет от ее имени?
— Да. Все, что я вам рассказал. Только у меня одно пожелание: Аглая там должна быть представлена в благоприятном свете.
— Вообще-то о покойниках на Руси или хорошо, или никак. И если книга от ее имени, зачем же ей писать о себе плохое? Для человека естественно себя приукрашивать, представлять, что ты лучше, чем есть на самом деле.
— Вот и представьте, — как само собой разумеющееся сказал Роберт и встал, задумался на мгновение, достал из кармана бумажник.
Неужели деньги мне предложит?