Валерия Вербинина - Английский экспромт Амалии
– В самом деле? – удивилась Амалия. – Наверное, ты прав. Он такой смешной и наивный! Мне будет не по себе, если с ним что-то случится.
– Она к нему неравнодушна, – сказал сам себе Франсуа, когда его госпожа выпорхнула из кухни, оставив после себя тончайший аромат ландышевых духов. – Черт побери!
И он с удвоенной энергией стал мешать в чудодейственной кастрюле, откуда немедленно повалил густой пар.
Амалия заглянула к своему супругу. Тот лежал, натянув одеяло по самый нос, а при ее появлении поднял его еще выше.
– Арчи, – сказала Амалия, – мне надо срочно уехать на пару дней.
Герцог Олдкасл приоткрыл глаза, посмотрел на Амалию и снова опустил веки.
– Арчи, вам плохо?
Амалия подошла ближе и положила ему руку на лоб.
– Не щупайте меня, – забрюзжал герцог из-под одеяла. – Я что, курица, в конце концов? – Он высунул одну руку и недовольно почесал нос. – Вообще все, что со мной происходит, начиная с этой женитьбы, отвратительно. Просто отвратительно! И куда вы собрались, хотел бы я знать?
– В Лондон, – ответила Амалия, чье терпение поистине не знало границ.
– В Лондон? – Арчи нервно хмыкнул. – Проведать моего кузена?
– Какого кузена? – озадаченно спросила Амалия.
– Ну принца Уэльского, разумеется. Вы что, думаете, я совсем слепой?
– Дорогой Арчи, – проговорила Амалия, подавив невольную улыбку, – вас я не променяю даже на английского короля.
– Тоже мне, утешение… – просипел Арчи. – И не смотрите на меня так, у меня от этого начинаются колики. – Амалия, не выдержав, разразилась хохотом. – Что я такого смешного сказал? Вот вам, полюбуйтесь! Мужу плохо, а жена смеется. Кошмар!
– Дорогой Арчи, – сказала Амалия, вытирая выступившие от смеха на глазах слезы, – не обращайте на меня внимания. Я скоро вернусь. Ведите себя хорошо, поменьше двигайтесь и во всем слушайтесь Роджерса. Будьте паинькой, и вы об этом не пожалеете. – Она поцеловала его в щеку, подоткнула одеяло, как маленькому, и скользнула к двери.
– Где вы остановитесь в Лондоне? – внезапно спросил герцог.
– В отеле, наверное.
– Еще чего не хватало! Езжайте в мой особняк, только скажите Роджерсу, чтобы он загодя послал телеграмму, тогда там все будет приготовлено к вашему приезду.
– Арчи, вы просто прелесть! Ей-богу, мне даже не хочется с вами расставаться.
– Уходите, оставьте меня в покое! – заверещал тот из-под одеяла и отвернулся к стене.
Оставалось лишь дать указания старому слуге.
– Роджерс, – сказала ему Амалия, – герцог отдыхает. Никаких писем, визитов, гостей, прогулок – ничего, что может его утомить. Я уезжаю дня на три. Если что-то вдруг случится, телеграфируйте мне в особняк. Герцог на диете, еду ему будет делать Франсуа, а сверх того ничего не давать. Пускать к нему можно только доктора Арлингтона, и больше никого. Вам понятно?
– Да, миледи!
– Если вдруг появится кузен Брюс с просьбой о деньгах, выпроводите его. Если прискачет кузина Мэри в одном неглиже и станет кричать, что их усадьба сгорела дотла и вы должны ее впустить переночевать, потому что на дворе метель и сорок градусов мороза, отсылайте ее в ближайшую гостиницу. На этом пункте, Роджерс, я особенно настаиваю.
– Да, миледи, – после некоторого колебания сказал дворецкий.
В воскресенье Амалия приехала в Лондон. У первого же мальчишки-газетчика она купила ворох ундервудовских газет и, не снимая перчаток, пробежала глазами заголовки. В них говорилось о чем угодно, только не о войне, и Амалия вздохнула с облегчением.
На вокзале ее ждал экипаж герцога с его гербами на дверцах, она села в карету и направилась в особняк на Парк Лейн. Пообедав, Амалия поручила мальчику-посыльному отнести свою визитную карточку мистеру Николасу Стенхоупу и передать ему, что его ждут этим вечером.
Николас Стенхоуп некогда служил детективом в Скотленд-Ярде. На свою беду, он был слишком хорошим детективом, и однажды, когда он чересчур ретиво взялся за расследование грязного дела, косвенно задевавшего одного влиятельного министра, который питал предосудительную любовь к юным мальчикам, Стенхоупу не замедлили указать на его место. Однако он предпочел не внять предостережению, и тогда против него пустили в ход обвинение во взяточничестве. Стенхоуп был вынужден уйти в отставку. Хотя он не работал несколько лет, знания, накопленные им за время службы в полиции, остались при нем, и при случае он оказывал в частном порядке услуги по расследованию и сбору информации. Именно поэтому Амалия и обратилась к нему.
Стенхоуп явился ровно в пять, как и было назначено. Перед Амалией предстал приземистый, плечистый человек с невыразительным лицом, украшенным щеткой жидких рыжеватых усов, и глубоко посаженными светлыми глазами, которые обладали одной замечательной способностью: то они казались ничем не примечательными для флегматичного джентльмена средних лет, то преображались в два заостренных сверла, пробуравливая собеседника чуть ли не насквозь. Складки шеи нависали над воротничком Стенхоупа, наводя на мысль о бульдожьих брылях.
Стенхоуп поцеловал руку Амалии и заявил, что не откажется от чаю, ибо файф-о-клок – дело священное. Амалия согласилась, и чай был подан немедленно.
– Я слышал, один малый из особой службы отправился на небеса, – как бы между прочим заметил Стенхоуп.
Он и в самом деле был осведомлен обо всем, что творилось вокруг, и Амалии это понравилось.
– И что говорят об этом? – спросила она.
– Возможно, он слишком хорошо делал свое дело. Кроме того, его начальство прослышало о том, что кто-то проглотил не то, что надо, – отвечал Стенхоуп, блаженно щурясь на огонь в камине, как сытый, довольный котяра. – Доктор – кажется, его зовут Арлингтон? – был так встревожен, что сразу же поехал к своему старому приятелю, судье, спросить у него совета, и в результате дело получило огласку.
– В этом деле есть нечто и гораздо более интересное, – заметила Амалия.
– Что же?
Амалия рассказала о железном змее, поджоге сторожки и о том, как лошадь герцога накормили дурманом, чтобы создать видимость несчастного случая.
– Хм, – сказал Стенхоуп задумчиво. – Любопытно. Вы хотите, чтобы я начал расследование?
– Не совсем. Мне нужны сведения о бывшем владельце «Принцессы» и еще кое о ком по одному интересующему меня пункту.
Они допили чай, и Стенхоуп ушел, унося в кармане более чем солидное вознаграждение. Он пообещал, что перевернет вверх дном весь Лондон, но разузнает все, что можно, к вечеру вторника.
В понедельник Амалия побывала в посольстве у Голицына.
– Ну, матушка, и удивили же вы нас, – встретил ее смехом старый князь. – Видели газеты?
Амалия не стала этого отрицать.
– Поразительно! Баронет ходит злой и насупленный, аки туча. Хотел видеть Ундервуда – тот ни в какую. Занят, мол. Говорят, между ними назревает большая ссора! Их ставленник должен был произносить в палате общин большую зажигательную речь, призывающую к войне, но он отказывается ее говорить без поддержки Ундервуда. Премьер-министр, кажется, тоже больше склонен к мирному разрешению проблемы, да оно и понятно – он человек осторожный, семь раз отмерит, а потом возьмет… и не отрежет, хе-хе! В любом случае, кажется, войне не бывать. Но как вам это удалось?
Амалия улыбнулась.
– Немного психологии, – ответила она, – и много-много удачи.
– Хм! – обескураженно покачал головой Голицын. – А вы, сударыня моя, оч-чень опасная женщина, как я погляжу. Да, очень опасная. Не боитесь, что джентльмена этого, Рейли, могут на вас повесить?
– Я его не убивала.
– В самом деле? – позволил себе усомниться его превосходительство.
– Да. Но я найду, кто это сделал.
– Желаю вам всяческих успехов, Амалия Константиновна. Не желаете ли взглянуть на полотна, которые я недавно приобрел по случаю для своего имения? Любопытные, знаете ли, работы. Ромни, Джорджоне…
– О, с удовольствием!
Амалия похвалила Ромни, отдала должное Джорджоне и заодно – той ловкости, с какой непревзойденному Голицыну удалось приобрести эти шедевры по цене намного меньше их реальной стоимости.
Она ехала из посольства, не подозревая, какой сюрприз ждет ее впереди.
Стоило Амалии войти в холл особняка, как навстречу ей бросился джентльмен лет двадцати пяти в безупречном сером костюме, заломленном набок цилиндре и серых перчатках на руках, в которых красовалась дорогая трость с набалдашником из слоновой кости. Лакей попытался удержать посетителя, но тот коротко оттолкнул его, да так, что бедняга едва не упал.
Завидев лицо под цилиндром, Амалия невольно сделала шаг назад.
– Володя!
– Изменница! – молвил сквозь зубы великий князь (ибо это был именно он). – Хороша, как всегда… И даже еще лучше! – добавил он, смерив взглядом платье Амалии цвета mauve.[24]
Как уже наверняка догадался проницательный читатель, слухи о том, что баронесса Корф покорила сердце великого князя, о чем упоминалось в самом начале этого правдивого повествования, были отнюдь не беспочвенны. Совсем даже напротив – они соответствовали истине.
