Дик Фрэнсис - След хищника
— Откуда они могли узнать, что она приедет сюда? — спросил Иглер.
— Наблюдают. В этом они тоже просто одержимы. Какой вы сделали бы вывод, если бы увидели, как Миранда укладывает в машину чемоданы и пляжный стульчик, пристегивает рядом с собой Доминика и, помахав ручкой, отъезжает?
— Гм.
— Вы поедете следом, — сказал я.
— Наверное.
— Миранда едет в своей миленькой красной машине со средней скоростью, как все мамаши, у которых чадо за спиной.
— Верно, — сказал он. Поерзал. — Короче, дальше в списке все дома всего лишь в улице от воды, а те, что в конце, немного подальше, но все равное прибрежных деревнях. Кроме того, — он замолчал в сомнении, — вся эта часть Суссекса один большой курорт.
— Посмотрим эти дома, — сказал я.
— У меня есть несколько толковых ребят, — предложил Иглер. — Могут помочь.
Я покачал головой.
— Может получиться так, что они спросят о том, не слышал ли кто детский плач, у случайно подвернувшегося похитителя. Такое бывало. Он скажет — нет, а ребенка найдут через неделю мертвым в каком-нибудь пустынном месте. Такое было в Италии. В конце концов похитителей поймали, и они сказали, что запаниковали, когда обнаружили полицию так близко от своего убежища.
Иглер погладил переносицу большим и указательным пальцами.
— Ладно. Мы сделаем так, как вы скажете. — Искоса глянул на меня.
— Но, честно говоря, не думаю, что у вас что-нибудь получится.
Тони, вернувшись в отель, тоже был не в особенно радужном настроении.
Он задумчиво посмотрел на первые одиннадцать адресов и сказал, что сначала отыщет их со стороны моря, затем подойдет на гребной лодке, и что осмотр этих одиннадцати домов займет у него всю ночь. Сказал, что возьмет мою машину, в которой до сих пор лежало его снаряжение, а утром вернется.
— Утром посплю, а на следующую ночь снова пойду, — сказал он. Это у нас будет воскресенье. Надеюсь, что эти гребаные похитители и вправду намерены дать Неррити неделю, чтобы собрать гроши. Да и газеты могли разволновать их. Они могут сдвинуть время передачи выкупа. Надеюсь, что нет.
За обедом он ел немного и с наступлением сумерек уехал. Я позвонил Алисии насчет новостей о Миранде, но, кроме того, что она выходила из дому, чтобы позвонить Алисии, ничего особенного больше не произошло. Миранда по-прежнему была совершенно разбита. Похитители больше на связь не выходили. Джон Неррити по-прежнему придерживался плана устроить засаду и сказал, что близкое к обмороку состояние Миранды слишком дорого ему обходится.
— Интересно, что бы он сказал, если бы это Ординанда похитили? спросил я. Алисия чуть не рассмеялась.
— Не будем об этом. Ведь так, собственно, и вышло.
— Выйти-то вышло, но безрезультатно, — согласился я. — Достаточно, чтобы на всю жизнь отделаться от конокрадов.
— А твоя фирма возьмется за освобождение лошади? — с любопытством спросила она.
— Конечно. Вымогательство есть вымогательство, сколько бы ног у жертвы ни было. Мы торгуемся за выкуп в любом случае, за кого бы то ни было.
— И за картины?
— За все, что кому-либо дорого.
— Вроде «я верну тебе мячик, если дашь монетку»?
— Именно так.
— Где ты? — спросила она. — Ты не дома. Я туда звонила.
— Вечером меня не будет, — сказал я. — Я тебе позвоню и скажу, когда мы сможем встретиться.
— Все-таки приезжай в воскресенье.
— Хорошо, попытаюсь.
Мы прощались дольше, чем обычно. Я подумал, что мог бы проговорить с ней весь вечер.
Тони вернулся на рассвете и растолкал меня. Хотя спал я и без того неглубоким сном.
— Среди этих одиннадцати адресов есть два вероятных, — сказал он, раздеваясь, чтобы принять душ. — Девять заняты до чертиков добропорядочными отдыхающими. В четыре я заходил, чтобы уж увериться окончательно. Дома эти набиты доверху ничего не подозревающими папочками, мамочками, бабушками и детками. Все законопослушные граждане.
Как без ложной скромности говорил Тони, по сравнению с ним любой ночной вор топочет, как стадо слонов.
— Такой умелец, как я, — говаривал он, — подкрадется незаметно и перевернет спящего в постели так, что тот даже храпеть не перестанет. Я мог бы лак с ногтей у них снять, не то что кошельки из-под подушек повытаскивать. Хорошо, что я честен до идиотизма.
Я подождал, пока он примет душ и вымоется от души.
— В тех двух вероятных местах, — сказал он, внезапно появляясь из дверей и вытирая полотенцем свои песочно-желтые волосы, — у меня нехорошая дрожь по спине прошла. В одном из этих домов есть что-то вроде электронного замка — мой детектор зажужжал. Я думаю, это одно из тех охранных устройств типа «сделай сам», которые можно купить где угодно, чтобы не дать гостиничным жуликам обчистить тебя, пока ты дрыхнешь после снотворного, которое бармен подмешал тебе в виски. — Он вытер шею. — Потому я поставил там пару «жучков», и мы вскоре вернемся и послушаем.
Он обернулся полотенцем, словно саронгом, и сел на постель Миранды.
— В другом, насколько я понял, никакой электроники нет, но в нем три этажа. Лодку держат на первом этаже. Там пусто. Только вода да эта чертова рыба. Над ним комната с видом на речку. По обе стороны нечто вроде грязного мощеного двора. Там особо не укроешься. Мне не хватило энтузиазма туда лезть. Но я все равно засунул туда пару «жучков», по одному на каждый верхний этаж. Значит, мы и их прослушаем.
— Машины? — спросил я.
— Не знаю. — Он покачал головой. — Гаражей нигде нет. Но на улицах машины стоят. — Он встал и начал одеваться. — Давай, — сказал, он, вылезаем из этой гребаной дыры и идем ловить рыбку.
Похоже, он говорил буквально. Холодным утром в восемь тридцать мы уже сидели во взятой напрокат лодке на Итченор-Крик и забрасывали в воду удочки с опарышами на крючках.
— Ты уверен, что это правильная наживка? — спросил я.
— Кому какое дело? Окунь иногда заглатывает и пустой крючок, проглот тупой.
Тони вел лодку как заправский гондольер — одним веслом на веревочной петле на корме. Так уключины не будут скрипеть, пояснил он. Невероятно тихое плавание — на высшем уровне спецназа.
— Сегодня в пять утра прилив спал, — сказал он. — При низком приливе лодку во многих местах к берегу не подведешь, значит, если они высадили ребенка с моторки, то только там, где вода была на половине прилива. Оба наших вероятных дома надо проверить.
Наша лодка шла по медленно прибывающей воде. Рыбы начхали на наших опарышей. Повсюду стоял соленый запах морских водорослей.
— Сейчас подплываем к месту с электронным сторожем, — сказал Тони.
— Держи эту антенну так, чтобы она казалась удочкой. — Он выдвинул серебристый телескопический стержень футов на шесть и дал его мне. Я увидел, что на леске, на конце удочки, был привязан небольшой грузик.
— Забрось его в воду, — сказал он. Наклонился, повозился с радиоприемником, чем-то похожим на коробку с рыболовными снастями. — Следи за морем и держи ухо востро.
Я все так и сделал, но ничего особенного не произошло. Тони поворчал и что-то там такое повернул, чтобы усилить звук, но в конце концов сказал:
— Эти лентяи еще дрыхнут. «Жучки» работают. Мы вернемся, когда проверим оставшийся дом.
Я кивнул. Мы проплыли еще изрядно к северу, прежде чем снова остановиться и забросить удочки. Снова поплыли на приливной волне, делая вид, что собираемся поймать себе рыбку на завтрак. Тони склонился над кнопками.
От звука этого голоса я чуть не выпал из лодки.
— Дай этому сопляку пожрать и запиши, если хныкать начнет.
Сомнений быть не могло — этот самый голос мы слышали на пленке в доме Джона Неррити. Не такой громкий, как тогда, но совершенно четкий.
— Господи, — обалдело сказал я, не в силах до конца поверить.
— Бац! — восхищенно сказал Тони. — Мать твою!
— Не станет он жрать, — проговорил другой голос. — Какого хрена мы его сюда привезли?
— Сынок, — с преувеличенным спокойствием проговорил первый, — неужели мы хотим, чтобы наша курочка, несущая золотые яйца, подохла с голоду?
Нет, не хотим. Дай ему хлеба с вареньем и заткнись.
— Не нравится мне это, — пожаловался второй. — Не нравится, и все тут.
— Когда я тебя на это дело нанимал, ты очень даже загорелся. Хорошее дело, сказал ты. Это твои слова.
— Я не думал, что ребенок будет такой...
— Какой «такой»?
— Такой упрямый.
— Не так уж он и плох. Скорее, зануден. Ты думай больше о выкупе и дуй давай наверх.
Тони щелкнул парой переключателей, и некоторое время мы молча сидели и слушали тихий плеск воды о борт нашей дрейфующей лодки. Затем послышался второй голос, на сей раз более отдаленный:
— Эй, малыш, поешь-ка.
Какого-либо членораздельного ответа расслышать не удалось.
— Ешь, — раздраженно сказал голос.
Затем, после недолгого молчания:
— Будь ты моим сыном, я тебе это все в глотку бы так и затолкал, ты, педик сопливый!
