Татьяна Устинова - Первое правило королевы
Она ушла на кухню, поставила чайник и оглянулась, заслышав шаги.
— Глеб, откуда ты ее взял?
— Я взял ее под своим забором, — он быстро оглянулся и снова посмотрел на Инну. — Ока сказала, что ушла из дома и что она не может туда вернуться потому, что ее убьют.
— Что?! — вскрикнула Инна и тоже посмотрела в коридор.
Катя где-то далеко говорила нежно:
— Киска. Хорошая киска. Красивая, умная.
— Инна Васильевна, за ней действительно кто-то шел.
— Кто шел?
— Не знаю. Я видел только, что на улице кто-то стоял, когда я выезжал. Я на всякий пожарный по городу малость покатался, прежде чем сюда приехал.
Лучше бы ты вовсе не приезжал, быстро подумала Инна.
— Она сказала, что Любовь Ивановна вчера ушла, чтобы встретиться с вами, и не вернулась. Вы об этом знаете? Ну, о том, что она хотела с вами увидеться?
О да. Инна об этом прекрасно знала.
Звоницкий беспокойно следил за ней — ему было неловко, что он втягивает Инну в проблемы, и одновременно он испытывал облегчение, потому что теперь не нужно одному отвечать за губернаторскую дочь. Когда-то он усадил ее в обкомовскую «Волгу», захлопнул дверь, налил из термоса горячего чаю и выдал огромный ломоть пирога, который сунула ему с собой Любовь Ивановна, уверенная, что «ребенок с голоду пропадает», — и все ее проблемы решились сами собой. Вернее, он, Глеб, решил их.
Все стало по-другому. Девочка выросла, погрустнела — крепкие красные сибирские щеки превратились во впалые, бледные «петербургскою бледностью». Вместо «конского хвоста» из тяжелых вьющихся волос — колечки до ушей, делавшие ее похожей на француженку, насколько Глеб Звоницкий их себе представлял. Теплый черный свитер с высоким горлом — а шейка тоненькая, с синей жилкой под самой скулой. Жилка бьется часто-часто, как у скворца.
Она показалась на пороге кухни и улыбнулась Инне.
— У вас такие замечательные кошки! Очень ласковые.
— Просто вы им понравились. Они никому не позволяют себя гладить.
— Неужели? — светским тоном вопросила Катя. — Можно я сяду?
— Ну конечно!
Она села и сложила руки на черной юбке — ученица католической школы при монастыре Святой Магдалены.
Инне было очень ее жалко — так жалко, что она строго контролировала себя и каждое свое слово.
— Катя, может, вы поедите?
— Нет-нет, спасибо.
Инна с сомнением посмотрела на Глеба, а он на нее.
Ну да. Разумеется, ее надо накормить, а как же иначе?
Инна достала из холодильника длинный зеленый огурец в целлофановой пленке, привезенный из Москвы, увесистый, солнечный, толстый стручок сладкого перца, пучок унылого укропа — зимний укроп почему-то всегда чрезвычайно уныл — и миску с мясом.
— Глеб, сядь, пожалуйста.
— Инна Васильевна, давайте лучше я вам помогу.
— Ты мне очень поможешь, если сядешь и не будешь мешать.
Он тут же сел, задвинулся спиной в самый угол. Угол был тесный, а Глеб очень большой.
Катя открыла брошенный на столе журнал «Деньги» и стала рассматривать фотографию главного редактора.
Она рассматривала редактора, а Инна — ее.
— Очень симпатичный, — оценила Катя. — И вообще хороший журнал. Знаете, это всегда заметно, когда работают профессионалы. В «Коммерсанте» работают профессионалы.
Инна Селиверстова не ожидала ничего подобного от Кати Мухиной.
Выходит, ошиблась?
Выходит, неправильно оценила губернаторскую дочь?!
Осторожней, пропищал инстинкт самосохранения. Не горячись и перестань убиваться над ней, ты же ничего толком не знаешь!..
Инна шлепнула на раскалившееся сковородочное дно толстый кусок розового мяса — сразу вкусно и остро запахло едой. Катя потянула носом и улыбнулась. Нагнулась и стала гладить Джину, тершуюся о ее ноги. Инна посмотрела на Джину с изумлением — кошка никогда не позволяла себе тереться ни о чьи ноги. Она была слишком независима для этого.
— Катя, когда вы ушли из дому?
Та разогнулась и посмотрела на Инну — почти безмятежно.
Играет? Притворяется? Или в самом деле не в себе?
Инна была уверена, что в отличие от Глеба с его мужскими глазами, которые видят только то, что им показывают, она-то наверняка сумеет распознать игру.
— Я точно не знаю. Давно, наверное.
— Было светло?
Она подумала секунду:
— Д-да.
Джина подумала-подумала, поставила лапы на черную юбку и мягкой неслышной молнией вознеслась к Кате на колени. Катя рассеянно погладила ее по голове.
— Вы… расскажите, что ваша мама хотела увидеться с Инной Васильевной, — подал голос Глеб. — Помните, вы мне говорили?
— Мама зачем-то хотела вас видеть, — послушно повторила Катя, поглаживая Джину. — И вчера тоже. Она меня попросила, чтобы я вам сказала…
— Катя, — перебила ее Инна. Глеб не должен знать о том, что вчера она встречалась с вдовой. — Вы не знаете, зачем я была ей нужна?
— Не знаю, — задумчиво протянула губернаторская дочь. — Кажется, из-за папы. Она все говорила про преступление и наказание. Это роман. Вы читали?
Инна опять посмотрела на Глеба. Преступление и наказание?! Какое еще преступление?..
— Я читала, — продолжала Катя. — Мне не очень понравилось, я вообще не люблю Достоевского. Не понимаю. Он слишком великий.
— Катя, подождите. Что за преступление? Что за наказание?
— Так вкусно пахнет. Я, оказывается, очень хочу есть.
Нет, Инна не могла определить, играет она или нет. Пока не могла.
Глеб все жался в своем углу.
Инна давно его знала — с тех пор как он однажды помог ей проверить искренность и честность намерений одного «большого бизнесмена», пожелавшего профинансировать крупный телевизионный проект. Инна тогда наотрез отказалась подписывать какие бы то ни было соглашения без надлежащей проверки.
«Да пойми ты, — кричал тогдашний телевизионный председатель. — Он ведь не у нас просит. Он нам сам дает! Это такие деньжищи, а мы их упустим! Что ты из мухи делаешь слона?! Это ведь не политика, это примитивная экономика!»
«Милый мой, — нежно и неоскорбительно отвечала Инна председателю. — Экономика — это все, что до миллиона рублей. Все, что после миллиона, — политика. Так что, пока не проверим, денег я у него не возьму».
Проверял благонадежность Глеб Звоницкий, бывший мухинский охранник, и проверил до самого дна. После чего телевизионный председатель на полдня закрылся в кабинете с Инной и результатами проверки и, когда вышел в приемную, был бледен. Приказал секретарше с «большим бизнесменом» не соединять его больше никогда, отправил помощника в МТС за новым мобильным телефоном и домой поехал не на своем «Мерседесе», а на дребезжащей служебной «Волге» — из соображений конспирации. Глеб тогда рекомендовал Инне проверенных ребят «на случай чего» и сам несколько раз сопровождал ее на сложные переговоры с другими «большими бизнесменами».
Он был чуточку в нее влюблен — все окружающие мужчины, независимо от ранга, возраста, семейного и служебного положения, были чуточку в нее влюблены, ровно настолько, насколько требуется, чтобы не потерять интерес к совместной работе.
Джина на коленях у губернаторской дочери щурила глаза, привалившись пушистой щечкой к черному свитеру. Инна посмотрела на нее сердито — ревновала.
— Вы очень вкусна готовите, — сообщила Катя и благонравно пристроила вилку на пустую тарелку, и нож пристроила — он не удержался, поехал и громыхнулся на пол. Глеб рванулся и поднял.
— Сейчас кто-то придет, — сказала Катя. — Мужчина, наверное, раз нож упал.
Один мужчина только что ушел. Вряд ли он вернется, по крайней мере, сегодня.
— Катя, о каком преступлении шла речь?
— Преступлении?
— Вы только что сказали, что ваша мама говорила о преступлении и наказании.
— Это роман Достоевского.
— Я знаю, — мягко объяснила Инна, — ваша мама говорила о романе?
— Нет. — Катя как будто удивилась. — Когда я прилетела на папины похороны, она мне сказала, что не бывает преступлений без наказаний. Она думала, что они уже расплатились, а оказалось, что нет.
— С кем расплатились? — Это Глеб Звоницкий влез. Катя посмотрела на него и пожала плечами.
— Но речь шла о деньгах? — насторожившись, как рысь на охоте, спросила Инна.
— По-моему, нет, — подумав немного, ответила Катя. — Знаете, в том смысле, что расплата за грехи.
— А что это за… грехи?
— У них нет никаких грехов! — вдруг резко заявила губернаторская дочь и выпрямилась. Джина у нее на коленях вздрогнула и подняла голову. — Какие у них грехи! Они даже умерли… почти в один день!
Они не умерли, подумала Инна. Их убили.
— Господи, сейчас все начнут искать эти грехи и мусолить нашу жизнь! — Катя раздула ноздри. Глеб Звоницкий смотрел на нее с изумлением. До этой секунды она была «бедной овечкой», он не подозревал о том, что у нее могут быть какие-то сильные эмоции. — Конечно, папа всю жизнь занимал большие должности, таким краем руководил, а потом застрелился! Сейчас все скажут, что он взятки брал миллионные или конкурентов убивал! Или что мама его убила, как жена того генерала… господи, как же его фамилия!.. Я ничего этого не хочу слушать. Вы поняли?! Не хочу!
