Анна Князева - Сейф за картиной Коровина
Это был август, конец лета, время, когда вся Италия замирает, а ее граждане пускаются в путь, как перелетные птицы, туда, где прохладней. Мура же отправился в Индию.
Свою оплошность он понял сразу, как только вышел из самолета. Первое, что увидел, – человека в белых длинных одеждах, которые с треском хлопали на ветру. Стояла сорокаградусная жара, но ветер дул так сильно, что эти хлопки были похожи на пистолетные выстрелы.
У трапа стоял солдат с автоматом. Чуть поодаль еще один, еще и еще…
Потом им сказали, что в провинции была попытка переворота, и повсюду были предприняты меры безопасности. Это здорово испортило настроение обоим братьям.
Еще большее разочарование их ожидало, когда они вселялись в гостиницу. Пустынный холл потрясал малоприятными запахами и отсутствием кондиционеров. В номере кондиционер тоже не работал, а из крана текла ржавая теплая вода.
Не распаковывая вещи, братья решили немедленно съехать, а по возвращении в Италию подать в суд на туристическую компанию.
Лоренцо остался в номере, а Мура спустился вниз. Подходя к стойке ресепшен, он заметил, что там многолюдно, и сел в кресло, чтобы переждать наплыв новых несчастных, вселяющихся в этот отель. Наблюдая за ними, удивился, что их нисколько не удручают специфический запах и духота в холле. Те, кто уже обустроился, возвращались из номеров в хорошем настроении, нимало не беспокоясь. Было видно, что люди – привычные ко всему.
Он понял: это русские.
Через мгновение после своего открытия Мура сделал еще одно – что он уже никуда не уезжает. Более того, готов остаться в Индии навсегда.
Когда, поднявшись в номер, он сказал об этом брату, тот сначала хотел убить его. Однако, выслушав, горячо поддержал.
Все дело было в девушке, которую Мура заметил среди русских туристов.
Она появилась в дверях раскрасневшаяся и несчастная, в ее руках были неподъемные сумки. Длинные светлые волосы, собранные в хвостик, растрепались, а полненькие ножки едва перешагнули верхнюю ступеньку крыльца. Круглолицая и ясноглазая, незнакомка стояла в растерянности, не зная, куда себя деть. Сама себе она, без сомнения, казалась жалкой и смешной. Ему же – ангелом во плоти.
Через мгновение итальянец держал в руках ее тяжелые сумки… А спустя неделю понял, что погиб. Жить без нее не мог и не хотел, а что будет дальше, даже думать боялся.
Самым страшным было не то, что девушка не была в него влюблена, а то, что была замужем и у нее были дети.
Бессонными ночами Мура спрашивал себя: как могло случиться, что в двадцать с небольшим у нее уже двое детей?
«Так не бывает!» – кричало все внутри его. И он сам себе отвечал: «Но это так».
Ни он, ни Лоренцо ни на минуту не отрывались от русской группы. Они ездили вместе с ними на все экскурсии, обедали за их столом, а по вечерам прогуливались с Татьяной и ее подругами.
После расставания они переписывались. А потом неожиданно просто она согласилась приехать к нему в гости в Неаполь. И приехала туристкой тайком от мужа.
В Неаполе ее ждали как невесту. Никто в семье не возражал. Считалось, что «синьоре инженьере» сам знает, что делает. Увидев Татьяну, мать Маурицио обняла ее, сказав, что лучшей невестки она не хотела.
Спустя полгода, получив развод, Татьяна стала синьорой Бартолли и вместе с двумя дочерьми поселилась в большом доме родителей Муры.
Поначалу Мура страшно ревновал ее. Ему казалось, что жена недостаточно сильно его любит, и, как настоящий итальянский сын, он поведал о своих страданиях матери.
Ее объяснение было простым, но точным:
– Ты женился на северной женщине, а ждешь от нее неаполитанских страстей. Она любит тебя, но по-своему.
Мура поверил маме, она была мудрая женщина.
Через год они переехали в Милан, где Мура получил хорошую работу. Татьяна, выучив итальянский язык, стала преподавать математику в начальных классах. Потом у них родился сын Марио. Мура был счастлив и благодарил Мадонну за этот драгоценный подарок.
Когда Марио исполнилось два года, Татьяна взяла своих троих детей и улетела в Москву, к маме. Ее тянуло домой, в Россию.
Мура отпустил сына, когда Татьяна сказала, что уезжает, но любит его по-прежнему.
Маурицио не смог жить без них. Спустя месяц он тоже засобирался в Россию. Насовсем.
Друзья умоляли его не делать этого, предлагали сначала съездить ненадолго, посмотреть. Никто из них, да и сам Мура, не были в России ни разу. Однако Мура, уезжая навсегда, сказал им, что его родина там, где трое его детей и жена.
Встреча с Мурой была назначена. Придумывая, на чем добираться до города, Дайнека искала предлог отказаться от этой поездки.
Одна только мысль, что она может поехать на Настиной машине, вызывала тошноту. Собственный автомобиль остался в Москве. Здесь на его месте стоял серый «Опель» Вилора.
Однако Дайнека с нежностью относилась к Муре, и ей не хотелось его обманывать.
Услышав первые слова просьбы, Вилор поспешил согласиться. Дайнеке показалось, он с радостью вырвался из цепких ручонок Насти, которая все больше распоясывалась и, похоже, получала удовольствие, оттого, что шокировала Дайнеку.
Когда выехали за ворота, Вилор облегченно вздохнул.
– Между прочим, сильно огорчил девушку, – поддела его Дайнека.
Он лишь пожал плечами.
– Чего ты так мучаешься? Отшей ее или не приезжай сюда.
– Не могу.
– Почему?
– Сама знаешь.
Она не нашла что ответить. Перед ней стоял тот же вопрос – вопрос взаимности, но отягощенный покушением на убийство.
– Очень смешно… – прошептала Дайнека в ответ на последнюю мысль.
– Я так не думаю, – серьезно сказал Вилор.
Дальше ехали молча. Каждый думал о своем.
Когда машина притормозила на университетской стоянке, Мура уже бегал вокруг своего старенького «жигуленка». Увидев Дайнеку, кинулся навстречу, размахивая какими-то бланками. Он с разбегу сунул их ей в руки:
– Заполнишь – привезешь!
За ее спиной стоял Вилор. Дайнека повернулась, чтобы представить мужчин друг другу, и уже протянула руку, указывая на Вилора, но Мура перебил:
– Мы знакомы. Здравствуй, Джельсомино!
Потом помахал рукой, запрыгнул в машину и умчался.
Дайнека посмотрела вслед Муриной машине, затем перевела взгляд на Вилора. Тот спохватился:
– Не забывай, я тоже учился в МГУ и у него занимался.
– Но почему Джельсомино?
– Это мое «погоняло». Не знаю почему, но так меня называли одногруппники.
– Джельсомино-о-о… – медленно произнесла Дайнека, вслушиваясь в звучание красивого слова. – Ты не в курсе, что означает?
– Понятия не имею, – отмахнулся Вилор.
Дайнеке, правда, показалось, что он знал ответ на ее вопрос, но почему-то не захотел об этом сказать.
Она снова и снова возвращалась мыслями к своей потере. Только утратив Джамиля, она со всей ясностью поняла, что он для нее значил. В такое короткое время, насыщенное болью и страхами, он сумел стать главным человеком в ее жизни.
– Оборотень.
Как будто услышав ее слова, зазвонил телефон.
– Это я, – раздался голос Джамиля.
– Ты где?
– Дома.
– Я хочу тебя видеть. Сейчас.
– Сейчас не могу. Вечером перезвоню.
Дайнека не собиралась ждать до вечера. Ей хотелось застать Джамиля врасплох. Казалось, так проще будет вырвать признание.
– Я не еду на дачу, – сказала она Вилору.
Но тот и сам догадался:
– Куда ехать?
– В центр.
Глава 26
А потом пусть убьет, если захочет
Вилор остановил машину у самого подъезда. Дайнека простилась, уверив, что обратно доберется сама.
У нее не было никаких идей, как проскользнуть мимо консьержа. Она стояла в задумчивости, когда рядом притормозило такси. Из него вышла молодая особа, которой никак не удавалось захватить все коробки.
Дайнека сообразила, что это и есть ее шанс. И предложила:
– Могу вам помочь.
Получив согласие хозяйки, взяла в руки одну коробку и зашагала к лифту. Распростившись с женщиной на восьмом этаже, вернулась в кабину лифта и нажала нужную кнопку. Страшно не было, хотелось поскорей прекратить свои мучения. Ей нужно знать: он или не он.
Дайнека остановилась у двери, за которой должна была услышать свой приговор. Нажала на кнопку звонка. Дверь открылась – лицо Джамиля обескураженно вытянулось.
– Ты? Зачем?.. – Он не находил слов.
Дайнека ворвалась внутрь, не дав захлопнуть за ней дверь.
– Что случилось?
Джамиль покосился на дверь. Дайнека не заметила этот тревожный взгляд, слишком многое надо было ему сказать.
Однако вся обличительная речь, которую она заготовила, вдруг выскочила из головы. Дайнека протянула раскрытую ладонь, на которой свернулась золотая цепочка и синело каменное сердце.
– Почему ты все время врешь? – всхлипнув, выкрикнула она. – Сейчас я задам тебе вопрос, а ты мне ответишь. И если ты опять соврешь, знай, что этот последний обман будет хуже первого.
Джамиль молча наблюдал за ней, переводя взгляд с ладони, на которой лежала цепочка, на лицо Дайнеки, опять на ладонь и на открытую дверь за ее спиной. Дайнека ждала наступления момента истины.
