Норб Воннегут - Хищники с Уолл-стрит
– Неудобно? – с насмешкой бросила она. – Тебе ли знать, что такое неудобно!
* * *Лайла Приоло приобрела самую печальную известность из всех женщин, когда-либо ступавших на Гарвард-сквайр. И эту славу ей принесли 15 секунд позора. Иначе бы ее в Гарварде никто и не знал. Кембридж она навещала редко. Имя ее было известно очень немногим. И почти никто в Гарварде не мог узнать ее с первого взгляда. Весь свой досуг Лайла проводила в Йеле с этим кретином Херли.
Однако слава о ней разлетелась практически по всем факультетам. О ней знали будущие капитаны индустрии Гарвардской школы бизнеса. Как и мастаки юриспруденции из Гарвардской школы права. Политологи мужеска полу из Института госуправления имени Кеннеди судачили о Лайле, прогуливаясь по обсаженным плющом дворикам и толкаясь среди других амбициозных дипломатов. Креативные личности из Школы архитектуры, которым еще только предстояло творить городской облик следующего поколения, находили художественное вдохновение в знойной урбанистической легенде, преследовавшей ее повсеместно.
Известность в Гарварде началась с биологии на втором курсе в Уэллсли. Во время одной злополучной лекции профессорша бесстрастно описывала состав мужского эякулята. Эту тему, способную повеселить аудиторию, битком набитую девушками, она обратила в марафон мутотени. И нудила, и нудила – «сперма» тут, «сперма» там, «сперма» повсеместно. Скучной подачей и флегматичной монотонностью профессор умудрилась навеять зевоту, а не любопытство.
В какой-то момент она уныло заявила:
– Свыше семидесяти пяти процентов спермы составляет фруктоза.
Тут-то Лайла и вскинула руку.
– Тогда почему же она не сладкая? – спросила она с вдумчивостью всего юга в своем благозвучном протяжном выговоре.
В аудитории воцарилось молчание. Профессорша – не в меру пристойная и чопорная старая дева лет 50 с лишком – парировала:
– Это мнение вы сформировали на основании полевых исследований, мисс Приоло?
Лайла оглядела своих товарок. Все они развернулись на своих сиденьях, чтобы уставиться на нее, распахнув глаза от изумления и разинув рты от потрясения. Лайла минутку поразмыслила. Оценила их внимание. И как только ошеломленная тишина в аудитории сменилась смехом и указывающими в ее сторону пальцами, Лайла поняла, что делать. Она встала, извинилась и вышла. И горделиво зашагала прочь, виляя бедрами, как самые заносчивые из моделей с Мэдисон-авеню.
По пути она услышала, как девушка из Зет-Альфа, соперничающего студенческого сестринства, окликнула ее: «Молодец, подруга!» – и снова раздался смех.
На следующий день весть о реплике Лайлы разошлась по всей лозе «мафии» Уэллсли. С этого только началось. Учитывая осмотическую циркуляцию между кампусами и ля-ля-ля девушек с парнями, семенной запрос Лайлы вскоре вошел в пантеон легенд Гарвардского университета.
«Почему она не сладкая?»
Несомненно, позже Лайла извлекла урок из этого постыдного переживания. Она понимала, как язвит публичное унижение, когда наняла бипланы с баннерами, кружившие над Херли на Кубке Йеля.
* * *– Тебе ли знать, что такое неудобно!
Эта реплика меня убедила. Я просветил Лайлу насчет гей-порно, избегая упоминаний о финансовых бедах Сэм. Равно как не сказал ей о Пэтти Гершон и событиях, последовавших за моим несчастным открытием. Не ее это дело.
– Скажи Сэм, – посоветовала Лайла. – Она заслуживает истины.
– И что мне сказать? Что Чарли был бисексуалом?
– Для начала.
– Нет никаких доказательств. У меня лишь пара веб-хитов.
Впрочем, вчера вечером, в относительной безопасности своих апартаментов, я проследил интернет-историю Чарли. Там не было ничего, кроме гей-порно. Ни банковских счетов, ни брокерских сайтов, ни ответов на единственно важные вопросы.
Кто убил Чарли? Где его деньги?
– Что, если он не пользовался презервативами? – упорствовала Лайла.
– Я не хочу все испортить.
– Испортить что?
– Сэм беременна, Лайла.
– Она что?
Ошибка.
– Два месяца. Пусть Сэм сама тебе скажет.
– Беременность делает вопрос более неотложным, Гроув. Скажи ей о Чарли.
– Я бы предпочел сперва раздобыть факты.
– И что сделаешь? Позвонишь веб-мастерам и отменишь списания с его кредитной карты?
Чарли никогда не пользовался кредитными картами.
– Кранч знает.
– Давай продолжим это завтра вечером в спортзале, – сказала она. – Хочу обсудить кое-какие дела лично.
Чудесно.
Мы договорились покрутить педали на тренажерах. Беседа Лайлы с Кранчем была лучиком солнца. Ее счет послужит плацдармом, ведущим к богатствам семейства Приоло. Так мне казалось. Как я узнал позже, ее разговор о делах не имел ни малейшего отношения к глупостям Кранча насчет «Коуч» и прочих ритейлеров, которых они обсуждали.
Когда мы закончили разговор, мои мысли снова обратились к темной стороне последних суток. Чарли Келемен подкинул мне сюрприз из могилы. Лучший друг, спаситель, а теперь еще и мертвый отец – Чарли был королем частных сыщиков: именно он нанял соглядатаев и разоблачил бывшего Лайлы Приоло. Именно он вынюхивал донжуанов, спасал жен от измен, а мужей от рогов. Он был святым покровителем горемык, толстяком, наделявшим слово «хороший» смыслом. Этот образ оказался насмешкой. Гей – это еще ничего. Меня заботило, не водил ли Чарли Сэм за нос.
Погрузившись в эти раздумья, я сел и прижал к губам большой палец. Видимо, Энни эта поза показалась кататонической.
– Босс, я иду в «Старбакс», – сообщила она. – Хочешь чашку кофе?
– Я угощаю, – откликнулся я, встрепенувшись и возвращаясь к действительности. – Хлоя, а ты?
Улыбнувшись, Хлоя кивнула Энни, но ничего не сказала. Она как раз подтверждала заключение сделки у нашего фондового отдела.
– Ты лучше всех, – сказала Энни без намека на вчерашнюю угрюмость.
– Эй, это же моя реплика!
Выхватив 20-долларовую купюру из моей протянутой руки, она ухмыльнулась:
– Ступай обратно в мир Гроува.
– Ну ты и фрукт! – фыркнул я.
Энни направилась к лифтам. Ее короткая юбка цвета хаки в равной мере сочетала грацию и соблазнительность. Плавные линии. Изящный покрой. Поймав мой взгляд, Хлоя повела плечами и преувеличенно подмигнула, словно говоря: «Попался!»
Я покраснел. Застукали. И именно в этот момент позвонил Фрэнк Курц. Еще ни разу за всю историю человечества никто не был так рад звонку начальника. Но Курц не оставил от моего облегчения камня на камне всего за три секунды.
– Фрэнк, – поприветствовал я его в трубку обаятельным, энергичным, источающим радость голосом, приберегаемым для руководства.
Хлоя у меня за спиной хихикнула.
– Я слыхал, вы с Пэтти работаете с Джей-Джеем в команде, – объявил он жизнерадостным тоном.
NFW, подумал я, окидывая взглядом Эстрогеновый переулок. Пэтти висела на телефоне, с головой уйдя в разговор со своей очередной жертвой.
Курц поощряет партнерство. Он регулярно ссылается на нехватку компетентности в фиксированной доходности, обыкновенных акциях, хедж-фондах и имущественном планировании. Ни одному брокеру не под силу освоить все четыре категории в совершенстве. Всесторонние команды с широкой компетенцией, рассуждает он, могут консультировать клиентов более умело.
Я же предпочитаю более циничное объяснение: Иудин фактор. Курц понимает, что совместное окучивание осложнит брокерам уход из СКК. Если мне вздумается перейти на зарплату в другую фирму, Пэтти будет сражаться зубами и когтями, чтобы удержать активы Джей-Джея. А почему нет? Ей достанутся 100 процентов доходов вместо шестидесяти. Это не партнерство. Это предательство на марше.
– Это еще не решено, – возразил я.
– А в чем проблема?
– Да хотя бы в экономике.
Расчеты Гершон – отстой. Не считая пакета «Джек Ойл», я распоряжаюсь от лица Джей-Джея 200 миллионами долларов. Он единственный холостой клиент среди моих 65 семейств. Но его портфель ежегодно приносит премию в один миллион, из которого мне достается 350 тысяч долларов. Если Джей-Джей продаст свою компанию, эта сумма запросто удвоится до 700 тысяч долларов. Если не считать одного. Леди Золотая Рыбка требует 420 тысяч долларов. От меня. Это большие деньги в любом бюджете.
– А как насчет сделки с банкингом? – поинтересовался Фрэнк. По опыту он знает, что в дележку между консультантами лучше не вмешиваться.
– Джей-Джей – субъект раздражительный, Фрэнк. Он предпочитает держать свой личный бизнес подальше от своего инвестиционного банка.
– Кто это говорит?
– Джей-Джей.
Фрэнк на миг задумался.
– Отношениям по управлению активами мы предпочтем двадцать миллионов долларов банковской премии, – наконец выговорил он. – Ты же знаешь. И я знаю.
– Я сделаю вид, что не слышал этого, Фрэнк.
Он пропустил мои слова, в которых явно чувствовалась враждебность, мимо ушей.
– Если эта сделка ускользнет, банкинг меня с дерьмом съест. – В голосе Фрэнка звучало опасение. Ему нужна была «Коиба». Сигары для Фрэнка – как шпинат для Попая-морячка.