Виктория Платова - Два билета в никогда
– Заткнись, проклятый идиот.
– Сама хлебало завали, дура! – нашелся Кусок Говна.
– Сейчас не лучшее время для ссор, дети, – рыжая Софья произнесла это примирительным голосом и даже совершила несколько пассов руками. А Вересень вдруг подумал об испанцах: как-то они воспринимают происходящее? Даже не зная языка, можно многое считать по интонации. И по напряжению, царящему вокруг. А оно, безусловно, было, и электрическая дуга, сверкая и плюясь искрами, пролегала между маленьким паршивцем и любительницей чтения.
Та еще семейка.
Взрослые еще кое-как держат себя в руках (а может, и не «кое-как», а «очень даже», иногда продуманно включая растерянность и отчаяние). Зато детки не такие искушенные, вот и не считают нужным скрывать свое истинное отношение друг к другу. Понятно, что маленькому сопляку и соплячке постарше делить особо нечего, а вот у их родителей есть отличный повод, чтобы сойтись в схватке. Богатая старуха и сыновья. Глава корпорации и наследники. Главное – побыстрее спихнуть гроб в могилу, а уж потом начнется дележка и разгуляево. Да такое, что только клочки по закоулочкам полетят. Вересню моментально вспомнились убийства богатеньких буратин, за которыми просматривались только два мотива: заказ конкурентов и семейные разборки.
Семейные разборки – вторые по популярности после заказухи.
И неприятно, что все это видят иностранцы. У них такое тоже встречается – сплошь и рядом, но не хотелось бы, чтобы они думали, что это происходит и в России. Великой и бескорыстной стране.
Пожурив себя за не ко времени вспучившийся патриотизм, Вересень тем не менее сказал:
– Я так понимаю, что среди нас есть иностранные товарищи.
При слове «товарищи» Кусок Говна залился тонким смехом, а остальные посмотрели на Вересня едва ли не с состраданием.
– Вы переводите им, Александр?
Саша утвердительно кивнул, хотя Вересень ни разу не видел, чтобы он наклонялся к испанцам и что-то им шептал.
– А про хлебало переводить не стоит.
Еще один отрешенный кивок.
– Это просто какой-то ужас, – все никак не могла успокоиться рыжеволосая. – Вы действительно подозреваете кого-то из нас?
– Пока у меня нет для этого оснований.
– Но вы же сами сказали про личные мотивы…
– Я сказал, что не исключаю их.
– Из того, что Белла Романовна была состоятельным человеком, вовсе не следует, что мы желали ее смерти.
Невестка покойной старухи слишком рано начала «гнать волну», отпихивая от себя обвинения, которые никто не выдвигал, – и это не понравилось Вересню. К тому же Софья заметно волновалась, и на лице ее горел лихорадочный румянец. Она и сама это почувствовала и потому приложила ладони к пылающим щекам.
– Да, она была сложной. Иногда – тяжелой в общении и очень категоричной в суждениях. Но мы любили ее. Мы понимали… Когда везешь на себе такой воз ответственности за все – на сантименты нет времени и сил. И мы всегда ее поддерживали. Ведь так, Толя?
– Да, милая. Успокойся.
– Я не могу успокоиться, не могу! Нам тут вменяют черт знает что… настоящее людоедство… а мы должны молчать?
Ха-ха-ха.
Нет, проклятый мальчишка не смеялся. Он просто произнес это с самым серьезным выражением лица. Ха-ха-ха вылетело из его липкого мокрого рта подобно дротикам, и дротики начали разить всех наповал. Досталось даже Вересню; во всяком случае, Боря почувствовал легкий укол в область грудины. И лишь ничего не понимающий Хавьер Дельгадо счастливо избежал последствий атаки.
– Ха-ха-ха, – снова повторил паршивец. – А вчера вы говорили совсем другое, тетя Соня. Вчера вы сказали бабуле: «Скоро ты сдохнешь, гадина». Помните?
В зале повисла звенящая тишина. А затем мизансцена начала стремительно меняться. Тетя Соня всхлипнула и уронила голову в колени, Анатолий склонился над ней, как будто стараясь защитить, а Карина Габитовна злорадно улыбнулась.
Тут-то и выступила до сих пор никак не проявлявшая себя девчонка. Она вскочила и, бросив книгу на стул, ринулась к обидчику матери. Секунда – и она уже трясла его, ухватив за грудки. Голова Марика закачалась на хлипкой шее, и Вересню на мгновение показалось, что она вот-вот оторвется и покатится прочь. И замрет где-нибудь в углу, ощетинившись дикобразьими иглами «ха-ха-ха».
– Ах ты урод! Дрянь! Я говорила тебе, что я тебя убью? Так я тебя убью! Урою, тварь такая! Ты и дня не проживешь!..
– Убери руки, сучка! – просипел урод, не делая никаких попыток освободиться.
– Мразота!..
– Шлюха!
– Ублюдок мелкий! Ничего тебя не спасет!..
– Я и про тебя тоже кое-что знаю, шлюха! Хочешь, расскажу?
Это стало последней каплей: она не выдержала и ударила Марика кулаком в лицо. Удар получился смазанным, но ощутимым. Или просто у мальчишки оказался слабый нос: из него тонкой струей хлынула кровь.
– Это только начало, сволочь! – дрожащим голосом предупредила Аня.
– Это только начало, сволочь! – эхом отозвался Кусок Говна и распялил в улыбке залитые кровью губы.
Первой опомнилась Софья:
– Да что ж такое! Анна, прекрати немедленно! Ты ведешь себя чудовищно!
– Я?!!
Девчонка была так изумлена, что даже не сопротивлялась, когда отец и Саша оттаскивали ее от Марика. Марик же вытер кровь рукавом свитера и обвел присутствующих победительным взглядом. А потом сосредоточился на Софье и подмигнул ей – обоими глазами:
– Ну что, тёть Сонь? Будем колоться?
Кусок Говна стоил того, чтобы присмотреться к нему повнимательнее. Высокий лоб, всклокоченные волосы, нежный, почти девичий овал лица; тонкие, будто выписанные тушью, брови и ноздри. И светлые глаза, казавшиеся темнее из-за длинных ресниц. Безмятежную красоту портил лишь рот: губы мальчишки все время извивались, а в их уголках пузырилась слюна.
Падший ангел из продлёнки.
И вот теперь ангел не без удовольствия демонстрировал власть над простой смертной по имени Софья. Она смотрела на Марика не отрываясь, вжав голову в плечи, еще мгновение – и женщина с гордым профилем начнет умолять сопливого мальчишку… О чем?
О чем? – грустно подумал Вересень. Не так все просто в этой семье. Не все пытаются согреть мертвого бесполезными шерстяными тряпками, стоя перед ним на коленях. Но даже если мальчишка не врет (а интуиция подсказывала Вересню, что он не врет) и дурные слова действительно были произнесены… Ничего из этого не следует. Между словами и действием – дистанция огромного масштаба. Можно годами угрожать расправой, но так ничего и не сделать. Можно не угрожать вовсе – и спокойно совершить задуманное.
Одних и тех же правил в такой деликатной вещи, как убийство, не существует.
– Ма! – в отчаянии крикнула девчонка, которую до сих пор крепко держал за локти отец. – Да не унижайся ты перед этим говнюком! Пожалуйста, Ма!..
Мольба дочери наконец-то была услышана. И произошло то, чего Вересень уже не ожидал: простая смертная расправила плечи и вздернула подбородок, на ходу превращаясь в богиню. Рыжие кудри богини развевались на несуществующем ветру, а горящие нестерпимым огнем глаза метали молнии. Она могла бы испепелить взглядом не только падшего ангела, но и любого из присутствующих, но обратила его на Вересня.
– Вы ведь уже состряпали версию?
– Нет, – непонятно почему струхнул Боря. – У меня нет достаточных оснований…
– Но теперь они появились, не так ли? После того, что вы услышали от Марка.
– Ты ведь этого не говорила, Соня! – взмолился Анатолий. – Ты просто не в себе! Мы все не в себе. Но это не значит, что ты должна возводить на себя напраслину.
– Неважно. Это уже неважно, милый… Прости, я должна это сказать.
– Что – «это»?
– Ты знаешь.
Птичий язык неразлучников, да. Эти двое понимали друг друга с полуслова. И только Вересень оставался в неведении – о чем именно они толкуют.
– Ты должна хорошо подумать, детка. – В голосе Анатолия не было и намека на укоризну, только всепоглощающая нежность.
– Я уже подумала. К черту все. Обстоятельства изменились – и придерживаться уговора больше нет смысла.
– Он и так не продлился бы долго.
– Тем более.
– Ты предательница, Соня.
Это сказал Саша. Он не смотрел на ту, кому были адресованы эти слова. Лицо его сморщилось от нестерпимой боли, а пальцы сжались в кулаки.
– Можешь называть меня как угодно. Плевать. Я должна защитить свою семью, и я ее защищу. А мертвым все равно. И тебе должно быть все равно. После того, что сделала с тобой твоя мать.
– Ты предательница.
– Хотелось бы понять, что здесь происходит, – не выдержал Вересень.
– Я объясню. – Рыжая богиня сделала глубокий вдох, собираясь с силами. – У нас были сложные отношения с Беллой Романовной. Мягко говоря. И если бы это касалось только меня… В конце концов, свекровь и невестка не обязаны ладить. Но она была нетерпима к своим сыновьям… Делала их жизнь невыносимой.
