Марина Крамер - Не верь, не бойся, отпусти!
— Аня… а тебе не показалось, что твой Карибидис знает о нас чуть больше, чем хочет сказать? — спросила я, и Анька вдруг огорошила меня ответом:
— Да. Он тебя знает. Называл твою фамилию как-то в телефонном разговоре. Я контекста не слышала, конечно, но твою фамилию абсолютно четко разобрала, он ее еле выговаривал — ну, еще бы, с его-то артикуляцией такой набор звуков осилить.
Это заявление мне совсем не понравилось… Я могла поклясться, что фамилию Карибидиса впервые услышала от Потемкиной и никогда прежде в моей практике не сталкивалась с ним. Следовательно, ему кто-то рассказал обо мне, и выходило, что этот кто-то — мой дядя. Хотя какой он дядя, как выяснилось… А уж если Карибидис хоть мельком упомянул Аннушку, то мой дядюшка точно в курсе, кто это и какими знакомствами обладает. И на всякий случай нужно что-то сделать, чтобы свернуть отношения Аннушки и банкира, пока не стало совсем жарко. Но что?! Она не послушается, потому что, кажется, влюбилась и строит серьезные планы. Вот я идиотка, как же можно было вообще использовать Аньку в таком деле, как я сразу не догадалась…
Подруга меж тем упорхнула в прихожую, не удосужившись даже поставить грязную посуду в раковину — надо же, как быстро привыкают к наличию постоянной домработницы.
— Если задержусь, позвоню тебе! — крикнула она уже оттуда.
— Не забудь только.
— Не забуду. Все, я ушла, Володя подъехал.
Хлопнула дверь, и Анька испарилась. У меня разболелась голова от распирающих ее мыслей — теперь, кроме поисков Макара, мне нужно придумать, каким образом вывести из игры подругу, чтобы и ее не подвергать опасности.
Я даже не услышала, как вошла Наташа, и только трель мобильного в ее руке заставила меня повернуться:
— Я не слышала, как вы вошли.
— Я давно здесь, а у вас в спальне телефон надрывался, — она протянула мне трубку и занялась уборкой посуды.
Я взглянула на дисплей — номер ничего не сказал, но я все равно ответила, потому что это мог быть кто-то из клиентов, имена которых я никогда не заносила в память.
— Да, я слушаю.
— Слушай внимательно, — сказал мужской голос, — если хочешь, чтобы пацан твоего мужа остался жив-здоров и снова мог на рояле бренчать. Сроку тебе на раздумья трое суток. Потом ты сообщаешь нам адрес вдовы, а мы возвращаем пацана. Если нет — ну, ты будешь виновата в том, что страна потеряла юное дарование.
У меня от страха зашевелились волосы и заныл сломанный нос, но я знала, что не должна давать понять, как испугалась, а потому, постаравшись взять себя в руки, ответила как можно небрежнее:
— А мне что за дело до этого пацана? Это не мой ребенок. Кроме того, никакого адреса я не знаю. Сказать мне вам нечего ни сейчас, ни через трое суток.
— Ты хорошо подумала? На всякий случай взвесь все как следует, а через три дня я позвоню. Номер пробивать не утруждайся — он левый, я его выброшу вместе с аппаратом. В общем, не распыляйся, Щука, на мелочи, думай сразу о крупняке — как твой муж отреагирует на гибель наследника. Все, бывай, не кашляй. И нос лечи, а то кривой будет.
В трубке затрещало, и все стихло. Я дрожащей рукой опустила ее на стол, невидящим взглядом обвела кухню в поисках сигарет, но не нашла, и Наташа молча вынула из кармана фартука пачку. Видимо, на моем лице отразилось все, что творилось в данный момент внутри, потому что домработница села напротив, щелкнула зажигалкой, помогая мне прикурить, и спросила:
— Кто звонил? Тот, кто должен? — и я поняла, что она уже в курсе пропажи Макара — видимо, Туз позвонил и проинструктировал, как себя вести.
— Да.
— Что делать будете? — Она тоже закурила, внимательно наблюдая за мной.
— Я не знаю. Но если с ребенком что-то случится, мне конец. Муж ни за что не простит. Я не могу ставить жизнь ребенка на одну доску с деньгами, я не имею на это права.
— Варвара Валерьевна, там ведь тоже ребенок, — сказала Наташа негромко, — если вы дадите информацию, тому ребенку тоже не поздоровится…
Я подняла на нее глаза и тихо спросила:
— Ну, и какого ребенка я должна оставить в живых, по-твоему? Чужую девочку или сына моего мужа? Скажи, ты что бы сделала?
Наташа долго приминала окурок в пепельнице, отряхивала пальцы, убирала в карман зажигалку.
— Я не хотела бы оказаться перед таким выбором, — произнесла она наконец.
— А я, знаешь, спать не могла — как мечтала! Ну, вот оказалась — и что делать теперь? Куда ни кинь, одинаково мерзко. — Я тоже погасила окурок и подперла руками голову. — Могла бы — истерику бы закатила, — призналась негромко, — но не приучена, к сожалению. Воспитание не позволяет. А полегчало бы, наверное…
Сзади раздалось аккуратное покашливание, и я, вздрогнув, повернулась — в проеме стоял Слава.
— Доброе утро.
— Ничего в нем доброго нет, конечно, — пробормотала я. — Садитесь, чаю попейте. Наташа, сделайте чаю Славе, пожалуйста.
Телохранитель уселся наискосок от меня, сложил на столе руки в замок и спросил:
— Какие указания будут?
— Вам Анатолий Иванович звонил?
— Да, в общих чертах обрисовал ситуацию. Фотографию мальчика мне подвезут в городе, потом я во двор поеду, там посмотрю. Но сдается мне, что нет в этом нужды. В подъезде его ждали.
— Почему вы так думаете?
Наташа поставила перед ним чашку и подвинула сахарницу, но Слава покачал головой:
— Спасибо, не ем. Так вот… Не знаю, заметили вы или нет, но нас в Москве машина провожала, «девятка» красная.
— Я видела. Еще подумала — сухо, а номера грязные.
— Вот и я об этом подумал. Они нам на хвост сели прямо на выезде со двора, так и держались всю дорогу за нами, а потом, когда где-то с квартал оставалось, отстали.
— Ну и что?
— А то. Поехали они потом дворами, потому обогнали нас. Машину я краем глаза увидел в соседнем дворе, когда мальчишку мы высадили и выезжали уже. Еще подумал — значит, есть дворами дорога. Вот и все. Те, кто в этой тачке ехал, пацана в подъезде и прибрали.
— Это я виновата, — пробормотала я, вцепляясь в волосы, — мне надо было подумать о таком варианте и проводить его до квартиры, а я даже не догадалась. Но я же не могла знать! Я вообще не должна была его везти — кто мог знать, что я к бабушке поеду, что он там будет? — Я почувствовала, как меня охватывает отчаяние — выхода из ситуации вообще не было видно.
Слава отхлебнул чаю, издал какой-то звук, призванный, видимо, выражать удовольствие, и проговорил:
— Вы погодите так расстраиваться. Пацан — не иголка, тачка эта тоже. Грязь грязью, а две цифры и две последние буквы я все-таки рассмотрел. Да и московский регион. Уже проще — вариантов не так много. У меня знакомый есть, пробьем сегодня.
— Ну, пробьем — и что? Хозяин машины радостно сообщит нам все, что мы спросим?
— Зависит от того, кто и как будет спрашивать, — хмыкнул Слава.
— Вы оптимист. Ладно, вы ехали бы в город, Слава, дел у вас много. Да и я до больницы подскочу — снимок сделать нужно.
— Тогда я позвонить должен, не могу же одну вас отпустить.
— Хорошо, звоните.
Глава 21
Равнодушные сердца
Чтобы любовь была вечной, равнодушие должно быть взаимным…
Дон-АминадоЯ вышла из машины у здания медицинского центра, а Слава с водителем поехали за фотографией Макара. Замешкавшись на крыльце, я увидела на противоположной стороне своего давнего знакомого в серой куртке с яркой эмблемой. «Интересно, он вообще эту куртку когда-то снимает?» — почему-то подумалось мне, но на душе стало спокойно — этот парень всегда знал, что к чему, и в его присутствии со мной ничего не произойдет, тут я была совершенно уверена.
В медцентре мне сделали рентгеновский снимок и отправили к травматологу, а потом к неврологу — доктору понравилось, как обстоят дела с носом, зато не понравилось выражение моего лица и то, что у меня все еще подрагивали руки. Невролог, сухопарая высокая женщина в очках, долго обследовала меня, проверяла рефлексы и водила пальцем у лица, заставляя следить за ним глазами.
— Ну, что же вы, деточка, с такой травмой разгуливаете? Сотрясение ведь, лежать нужно.
— Так я лежу, — вяло оправдывалась я, — а сегодня мне снимок назначили…
— А вот обманывать нехорошо. Я, между прочим, бабушку вашу отлично знаю, мы с ней в соседних подъездах живем, — уличила докторша, — и не далее как вчера я вас видела.
Вышло некрасиво…
— Извините… но у нее вчера приступ сильный был, хорошо, что я оказалась в квартире… — пробормотала я, пряча глаза. — Но я вам обещаю, что буду лежать, честное слово.
— Ну, судя по вам, вряд ли вы его сдержите, — усмехнувшись, сказала докторша, продолжая писать что-то в моей карте. — Однако постарайтесь хотя бы минимизировать то время, что собираетесь провести на ногах. Вот рецепты, как принимать — тоже написала. И покажитесь мне через неделю.
