Леонид Словин - Ночь, прожитая трижды
Цуканов занял место рядом с Николой на заднем сиденьи.
— Давай к платформе. — скомандовал он. — И сразу назад!.. — Он обернулся к Николе. — Ну чего он базарит по камере?
Никола показал глазами на Штирлица впереди. Цуканов мигнул:
«Свои…»
— В основном молчит…
Никола недолюбливал Цуканова. Тот был для него «мусором»- со всеми пороками, приписываемыми молвой ментам.
«Крысятник…»
Воровской глаз — ватерпас…
У Цуканова были грешки. Однажды, после комиссионной выгрузки вагона на холодильнике, охрана задержала его с несколькими банками мясных консервов в портфеле. В то время это был дефицит. Зам уверял, что консервы были в портфеле, когда он ехал на выгрузку. Охрана холодильника была уверена, что кладовщик дал ему их при выгрузке…
Дело было темное. Но последствий не имело.
Цуканов чувствовал отношение Николы, но всерьез не принимал.
— Что-нибудьто его интересовало?
— Сто двадцать шестая статья…
— Похищение человека? — Цуканов спросил, как и сам Никола:
— Где? В Чечне?
— Здесь, в Домодедове. Это все.
Цуканов ни о чем больше не спросил.
Водитель снова подъехал к дежурке. Цуканов вышел. Он и домодедовский начальник обменялись короткими репликами. Время, указанное Ксенией, поджимало. Цуканов уже принял решение:
«Теперь на ЮгоЗапад. Брать наркокурьера…»
Он вернулся к машине, открыл дверцу. Спросил у Николы:
— Мы едем в Москву. Ты с нами?
Тот цыкнул зубом.
— Остаюсь.
— Ну давай.
Никола исчез, как растворился в темноте.
Неподалеку, к удивлению Цуканова, неожиданно покинул машину и «Штирлиц»…
— Пожалуй, мне лучше на электричке…
Несмотря на то, что их осталось двое — он и водитель — Цуканов был доволен. «Штирлиц» был чужой человек. А особенностью национального сыска уже давно было балансирование на грани нарушения закона.
Довериться можно было не каждому…
Они уже подъезжали.
Общежитие иностранных студентов находилось на оставшемся невырубленным крохотном островке Тропаревского леса, который подходил вплотную с другой стороны улицы. Здесь же, за коммерческими киосками, виднелось высокое крыльцо с вывеской «Мишель», о котором предупреждала Ксения. Тут Мосул Авье назначил встречу наркокурьеру.
Африканцы питали нежные чувства к маленькому магазину с французским звучанием известного имени. Как, впрочем, и слушаки ментовской Академии МВД, чья круглосуточно охраняемая общага находилась через дорогу. Между сохранившимися деревьями от «Мишеля» к подъезду студенческого общежития иностранцев в сугробах была протоптана узкая тропинка.
Вокруг было пусто. Осмотревшись, Цуканов поднялся по крутым Ступеням, рванул тяжелую на пружине дверь и попал в другой мир.
Внутри был чисто, тепло и сонно. Одинокий продавец за прилавком тщетно боролся с дремотой. Какойто человек в в глубине, в куртке, в вязаной апочке, спиной к дверям, рассматривал витрины с молочными продуктами. Он был единственным покупателем и видимо, находился в магазине достаточно долго.
Звук хлопнувшей двери заставил его обернуться.
Цуканов увидел африканское темное лицо, приплюснутый нос. Вязаная шапочка скрывала верхнюю часть лба и виски…
«Он? Не он?..»
Цуканов шагнул к сонному продавцу, на ходу, не раскрывая, махнул милицейскими корочками.
— Шугани-ка его… — Он незаметно показал на африканца. — Он нам нужен.
Продавец молодой простоватый парень — сразу проснулся:
— Я уж пробывал. Не уходит…
— Когда я выйду, ты выключи свет!
Африканец показался снаружи уже через несколько минут вслед за Цукановым. Спустился с крыльца.
Цуканов махнул рукой водителю. Тот подошел — молодой парень из Сасова. Зам взглянул с надеждой:
— Английский знаешь?
— Учил когда-то…
— Будешь на подхвате, — Цуканов учил немецкий. Ничего не помнил. На всю жизнь сохранилась только первая строчка из учебника — «Анна унд Марта баден» «Анна и Марта купаются…»
— Это, должно быть, он… У нашего хорошая примета. Я сейчас посмотрю.
— Мне идти с вами, товарищ майор?
— Погоди…
Цуканов достал сигарету. Прикуривать не стал. Подошел к африканцу.
Тот стоял, опершись рукой о ствол, его словно рвало. Цуканову показалось, что африканец застонал. Отставив сигарету, зам спросил по-русски:
— Тебе плохо? Помочь?
Африканец что-то пробормотал на своем.
Цуканов оглянулся. Между деревьями ближе к киоскам мелькнула чья-то тень. Он решил переждать. Так они постояли несколько минут…
Африканец клонился все ниже, голова его едва не касалась сугроба. Ему было совсем плохо. Словно желая помочь, Цуканов, улучив момент, сдернул с него шапочку…
Слева над виском мелькнуло что-то темное…
«Родимое пятно… Он! Наркокурьер!..»
Зам обернулся к водиле:
— Машину. Быстро!..
Машина была припаркована на другой стороне улицы, у ворот ментовской общаги.
— Есть… — Водила потопал назад.
— Быстрее! — Цуканов нагнулся над африканцем. — По-русски говоришь?
Инглиш?
Тот слабо кивнул. Он не говорил по-русски.
— Тебе плохо?
Наркокурьер на его глазах оседал на снег.
В магазине «Мишель» снова хлопнула дверь. Возникший на крыльце парень был в форме, слушатель милицейской академии. Африканец оглянулся. Увидев полицейского в форме, он весь сжался.
Слушак ничего не заметил, занятый своими мыслями. В руках он нес длинный французский багет, банку консервов и двухлитровую бутылку «колы». Из вежливости он сошел с тропинки, уступив ее Цуканову с его спутником.
— Эй. друг! — Цуканов махнул рукой менту. — Английский знаешь? Спроси, что с ним… — Тот был уже рядом со сползшим в снег африканцем. Состояние курьера свидетельствовало за себя.
— Минуту!
Слушак поставил бутылку в снег, нагнулся над африканцем. О чем-то спросил. Нигериец вяло забормотал, он не спускал глаз с багета.
— Вроде чегото с животом?! — Слушак скривился. — Может жрать хочет?
— Наверное!..
Наркокурьеры с наркотической «начинкой», отправляясь в дорогу, обычно начинали голодать за два дня, ничего не ели и лишь потом заглатывали капсулы с наркотиками. Затаренные в резиновые контейнеры, чаще в презервативы, опасные грузы распределялись в желудке.
В дороге такие гонцы питались только витаминами, но и в этих случаях как сообщали в ориентировках — в результате внешнего воздействия нитка, которая связывала контейнер, разъедалась, и курьер нередко умирал от передозировки. В России от этого уже погибло несколько наркокурьеров, которые перевозили наркоту в презервативах внутри себя.
Надо было срочно принимать меры.
— Переведи ему, чтоб держался. Мы отвезем его к врачу…
Слушак перевел. Курьер помотал головой.
— Чего он?
— Пусти, говорит. «Я пойду…»
Африканец сделал несильную попытку освободиться, но Цуканов удержал его. Достал наручники. Задержанный оказался коренастым жилистым.
В другое время Цуканов давно бы лежал у него в сугробе. Но сейчас нигериец был слишком слаб.
— Давай сюда…
Африканец несколько раз громко рыгнул.
Наркокурьеров из Нигерии обучали перевозить и героин, и кокаин на специальных курсах. На экзаменах им приходилось глотать крупные виноградины, а потом их отрыгивать.
— Потерпи. Сейчас…
Сбоку под деревья уже выруливала машина…
— Погнали. В Первую Градскую…
До больницы добирались недолго, но нервно. Гнали через пустые перекрестки. На Ленинском проспекте транспортный поток только просыпался.
На всякий случай с африканца не сняли наручники. Тот чувствовал себя плохо, с трудом открывал глаза, что-то просил…
Цуканов реагировал вяло. Африканца он рассматривал, в первую очередь, как наркокурьера тоесть преступника. Потому привычно старался втянуть в разговор, чтобы не дать собраться с мыслями, сконцентрироваться — опасался внезапной подлянки с его стороны…
— Слышь, как тебя зовут?
Зам ткнул себя в грудь точно, как Робинзон, когда обучал на острове дикаря Пятницу.
— Иванов. Я — Иванов…
В отличии от Робинзона, настоящее имя свое Цуканов из осторожности не назвал:
«Еще накатает телегу. Куда-нибудь в Страсбургский европейский суд…»
Африканцу было все безразлично. Главное все же он уразумел, назвал себя:
— Уши Бат Сантес…
«Небось такой же „Уши“, как я „Иванов“, — документов у задержанного не было. — А вдруг он никакой не курьер. Мало ли негров ошивается тут в Конькове»?!
— Ты понимаешь меня? Да или нет?
Африканец жалобно забормотал свое.
Цуканов встревожился. Теперь он следил за нигерийцем, как за ребенком. Подозрительность уступила место опаске…
