Владимир Бацалев - Убийство в «Долине царей»
С утра я просмотрел список клиентов «Долины царей», который оставила Кувыркалкина. Фамилии ничего не сообщали. По ним, в лучшем случае, можно было бы составить социологический отчет о национальной клановости нуворишей. Правда, Заклепкина я в списке не обнаружил. Но с чего ему там быть? Карманом он не вышел, обворовать государство по возрасту не удалось, просил он, прямо скажем, милостыню, и договора на посмертное обслуживание с ним никто не заключал. Впрочем, сколько правды сказал мне пенсионер и сколько вранья — это еще предстояло выяснить. Поэтому я посмотрел в досье, где обитают Опрелин с Кувыркалкиной, и собрался ехать к ним.
Но позвонила Размахаева. Я и не предполагал, что она встает в такую рань. Впрочем, телефон мог стоять у кровати, а разговаривать, не глядя в глаза, зиц-вдова и без телефона умела.
— Вы мне нужны, — сказала она.
— Как воздух?
— Я вас хочу нанять. Меня донимают, мне надо, чтобы вы избавили меня от одного человека. Дело нетрудное, думаю, это он убил Шекельграббера из ревности, или с его подачи, а вы заодно убьете двух зайцев и подработаете.
— Какого Шекельграббера? — поиздевался я. — Который звал вас Мунькой?
— Ну ладно, хватит! — разозлилась она.
— Хватит, хватит, тем более половым воздержанием Шекельграббера не воскресишь, — согласился я. — Подозреваю, что речь идет о Терентьевиче.
— Правильно подозреваете. Этот идиот меня измучил, проходу не дает, а вчера потребовал, чтобы я ехала с ним в Югославию.
— Наверное, санитаркой? — предположил я. — Сейчас многие девушки так делают, но до госпиталя почему-то не доходят, застревают в баре с обнаженной грудью.
— Вы пошлый дурак! Вы — Терентьевич наоборот! — сказала она. — Вы нанимаетесь или нет?
— Как же я могу отказать девушке со стажем! А чем будете платить? Любовью?
— Нет. Я уже запятнала девичью честь нескромными поцелуями. Зачем вам такая? Вам нужна любовь чистая и светлая, как квартира после обмена или ремонта. Нечто похожее у вас уже есть, поэтому берите деньгами, — предложила она.
— Какой же нахал покрыл ваши щеки пятнами стыда? — спросил я.
— Муж, — ответила она.
— Разве у вас был муж?
— Был.
— И куда он делся?
— Да куда-то делся.
— Посмотрите под кроватью или в шкафу, — посоветовал я.
— Уже смотрела.
— Значит, вы еще замужем?
— Фамилией.
— Так что ж вам бояться этого патриота? Скажите, что муж вернулся.
— Вы не знаете Терентьевича. Он не уступит дорогу, даже если муж окажется лидером боснийских хорватов и сербских патриотов. Посмотрите на синяк под глазом — и убедитесь.
— А почему бы вам не махнуть на Запад? Прекрасная возможность валять дуру с большим комфортом.
— Западный мир, безусловно, хорош, но я хочу им только пользоваться. Жить, как они, я не хочу и не буду.
— Хорошо, я подумаю насчет найма. Встретимся вечером в Домжуре. Постарайтесь уйти от слежки. Второго синяка мой глаз не переживет. И не забудьте улики.
— Какие улики?
Вы же сказали, что Шекельграббера убил Терентьевич!
— Нет у меня никаких улик. Если б были, давно б сама заставила его уехать. — И бросила трубку.
И что я за мужик такой? Ну на кой черт мне сдалась эта Размахаева? Зачем постоянно требуется общество красивых женщин и близость с ними? Для самоутверждения, что ли?..
«Уазик» Опрелина стоял у подъезда и ждал хозяина с вечера, я тоже решил подождать, но с утра.
— Кого вы тут караулите? — спросил Опрелин, когда вышел из дома.
Не ревнуйте напрасно, не Олю Кувыркалкину.
— А я вам зачем сдался?
— Хочу, чтобы вы подтвердили свое соучастие или опровергли.
— Заклепкин же все рассказал!
— Где вы взяли ключ от машины Шекельграббера?
— Он сам попросил сделать дубликат, потому что забывал ключи где ни попадя. А я сделал два.
— С какой целью?
— Ну мало ли, думаю. Вдруг оба потеряет.
— Где второй дубликат?
— В унитазе.
— Вы знаете, что вам с Заклепкиным светит от года до трех?
— Я действовал в состоянии аффекта, из ревности.
— Но вы лишитесь и жены и работы, даже если вас оправдают.
— Найду другую.
— Жену или работу?
— Там посмотрим.
— Странно вы разговариваете. Как будто вам на себя наплевать.
— Вот именно, достали вы меня все, — пробурчал он.
— Подвезете до отделения милиции? — спросил я и залез в кабину.
Опрелин, по-моему, обрадовался. Небось думал, бедолага, что только он со двора, как я сразу в койку к его жене.
— Где документы Шекельграббера? — спросил я.
— Спросите у Заклепкина, — ответил он.
— А вы не знаете?
— Мне скрывать нечего.
— Зачем вы так часто ездите по Армянскому переулку?
Он не ответил. Или не нашелся. Я тоже замолчал. Только когда Опрелин затормозил у милиции, я посмотрел на него вопросительно и сказал:
— Ну что, пойдем?
— Куда? — испугался он.
— Как куда? В КПЗ.
— Я же на работе.
— Работа — не волк… — сказал я. — Ладно, еще раз пораскинь мозгами, как себя вести, я тебя повесткой вызову. — И хлопнул дверцей…
Квочкина я встретил в дежурной части.
— Примешь пятьдесят капель? — спросил он, пока мы поднимались в кабинет.
— Рано еще, — попытался я сопротивляться.
Он неожиданно согласился:
— Тебе рано, а мне уже поздно.
Видимо, Квочкин насмотрелся американских боевиков, где выпивают раз десять по ходу фильма, и решил вести себя соответственно, чтобы стать лихим парнем.
В кабинете я протянул ему пятитысячную бумажку.
— Что это? — не понял он.
— Навыдов дал взятку, чтобы я от него отвязался.
— Кто такой? — спросил Квочкин.
Я объяснил.
— А-а, это хорошо. Ерунда, а приятно, потому что с неба, — сказал он и сунул купюру в кобуру.
Совершенно непонятно, что он будет доставать при аресте бандитов. Тем более денег у них все равно больше.
— Тут еще такое дело, — сказал я, — Размахаева, экс-любовница Шекельграббера, хочет меня нанять. Якобы ее утомил некий югославский подданный по фамилии Терентьевич. Проходу не дает простой советской шлюхе, обещает жениться при случае.
— Это уже интересно, — решил Квочкин. — Они в тебя поверили.
— То есть?
— То есть поверили, что ты всерьез можешь выйти на убийцу, и морочат тебе голову, — объяснил Квочкин. — Вот что: денег ты у нее не бери, скажи, мол, есть данные о невиновности Терентьевича, а женихов пусть сама разгоняет. Будет настаивать — отключим газ. Нет, перекроем кислород. — И захохотал.
— Может, все-таки намекнешь, кто тут действующие лица? — спросил я.
— Намекаю: сиди до первого апреля дома, выключив телефон, а второго позвони мне пораньше и поезжай к Поглощаеву за деньгами.
— Осталось три дня, сказал я.
— Вот и ладушки.
— Приказ понял. — Я поднялся.
— Кстати, — на прощание сказал Квочкин, — приехала жена Шекельграббера, я дал ей ключи от его квартиры. Это я сообщаю для информации, а не для того, чтоб ты мучил бедную женщину допросами…
Я вышел из отделения милиции в расстроенных чувствах. Кому приятно ощущать себя болваном? Только на углу вспомнил, что забыл пожаловаться на несправедливый штраф. Но черт с ним. Все равно платить не буду. В повестке написано, что в случае неуплаты взыщут по месту работы. Бог в помощь! Взыскивайте!
До вечера я решил посидеть дома в тишине и спокойствии и зашел в магазин, чтобы купить каких-нибудь продуктов из наличного ассортимента. В голове почему-то гулял стишок Михалкова «Ищут пожарные, ищет милиция»… Непонятно, с чего вдруг вспомнил? Там вроде искали героя, а не убийцу. Там герой был приметный: плечистый и крепкий, в футболке и кепке и еще со значком ГТО. Полгорода его искало, но так много героев тогда расплодилось, что один, конкретный, как сквозь землю провалился. Теперь убийц и потенциальных убийц больше, чем героев тогда. Но самое смешное, что этих убийц никто и не ищет. Хватают мелочь на бытовой почве, а чуть что серьезное — ищут, где самим спрятаться. Се ля постсоветская ви!.. Исходя из этого, можно заключить, что с мафией Шекельграббер не был связан, иначе бы Квочкин закрыл его дело для собственной безопасности. Это упрощает поиски… А если Шекельграббер все-таки был связан с мафией и поэтому Квочкин прикрылся мною?..
Едва разогрел какое-то подобие котлет, кашей расползшихся по сковороде, едва открыл банку сока, как в дверь позвонили. Я почему-то опять открыл без всяких предосторожностей. На пороге стоял мужчина.
— Я — Терентьевич, — объявил он.
— Хоть Петрович, — ответил я.
— Нет, я все-таки Терентьевич.
— Вы мне не интересны.
— Но я хочу объясниться.
— Вы уже объяснились пару дней назад.
— Это не совсем то, что я хотел сказать.
