Ольга Хмельницкая - 33 счастья
Внезапно коридор закончился круглой комнатой. Посредине была заполненная водой каменная чаша диаметром около метра. Сверху текла струя, образующая водопад.
«Тут прохода нет», – поняла девушка.
Ева вернулась, обследовала комнату и снова прошла по коридору. Никаких ответвлений в нем не было. Не было также колодцев, провалов, ниш и хоть чего-нибудь, что могло маскировать выход. Через несколько минут Ершова снова подошла к чаше.
– Ну просто чудеса, – нахмурилась девушка.
Интуиция подсказывала ей, что преступник может вернуться в любой момент. Ева наклонилась и опустила руки в воду по локоть. Ледяная жидкость обожгла ее руки, поцарапанные об острый известняк.
– Преступник был в сухой одежде, – сказала себе Ершова. – Значит, это не тот путь.
Она тщательно обследовала пол в комнате, посреди которой стояла чаша. Интуиция подсказывала Еве, что ход где-то здесь, но он хитро замаскирован.
«Эти ходы продолбило какое-то древнее племя, – размышляла девушка, – главной целью которого было – укрыться от врагов».
Она прошлась по комнате. Конечно, можно было спрятаться и подождать появления преступника, чтобы понять, как он сюда попадает, но это было рискованно. Во-первых, в каменном мешке было решительно негде спрятаться. Во-вторых, вход мог находиться где-то в другом месте.
Ева остановилась у чаши. Ее мозг работал так напряженно, что казалось, был готов закипеть. Через несколько минут Ершову осенило.
– Раз вода постоянно течет, а уровень воды в чаше остается прежним, значит, где-то внизу есть выход, – поняла она.
Девушка взобралась на край чаши и ощупала отверстие, из которого вытекала вода. Справа виднелось небольшое углубление. Там располагался круглый, тщательно отесанный каменный шарик. Ева надавила на него. Ничего. Тогда Ершова сунула в отверстие руку, преодолевая сопротивление воды. Там ничего не было, никакой задвижки. Ева напрягла интеллект, выжимая из своего мозга максимум возможностей, и, протянув руку, потянула шарик на себя вместо того, чтобы на него давить. Раздался тихий скрежет. Струя стала быстро уменьшаться в объеме. Вскоре поток прекратился вовсе. В то же время уровень воды в чаше быстро уменьшался. Еще через несколько минут обнажились ступеньки, ведущие вниз.
Стараясь не поскользнуться на мокрых камнях, Ершова принялась спускаться в узкий проход.
Сушко услышала плач первой. Кто-то рыдал за каменной стеной. Рыдал, видимо, громко, но преграда глушила звуки.
– Кто это? – спросила Сушко, хватая Бадмаева за рукав.
Юрий приложил ухо к стене.
– Там, – тихо сказал он, указывая пальцем, – там кто-то есть!
Виктория тоже распласталась по гладкой поверхности, пытаясь уловить звуки.
– Ну как же так, – причитал голос, – на старости лет пережить такой ужас! Нет, в это невозможно поверить!
Голос Колбасовой Виктория и Юрий узнали практически одновременно.
– Анастасия Геннадиевна! Она жива! – воскликнула девушка.
От облегчения на глазах у Сушко выступили слезы.
– Подожди радоваться, – сказал ботаник, – надо ее сначала найти, а потом освободить.
– Крикнем ей? – спросила Виктория.
– Нет. Нас может услышать убийца. Скорее всего, тебя он не убьет, что бы ты ни делала. Но он вполне может убить меня. Даже странно, что я до сих пор жив.
Девушка смутилась.
– Тогда кричать не будем, – наконец сказала она, – просто пойдем направо или налево, отыщем поворот, и в конце концов обнаружим, где находится Анастасия Геннадиевна.
– Может, постучать ей азбукой Морзе в стенку? – предложил Юрий.
– Давай, – согласилась Виктория.
Юрий постучал.
Никакой реакции. Колбасова продолжала плакать и стенать.
– Она нас не слышит, – вздохнула девушка, – но то, что она не перестает громко рыдать, нам на руку. Мы сможем обнаружить ее по звуку.
– Я думаю, что это будет очень трудно сделать, – медленно сказал Юрий. – Я лично не представляю, как попасть туда, направо. Мы ведь сейчас находимся как раз в самом правом туннеле из всех, выходящих из круглой галереи. Я думал, что правее ничего нет, просто сплошная скала. И вдруг оттуда раздается голос Анастасии Геннадиевны! У меня, если честно, пока нет никаких идей. Может, один из туннелей, формально не находящихся справа, изгибается где-то в скалах и заходит направо выше или ниже того места, на котором мы сейчас стоим, но я не представляю, какой именно это туннель и как туда попасть.
– Может, тут где-то есть проход направо? В какой-нибудь нише, – предположила Виктория.
– Не исключено, – согласился Бадмаев.
Они прошлись по коридору еще раз, внимательно оглядывая все впадины на предмет поиска дополнительного прохода.
– Ничего, – мрачно сказала Виктория.
– Ничего, – кивнул Юрий.
Рыдания и сетования Колбасовой тем временем затихли. Молодые люди вновь оказались в полной тишине.
– Нам надо проверить все другие туннели. Все! – сказал Юрий. – Пойдем.
Они быстро пошли вперед и свернули в одну из галерей, отмеченную штрихом.
– Если здесь штрих, то она не сквозная, – сказал ботаник.
Они прошли по широкому и короткому коридору, который довольно быстро, к их безмерному разочарованию, закончился тупиковым помещением. В центре каменной комнаты располагалась круглая чаша, полная воды. Жидкость слегка колебалась и отражала свет фонарика.
– Такая черная вода, прямо-таки страшно. Словно она хранит какую-то тайну, – тихо сказала Сушко.
К их изумлению, в этот момент уровень воды в чаше начал быстро понижаться.
– И еще поднажмем, – приговаривал Миша.
Алена и Слюнько бежали, едва перебирая ногами, и чуть не падали от усталости. Их лица осунулись. Алексей, пошатываясь, брел сзади. Он был бледен как смерть.
– Не останавливайтесь, пожалуйста, – просил сзади Манусевич, – если мы остановимся, то не сможем идти дальше. Осталась всего пара километров. Видите, на горизонте уже кое-где пробивается свет фар.
Бубнов тем временем пригрелся и задремал. Ему снился интересный сон. Во сне аспирант, прикрытый полиэтиленовой пленкой, слегка причмокивал.
– Дима! Дима! – позвал его Манусевич.
Бубнов не ответил.
– Он опять без сознания, – сказал Миша, – ребята, давайте, бежим! Если вы больше не можете, я понесу его один, на руках.
Алена и Слюнько сказали, что они могут. Нога Защокиной уже почти не сгибалась. Каждое движение причиняло сильную боль. Девушка кусала губы, чтобы не заплакать, но продолжала тащить носилки. Профессор стер ноги в кровь. Его ступни распухли. Он еле шел вперед. Даже не шел, а тащился, держась на честном слове. Манусевич боялся смотреть на свои руки. Они были содраны в кровь. Ладони покрылись волдырями. Но все трое продолжали мужественно идти, не показывая своей боли ни криком, ни стоном.
Слюнько слегка оступился, чуть было не выронил носилки, но удержал их. Бубнов проснулся и чуть было не зевнул, сладко и широко, но вовремя спохватился и страдальчески замычал. Все тут же ускорились, выжимая из своих организмов все, что только возможно, и даже более того. Дождь продолжал лить, но никто уже не обращал внимания на подобные мелочи.
«Прямо бурлаки на Волге, – умилился Дима, покачиваясь на носилках, – когда бы я еще поездил в дождь с таким комфортом!»
Он снова задремал и проснулся оттого, что носилки бережно поставили на дорогу.
– Пожалуйста, смените меня, – проговорила Алена, шатаясь. – Я больше не могу.
Она легла прямо на дорогу и закрыла глаза. Кровь продолжала сочиться из ее ноги.
– Алена, вставай, – сказал Манусевич, опускаясь возле девушки на колени, – давай, дорогая. Нам даже нечем перевязать тебе ногу, но, когда мы дойдем до больницы, тебе помогут. Надо идти.
Защокина перевернулась на живот и попыталась встать, плача от боли.
– Просто иди, – сказал Алексей. – Я понесу носилки вместо тебя.
Лоб генетика пылал. Дождь, падая на его чело, мгновенно становился горячим. Вундеркинд, тепличное растение, попав в мало-мальски суровые условия, тут же подхватил жестокую лихорадку. Но он знал, что главное – не тело, а дух. Дух же гнал его вперед, несмотря на температуру и боль в нетренированном сердце.
Слюнько стоял, опершись руками о колени, и тяжело, со свистом, дышал. Спину ломило. Поясницу, казалось, жгло огнем.
– Я могу нести его один, – сказал Манусевич, оглядев остальную троицу. – Давайте так и сделаем.
Миша подошел к лежавшему на носилках восьмидесятикилограммовому парню.
– Он в обмороке. Ты не поднимешь его, – сказала Алена, вставая. – Если бы он был в сознании, то мог бы держаться у тебя на закорках. Если же он без сознания, то его можно только тащить за собой. В случае, если у человека острый аппендицит, это очень рискованно. Мы можем таким образом его убить.
Слюнько медленно разогнулся, держась руками за спину. Острая боль пронзила его позвоночник, но лицо профессора не дрогнуло. Алексей, с трудом передвигая ноги, подошел к носилкам и взялся руками за палку. С другой стороны за носилки ухватился Игорь Георгиевич. Миша, Леша и Слюнько подняли ношу в воздух. Медленно, пошатываясь и с трудом сохраняя равновесие, они выпрямились. Дождь продолжал лить, освежая их беспредельно усталые лица.
