Евгения Грановская - Вечная загадка Лили Брик
– Марго, повернитесь ко мне спиной. Пожалуйста, быстрее – у меня затекли руки, я могу выронить топор.
Марго сделала, как он велел. Отец Андрей принялся перепиливать лезвием топора веревку. Пот градом катился по его лбу и щекам, длинные, мокрые от пота волосы все время падали ему на глаза, и он вынужден был откидывать их с лица. Отекшие руки плохо слушались, и каждое движение отзывалось в них острой, пронзающей болью. Прошло не меньше минуты, прежде чем веревка поддалась.
Первое, что сделала Марго, освободившись, это оторвала скотч от губ.
– О господи… – выдохнула она и закашлялась.
– Разомните немного руки, потом возьмите топор, – сказал отец Андрей.
Марго, морщась от боли, размяла онемевшие руки.
– А что с этим? – спросила она, кивнув на тело Слона.
– Шок, – ответил дьякон. – А может, уже кома.
– Коньяк?
Он кивнул:
– Да. У этого типа редкая болезнь – его организм не усваивает естественный белок. Молоко и хлеб для него – яд. Перед тем как заявиться к нему в гости, я на всякий случай смешал во фляжке коньяк с молоком.
Марго взялась наконец за топор.
– Но как вы узнали, что он болен?
– Помните крошки на полу в квартире Шихтера? Это были крошки от чипсов с адаптированным белком. Слон не расставался с пачкой. На всякий случай я проверил холодильник у него в квартире и увидел, что все продукты содержат гидролизат. Искусственный белок.
Марго посмотрела на Слона.
– Он умрет?
– Возможно, – глухо ответил дьякон. – Молоко отравило его мозг. Но у меня не было другого выхода.
– А если бы фокус с фляжкой не сработал? – прищурившись, спросила Марго.
Отец Андрей пожал плечами:
– Он бы нас убил.
Веревка упала к ногам Марго. Дьякон размял запястья.
– Еще полчаса, и мы с вами могли бы лишиться рук, – заметил он.
– Еще пять минут, и мы с вами могли лишиться жизни, – возразила Марго.
Отец Андрей присел рядом с поверженным врагом и прощупал ему пальцами шею.
– Ну как? – спросила Марго. – Сдох?
– Пульс еще есть. А ну-ка… Помогите мне взгромоздить его на спину.
– Вы что! – возмутилась журналистка. – Собрались тащить его на себе?
– Другого выхода нет. Давайте поторопимся – он может умереть в любую минуту.
Марго, чертыхаясь и пыхтя от натуги, помогла дьякону поднять Слона с земли и взгромоздить его на спину.
– Тяжеленный… – хрипло проговорил дьякон. – Килограммов сто, не меньше. Ну, с богом.
И он, пошатываясь от тяжести груза, побрел обратно к машине. Марго шла чуть впереди, придерживая ветки и отбрасывая носком туфли коряги с пути дьякона.
– На вас смотреть больно, – сказала она. – Может, я возьму его за ноги?
– Не надо, – ответил отец Андрей. Он шел медленно, но уверенно. Валежник тяжело хрустел у него под ногами. – Лучше расскажите что-нибудь.
– Что рассказать? – обернулась Марго.
– Как вы попались в лапы Слону?
– А, это. Да я сама толком не знаю. Сначала я была в морге… Я еще вам оттуда позвонила, помните? Потом мы должны были встретиться с Петей Давыдовым. В одной кофейне на Профсоюзной.
– Зачем?
– Это личное, – сказала Марго. Помолчала, покусала губы и со вздохом сказала: – Хорошо, я скажу. Он обещал найти мне должность. В команде Ивана Старкова.
– Какую?
– Он собирался устроить меня пресс-секретарем Старкова.
Отец Андрей усмехнулся.
– Зачем это вам?
– Как зачем? Хороший статус, большая зарплата. Опять же, перспективы. Представляете, если Старков когда-нибудь станет президентом!
– Амбиции… – хрипло выговорил дьякон, сгибаясь под тяжестью своей ноши. – Рассказывайте дальше.
– А дальше… Дальше я вышла из морга и пошла к машине. Тут меня кто-то окликнул. Я обернулась, и мне в лицо ударила струя газа. Слава богу, я быстро отвернулась и задержала дыхание… Вам помочь?
– Не надо.
– Как хотите. Ну вот. Я закричала и хотела убежать, и тут этот мерзавец заехал мне кулаком в лицо. Вот и все. Очнулась я уже в машине.
– Это был Слон?
– А кто еще? Конечно. Я уже вижу впереди машину! Еще немного, дьякон! И зачем ему понадобилось вести нас так далеко в лес? – досадливо проговорила Марго. – Завел бы за ближайшее дерево да там бы и прикончил.
– Я вижу, у вас хорошее настроение… Уф-ф… – Дьякон остановился и тяжело привалил Слона к дереву.
Марго вскинула брови:
– Почему мы остановились? Осталось метров двадцать.
– Их еще нужно пройти, – ответил отец Андрей, вытирая рукавом потный лоб.
– О, да вы устали. Интересно, в машине есть вода? Если нет, нам придется туго. Я умираю от жажды.
– Главное, чтобы двигатель завелся, – сказал дьякон. – Кстати, вы не помните, он оставил ключ в замке зажигания?
– Не помню. Черт! – Марго вдруг хлопнула себя ладонью по лбу.
– Что? – не понял дьякон.
– Мы забыли обшарить его карманы. Там ведь наверняка должен быть телефон. Мы можем положить этого мамонта у обочины и вызвать ему «Скорую»!
Отец Андрей покачал головой.
– Слишком долго. Довезем сами. – Он потрогал Слону шею. – Пульс все еще есть. Может быть, и выживет. Помогите-ка мне еще раз, Марго.
С помощью журналистки дьякон снова взвалил на спину безжизненное тело Слона и побрел к микроавтобусу. Обливаясь потом, он тихо бормотал себе под нос, в такт шагам:
У меня в душе ни одного седого волоса…
И старческой немощи нет в ней…
Мир огромив мощью голоса…
иду – красивый…
двадцатидвухлетний…
Глава 8
Теперь вы мой должник
1
– Володя!
Маяковский вздрогнул и, сгорбившись, словно его застали за чем-то неприличным, обернулся.
– А, Саша… – Он слабо улыбнулся. – Здравствуй.
Родченко обнял друга за плечи.
– Мое почтение пролетарскому поэту! Рад тебя видеть, Володь. Слушай, ты сейчас свободен? Пойдем ко мне – сделаем пару снимков.
Маяковский вяло покачал головой.
– Нет, Саша… Не могу сейчас.
Родченко с тревогой вгляделся в бледное лицо поэта.
– Ты болен? – спросил он. – Что с тобой?
Маяковский расправил плечи.
– Нет, я здоров, – пробасил он почти бодрым голосом. И, горько усмехнувшись, добавил: – Только, кажется, схожу с ума.
Родченко еще несколько секунд всматривался в лицо друга, причем взгляд его становился все тревожнее.
– Что ты покупаешь? Кофе? Иди садись за мой столик, а я тебе принесу.
К удивлению Родченко, Маяковский не стал возражать. Он обвел зал воспаленным взглядом и тихо спросил:
– Который твой?
– У окна.
Поэт снова сгорбился, будто из него выпустили воздух, и, ни слова не говоря, прошел к столику.
«Совсем плох, – подумал Родченко. – Явно болен. Уж не из-за Бриков ли?»
Он взял для Маяковского чашку черного кофе и посыпанный сахаром сухарь.
– Ну, рассказывай. Что у тебя? И почему ты один, без Лили?
– У нас с ней временный бенц, – ответил поэт и тупо посмотрел на сухарь. – Это что? Сухарь? Это я не буду. Я сыт.
– Ты сильно похудел, – сказал ему Родченко. – Кожа да кости. Когда ты в последний раз ел, Володь?
– Я… не помню. Но я не хочу.
– Так вот слушай: если ты не съешь, я смертельно на тебя обижусь, – нахмурив брови, очень серьезно произнес Родченко.
Маяковский вздохнул, послушно взял сухарь, макнул его в кофе и принялся вяло жевать.
– Так что там у вас с Лилей? – снова спросил Родченко. – Не помирились после той ссоры?
Маяковский кивнул и, машинально двигая челюстями, снова макнул сухарь в кофе. Родченко вглядывался в лицо друга, все более ужасаясь переменам, которые с ним произошли.
– Я помню, – сказал он. – Вы решили не общаться два месяца. Так, значит, ты теперь в ссылке?
– Угу. – И поэт опять окунул сухарь в чашку.
Родченко помолчал, потом спросил:
– Когда кончается твоя ссылка?
– Двадцать восьмого февраля, в три часа дня, – ответил поэт хриплым голосом.
Родченко подсчитал в уме и мягко улыбнулся:
– В сущности, ждать осталось недолго.
Маяковский ничего не ответил.
– Если ты не будешь есть, ты столько не протянешь, – шутливо произнес Родченко. И тут же добавил со всей серьезностью: – Ты очень плохо выглядишь, Володя. У тебя больной вид.
– Я знаю. – Маяковский медленно повернулся к Родченко и сказал, глядя на него огромными, воспаленными, глубоко запавшими глазами: – У меня каждый день болит голова, Саша. По ночам мучают кошмары. Иногда я не сплю совсем.
– Что же ты делаешь?
– Гуляю по городу. – Губы поэта искривила странная жутковатая усмешка. – Знаешь, ночью в Москве встречаются удивительные субъекты. – Он хищно прищурился и вдруг качнул головой, словно опомнившись. – Все это чушь, Саня. Не обращай внимания. Главное – я пишу поэму.
– Поэму?
– Да.
– Это здорово!
– Написал уже десять страниц, – сказал Маяковский горделиво. – Закончу двадцать восьмого февраля.
– А если не успеешь?
