Наталья Андреева - Стикс - 2
Алексей»
Отправив по электронной почте послание, почувствовал себя немного лучше. Нет, Эмильевич его не бросит. Леша Ладошкин ему еще пригодится. Почту просматривает секретарь, сортирует и наиболее важную информацию передает заму. А тот уже докладывает начальнику. Разберутся. Завтра Павел Эмильевич получит его сообщение.
Выключил компьютер. Пора спать. Его место в гостиной, на диване. Эта дрянь, из-за которой его, собственно, и мучают, залегла в спальне, на втором этаже. Провела ведь его. Но каким образом? До сих пор он не в состоянии этого понять. Ведь не было ничего! Каждый раз тщательно обыскивал ее сумочку, отслеживал все контакты. И вдруг откуда-то выплыл «Стикс». Диск с записями Саранского существует. Сто процентов. Но где он? Где?
В холле наткнулся на охранника. Поспешно сказал:
— Я иду спать.
Тот молча посторонился.
Завалился на диван, не раздеваясь, и закрыл глаза. Поскорее бы все закончилось! Подумал и поежился. Чем закончилось? Ну, найдут они диск. А с ним что? Рассчитывать можно только на Эмильевича. На то, что тот примет правильное решение. И — в его пользу.
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ
Утро
Первый визит Руслана Свистунова оказался неудачным, в супермаркете работала другая смена. В следующий раз подгадал так, чтобы перехватить их в конце рабочего дня. Хорошо, что его все запомнили. Объяснений не потребовалось. И хотя все так устали под утро, что едва держались на ногах, согласились задержаться после работы.
— А то поедете в Р-ск, в прокуратуру, — припугнул он.
Ехать в Р-ск не хотел никто.
— Лучше уж здесь, — робко сказала одна из женщин.
— Где бы нам расположиться?
— У нас есть зал, где принимают гостей.
— Зал?
— Небольшой. Рядом с переговоркой. Поставщики ведь приезжают. Мы их потчуем. У нас своя пекарня. Пончики исключительные!
— Хорошо. Давайте пончики. Хотя, я думаю, вы их не пончиками потчуете.
Женщины начали переглядываться и хихикать. Прошли по коридору в левое крыло и поднялись на второй этаж.
— Глаза слипаются, кофейку бы попить, — жаловались женщины.
Зал и в самом деле был небольшой, но уютный. Пока женщины суетились, организовывая кофеек, он осматривался. Здесь, на втором этаже, находился офис. С утра было тихо, пахло кофе и сдобой, рабочий день только-только начинался.
В зал заглянула женщина в строгом костюме, властно спросила:
— Что здесь происходит?
Он отрекомендовался:
— Милиция.
— Милиция?
— По делу Нахрапьева.
— Кого?
— Вашего сотрудника, которого недавно застрелили.
— Ах, это… — поморщилась она. — Зал надолго не занимать. У нас гости.
— Часика на два.
— Хорошо, — кивнула дама и уплыла.
— Управляющая, — пояснил единственный мужчина в этой компании, который в суете вокруг стола участия, разумеется, не принимал. С чашками и тарелками бегали женщины.
— Тебя как зовут? — миролюбиво спросил он.
— Василий.
— И какими судьбами занесло тебя, Василий, в «Лесное»?
— Так я ж с Викой, — смущенно сказал тот. — Вроде как Сашка тоже со своей бабой собирался. Один бы я не поехал, нет.
— Вы с девушкой были в бассейне, когда это случилось.
— Точно!
— Хорошенькая, — подмигнул он Василию. — Одобряю. Твои показания я помню. Скажи мне вот что… Кто нашел труп?
— Я ж уже говорил. Буржуй.
— Ладошкин?
— Я не знаю, какая у него фамилия. Но кричать начал он. Потом в одном пиджаке выбежал на крыльцо и стал кричать там.
— А кому он кричал?
— Ну… кому-нибудь. На помощь звал.
— Что ж, это нормально. И помощь пришла?
— Да. Вбежали парни, стали рыться в вещах.
— Рыться в вещах? Ой, как интересно! И вас это не смутило?
— Мы были выпивши, — засмущался Василий. — Ну, поставь себя на мое место. Я в сауне, с бабой…
— В бассейне.
— В сауне мы с ней тоже были. У нас, понимаешь, любовь.
— Вы этим в бассейне занимались?
— А где ж еще? Все ж остальные комнаты заняты были! Не в душе же?
— Да, там тесновато, — сказал он, оценив габариты гражданина. — Значит, вы с Викой любились в бассейне…
— Тихо ты! — воровато оглянулся Василий. — Я женат.
— Жена тоже здесь работает?
— Ага. В другую смену. Но сам понимаешь: подружки.
— И как же она тебя, Василий, в сауну с девочками отпустила?
— Не с девочками, а с Сашкой Нахрапьевым.
— В общем, вранье на вранье.
— Зачем мне врать? — отвел глаза Василий.
— Хорошо. Дальше рассказывай.
— Они начали обшаривать избу. Тут и новенькой хватились. Кассирши. Все кинулись в сауну, вытащили ее. Истопник все печку осматривал. И головой качал. Что-то бормотал на своем языке. Я ни слова не понял.
— То есть он вышел оттуда последним? Из сауны, где угорели женщины?
— Точно, — кивнул Василий. — Мы ее унесли, а он остался. Все возле печки крутился.
— Садитесь за стол, — предложила дородная дама, завитая барашком. Он ее запомнил еще в «Лесном».
— Да мы вроде уже сидим, — подмигнул женщинам.
— Тогда ближе подвигайтесь. Вам кофе налить? — обратилась к нему худая брюнетка с ярким загаром. Ее он тоже запомнил. Лесина наставница.
— Да.
Все расселись, зазвенели чашки, застучали ложечки, размешивающие сахар. Вроде бы мирные посиделки. Какое-то время молчали, пили кофе. Он думал. Зайцев со товарищи, значит, обшарили дом, затоптали все, что только было возможно. Улики, следы. Поработали, в общем. Но все равно ничего не нашли. Иначе Петр Иванович не торчал бы у домика для отдыха до победного и не приехал бы потом в Р-ск. Не искал бы капитана Свистунова в Первомайском. Если приехал, значит, что-то у него не срослось.
Прицелился в «барашку».
— Напомните, как ваше имя-отчество?
— Валентина Федоровна.
— Вы, Валентина Федоровна, женщина цветущая, в теле. Что приятно.
Она зарделась.
— И готовить, должно быть, умеете. Раз покушать уважаете.
— А кто ж салаты делал? Баклажаны жареные, с чесноком, картофель молодой, зеленью обсыпанный, да со сливочным маслицем. Я ж все укутала, чтоб не остыло. Дома готовила, здесь разогревала в микроволновке. Перед отъездом. И — в одеяло. Водочка хорошо под горячее идет.
— Да, это так, — вздохнул он. — За провиант вы, значит, отвечали. А могу я с вами побеседовать тет-а-тет? Дамочки, я каждую из вас буду отводить в уголок, минут на десять, но вы не пугайтесь, — обратился он к женщинам.
Те переглянулись и начали хихикать.
— А мы не пужливые! — тряхнула кудрями брюнетка.
— Ну, вот и хорошо.
«У Зайцева был союзник. Кто-то из компании. Ну не мог Петр Иванович, умница, не подстраховаться. Девяносто процентов на десять, что был. Но кто? Ты должен это понять, потому что некто будет продолжать сливать ему информацию. И о твоем визите в супермаркет тоже. Кто? «Барашек»? Мужик? Или… Вика? Хорошенькая».
Они с «барашком» отошли в самый дальний угол и уселись на стулья, друг против друга.
— Я вот почему вас отозвал, — заговорщицки подмигнул он. — Раз вы в теле и покушать любите, значит, сильно-то в сауне не захмелели.
— Да я была как стеклышко! — заверила Валентина Федоровна, отчего он в своих словах сразу же усомнился. Если человек перебрал, ему почему-то кажется, что был абсолютно трезв, причем он беспрерывно уверяет в этом окружающих. И чем пьянее, тем больше и уверяет. Закусывала-то она хорошо, но, видать, и пила немало. Он вздохнул:
— Верю. Кто первый пошел в сауну?
— Значится так, — она облизнула губы и затараторила. — Новенькая пошла. Кассирша. Мы сели за стол и, пока картошечка не остыла, по капельке выпили. А она вообще не пила. Только губы обмакнула. Сняла с себя кольца-серьги и пошла париться.
— То есть первым делом сняла с себя все украшения?
— Так все ж потом так сделали! Натоплено-то было как! Золото ж, когда сильно нагретое, жжется!
— Она возвращалась?
— Да. Уже в колпаке.
— В каком колпаке?
— Войлочном. Висят в предбаннике, на гвоздях. Чтобы волосы не пересушивались. «Ой, говорит, кулон снять забыла. Где моя сумочка?» И начала оглядываться. Пока кто-то не сказал: «Да вот же она!»
— Что, сумочка не на виду лежала?
— Да в том-то и дело, что на виду! Я еще подумала, что у новенькой зрение слабое. Бывает. Она открыла сумочку и что-то туда положила. Потом ушла париться.
— Значит, она была в войлочном колпаке, в простыне и не узнала свою сумочку.
«Ольга. Вот когда она положила туда ключи на приметном брелке! Ситуация проясняется. В колпаке и без косметики ее не узнали. Она увидела, что Леся ушла, и заглянула в комнату отдыха, чтобы положить в ее сумочку ценную вещь».
— А когда ушел Нахрапьев?
— Ой, все ж смешалось! Мы развеселились, и дальше уже начался кавардак. Я не помню, — засмущалась Валентина Федоровна.
