Наталья Андреева - Пробка
— Он?
— Что ты спросил? Глянь-ка! Кажется, просвет!
Петров отпустил педаль тормоза, выжал сцепление, дал газ. «Жигули» медленно тронулись, но ненадолго. Минута, и все опять встали.
— Я тебя спрашиваю: это он? — нетерпеливо переспросил Греков.
— Кто?
Поворот головы. Взглянув мельком на фотографию, Володя покачал головой:
— Это же Дося. Соавтор. То есть человек, чье лицо было на обложке.
— Что, у нее не могло быть романа с соавтором? Она же ему квартиру купила!
— Ты опять неправильно все понимаешь. Не купила. Нина делилась. Что касается отношений… Отношения между ними были чисто деловые.
— Ага! Деловые! Такие деловые, что она забеременела!
— А чего ты завелся?
— Интересно! Муж узнал, что у него на голове выросли ветвистые рога и должен оставаться спокойным!
— Но ведь ее больше нет, — тихо сказал Петров.
— Да, но я-то жив! И мне с этим жить! С тем, что жена мне изменяла! Надо мной, может быть, смеялись! Надо мной, может быть… Погоди…
Нина, откинув волосы, садится в машину. Машина новая, дорогая. Греков специалист в этом вопросе. С любой точки может определить марку. Ракурс хороший, так что особо напрягаться не стоит. Это «тойота». И не какая-нибудь — «лексус». Хорошие у нее были знакомые! Вот он, владелец. Деловой человек. В костюме, при галстуке. В профиль, да еще и голову нагнул. Это плохо. Придерживает дверцу, чтобы ей было удобно садиться в машину. Нина улыбается. Да что там! Заливисто хохочет! И лицо у нее такое счастливое!
— Петров, это он?
Петров посмотрел на фотографию, и лицо его словно застыло.
— Я не знаю.
— Врешь!
— Юра, перестань.
— А ты меня не жалей. Он?
— Ее ведь больше нет.
— Зато я есть. Он?
— Не сходи с ума.
— Мне бы только выбраться из этой пробки.
— Юра…
— Что — Юра? Что?! Убью!
— Я тебя не понимаю. Там не было ничего.
— Как это не было?! — закричал он. — Если она оказалось беременной! Это очень даже было!
— Это все происки Одинцовой.
— Что, это она сделала моей жене ребенка?! Кто он? Где работает? Кем? Я не вижу номера машины… Черт возьми! Я не вижу номера! У тебя есть другие фотографии? Да? Нет? Петров, смотри сюда! По глазам вижу: есть. Дай сюда!
— Не дам, — спокойно ответил Петров.
— Это еще почему?
— Ради тебя самого.
— Я его найду, несмотря ни на что!
— Зачем?
— Это все равно, что жить на вулкане. Знать, что кто-то спал с твоей женой.
— Да какая тебе разница? Ты все равно ее не любил.
— Но это была моя жена. Моя.
— То есть твоя собственность.
— Хотя бы.
— Не сходи с ума.
— Да что б вы все… — И Юрий Греков выругался.
Пауза.
— Ну хорошо, — сказал наконец Петров. — Если так хочешь, я тебе расскажу.
— А куда ты денешься?
— Погоди… Кажется, опять телефон звонит!
— Ты бы его и не убирал. Аншлаг! — заметил Юрий.
Петров покосился на друга, улыбнулся, но, взглянув на дисплей, напряженным голосом сказал:
— Говорите. Я слушаю. Кто это?
Греков прислушался. В трубке раздался грубый мужской голос:
— Начальник, это я, Толян Петухов.
— И чего тебе надо, Толян?
— Я хочу сдаться…
Автобус…Водитель автобуса, окончательно одуревший от скуки, прибавил громкость радиоприемника. На весь салон раздался жизнерадостный голос диджея:
— …для загадочной Алины и для ее коллеги по работе Владимира Петрова, с которым она вместе не работает, мы передаем песню из кинофильма «Улицы разбитых фонарей»…
Киска при этих словах взвизгнула и толкнула локтем в бок Милочку. Раздалась до боли знакомая всем мелодия.
— Тихо!
— Уберите звук! — закричали женщины. Водитель выругался сквозь зубы, но громкость убавил.
— Толя! Только не бросай трубку, Толя! — кричала Антонина Дмитриевна
— Успокойся, мать. Я тут подумал… Женщины, сидящие в автобусе, застыли в напряжении. Они не слышали слов, но понимали важность момента.
— Что, Толя?
— Пашку жалко, — хрипло сказал Анатолий Петухов.
— Слава богу, — всхлипнула Антонина Дмитриевна.
— Дурак я. Но кто ж знал?
— Что знал, Толя?
— Что грохнут ее, вот что! Мы с Пашкой через забор перемахнули. Дом-то их с краю стоит. Вы там были пару раз, Нинка в гости приглашала, вот братан и запомнил адресок. Короче, мы на крыльцо — а дверь-то открыта! Вошли. Огляделись. Дверь в комнату настежь. Мы туда. А она на диване лежит. Волосы в кровище. Мертвая уже. Пашка перепугался насмерть, и к двери. А я ему: погоди, мол, раз такое дело, так нам же проще. Мать же тебе сама сказала, где Нина камешки-то хранит. На кухне, в посуде с гречневой крупой. Анатолий замолчал.
— А… дальше что? — спросила Антонина Дмитриевна.
— А ничего. Братана мутить стало. Мальчишка еще. Вышел в коридор, к притолоке прислонился, глаза завёл. Я на кухню метнулся. Банки начал перетряхивать. Нашел камешки — и бежать. Наверх уже не пошли. Да и показалось мне, будто там кто-то ходит. Не хотелось светиться. Выскочили мы на крыльцо. Пашка аж трясется весь. Да и мне, мать, не по себе было. Хотя знал ведь, зачем еду!
— Толя!
— Но убивать мы ее не хотели. Так, припугнуть малость, если бы она дома оказалась. Погрозить. Ну смазать по физиономии пару раз, чтоб молчала.
— А если бы… если бы она в милицию заявила?
— Не заявила бы. Я ее дружками хотел припугнуть. Что красного петуха пустим, если в ментуру побежит. Да что теперь говорить-то! Все равно узнали, что мы там были. И камешки нашли. Пашку жалко, мать.
— Мы с отцом скажем, что он дома был, — всхлипнула Антонина Дмитриевна.
— То-то и оно. А я скажу: с друганом, мол, в дом полез. А с кем, не их печаль. На себя все возьму. Ты только Ольку с Настей не бросай. Там уже все, крантец, разъехались мы, но чтоб дочка папу помнила. Ты ходи к ним. Подарки там, гостинцы. Шоколадки чтоб. Замуж снова выскочит, так чтоб фамилию, слышишь, чтоб фамилию и отчество мои оставила. Дочке чтоб. Настя Петухова. Анастасия Анатольевна. Слышишь?
— Толя, я слышу.
— А то я ее знаю. Сука.
— Петров, старший оперуполномоченный, обещал помочь, если ты сдашься, Пашу выпустить. Толя? — жалобно спросила заведующая.
— Возвращаюсь я, мать.
— Главное, что вы ее не убивали…
— Слово даю!
— А кто ж тогда, Толя?
— Это я ментам скажу.
— Телефон тебе дать?
— Какой телефон?
— Петрова. Анатолий задумался.
— Позвони и честно все ему расскажи, — затараторила Антонина Дмитриевна. — Что не хотели. Не убивали. А наверху кто-то ходил. Что не с братом ты был.
— Ладно. Давай номер, — нехотя сказал Анатолий, и Антонина Дмитриевна торопливо полезла в сумочку за блокнотом, приговаривая:
— Сейчас, Толя, сейчас…
Потом Анатолий тяжело вздохнул и спросил:
— Мать, Машка там?
— Ма… — Антонина Дмитриевна оглянулась и поймала испуганный Кискин взгляд. — Здесь. Рядом.
— Скажи ей… А, ничего не говори. Ждать она меня не будет, это я и так знаю. Ладно, проехали.
— Я найму тебе лучших адвокатов, я передачи тебе носить буду, приезжать, я…
— Все, мать. Я развернулся. Давай. Увидимся в суде, — грустно сказал старший сын. И фальшиво запел: — Таганка… Где ночи, полные огня? Таганка… Зачем сгубила ты…
— Толя…
Но в трубке уже было молчание. Антонина Дмитриевна вытерла слезу, сбегающую по щеке.
— Одумался, значит, — тихо сказала Татьяна.
— Возвращается, — вздохнула Инна.
— Не убивали они. Не убивали… — простонала Антонина Дмитриевна.
— А кто? — высоким голосом спросила Галя.
— Я знаю — кто, — сказала вдруг Татьяна.
— Ну? — повернулись к ней женщины.
— Что Валентина-то говорила? Нинина сестра?
— А что? — спросила Антонина Дмитриевна.
— Что они долги отдали, вот что! А с каких шишей? А?
— Ты думаешь, что это Николай Нину… убил? — охнула Антонина Дмитриевна. — Валентина призналась, что они поссорились. Что Нина за последние полгода сильно изменилась. Денег давать перестала. Как это она сказала? «Теперь ваши долги — это ваши проблемы».
— То-то и оно! — подняла указательный палец вверх Татьяна.
Все замолчали, обдумывая вышесказанное. Вновь стала слышна веселая песенка, льющаяся из магнитолы.
— Да-а… — протянула Таисия Максимовна. — Такие вот дела.
— Тоня, а ведь ты лукавила, — сказала подруге Татьяна.
— Что такое? — вскинулась заведующая.
— Ты сказала, что Нина не требовала с тебя долг.
— Так оно и было.
— Но ведь Нина стала другой. За полгода она очень сильно изменилась. Та Нина с тебя долги не требовала, — с намеком сказала Татьяна. — А эта?
Антонина Дмитриевна молчала.
— Значит, это ты их подтолкнула, — сделала вывод Татьяна. — Ты сказала Толе, что Нина требует с тебя долг. А она ведь требовала. Так?
— Словно с цепи сорвалась, — нехотя призналась заведующая.
