Чингиз Абдуллаев - Разорванный август
– Карина, – выдавил из себя Мурад, – у нас случилось несчастье.
– Что? – Тон ее мгновенно изменился. Она знала, что такое несчастье. – Что-то с родителями? Что случилось?
– Погибла Нигяр, моя двоюродная сестра, – пробормотал Мурад.
– Какая Нигяр? – не поняла Карина.
– Помнишь, у меня была двоюродная сестра? Дочь моей тети.
– Конечно, помню. Такая стройная девочка. Она, кажется, вышла замуж и уехала куда-то в Ленинград. Или еще дальше?
– Сначала в Ленинград, потом в Сибирь. А несколько дней назад прилетела сюда с сыном, чтобы уехать в Баку. Мы как раз виделись с ней перед отъездом.
– И она погибла? – спросила Карина. – Это просто ужасно! – Но эти слова она произнесла уже более спокойным голосом. Выражение соболезнования, не более того. В конце концов, почему она должна переживать за родственницу Мурада, которую не видела столько лет и почти не помнила?
– Она погибла в поезде, – сообщил Мурад.
– Произошла авария? – быстро уточнила Карина.
– Нет. Сегодня ночью взорвали поезд Москва – Баку, – выдохнул он. Недалеко от Махачкалы. Ты догадываешься, кто мог взорвать азербайджанский поезд?
Наступило молчание. Не было слышно даже ее дыхания, словно она запретила себе дышать.
– Что с ее сыном? – наконец спросила Карина.
– Не знаю. Наверное, тоже погиб. Ему было шесть лет. Или уже семь. Я подарил ему медвежонка, но он был уже таким взрослым...
– Я тебя понимаю, – печально произнесла Карина.
– Мне нужно лететь в Баку прямо сегодня, – сказал он. – Ты должна меня понять. Мама там в ужасном состоянии. Это ведь была дочь ее сестры. Представляю, что сейчас творится в наших домах, у моей тети. Такая трагедия!
– Почему ты думаешь, что этот поезд взорвали обязательно армяне? – спросила Карина.
– А кто еще мог взорвать бакинский поезд? Я уже ни о чем не хочу думать, просто говорю тебе, что мне надо срочно улететь. Прямо сегодня. Сейчас.
– Конечно, – каким-то бесцветным голосом проговорила Карина.
Мурад подумал, что она меньше всего виновата в том, что произошло. И он тоже не виноват. Но все произошло именно так, как произошло, и изменить ничего невозможно. Если раньше и был какой-то небольшой шанс уговорить родителей примириться с появлением в их семье Карины, пусть даже она бы и никогда не приехала в Баку, то теперь этот шанс исчез, растаял, испарился. После случившегося ни родители, ни родственники не захотят даже слышать о Карине. А если узнают об этом ребенке, то единодушно проклянут своего родственника. Смерть Нигяр поставила точку в их отношениях. Все эти мысли промелькнули у него в голове. Видимо, подобные мысли мелькнули и у нее.
– Мурад, – позвала его Карина, – может, ты заедешь ко мне, перед тем как улететь? Или я приеду к тебе? Я понимаю, как тебе больно. И как плохо сейчас твоей маме и твоей тете. Но мы в этом не виноваты. Ни я, ни ты. Мы не начинали эту проклятую войну, и мы не хотели никому смерти.
– Ее с ребенком убили твои соотечественники, – как-то заученно произнес Мурад.
– А твои соотечественники не убивали армян? – разозлилась Карина. – Или не было погромов в Сумгаите и Баку? Значит, все ваши просто ангелы, а наши – настоящие звери? Еще неизвестно, кто и зачем подложил бомбу, а ты уже готов во всем винить армян. И тебе не стыдно?
– Она погибла вместе с сыном, – упрямо повторил Мурад, – и сейчас все твои слова кажутся пустыми и глупыми. Извини, я не приеду к тебе. И тебе не нужно приезжать ко мне. Все и так понятно.
– Мурад, ты не прав, – настойчиво повторила Карина. – Я понимаю, в каком ты сейчас состоянии. Тебе нужно успокоиться, и тогда мы поговорим.
– Я спокоен, – грустно проговорил он, – я уже успокоился. Ты не думай, что я такой болван и ничего не понимаю. Конечно, никто из нас не виноват в том, что произошло. И в том, что было, мы тоже не виноваты. Только я думаю, что все равно мы все в чем-то виноваты. Каждый из нас. Когда нужно было вставать, как тот самый дядя Сулейман, сосед твоей бабушки, вставать против всякой мрази, против всех этих гадов, которые вылезли в последние несколько лет из своих щелей, мы ничего не делали. Мы считали, что этим должна заниматься милиция или КГБ, партком или профком, народные дружины или «комсомольский прожектор», все кто угодно – только не мы. Мы привыкли за семьдесят лет, что за нас все решают, что за нас думают, за нас беспокоятся. Мы отвыкли жить самостоятельно и отвечать за свои поступки. Отвыкли просто распознавать зло и добро, говорить подлецу, что он подлец, не давать ему руки, говорить правду, не лгать, не приспосабливаться. Поэтому мы проиграли им свой мир и свое будущее. Позволили разрушить наш мир и убивать наших детей... – Мурад даже сам удивился, что произнес такой длинный монолог.
Карина слушала его не перебивая.
– Я уезжаю, – устало закончил он.
– Я понимаю, – ответила она.
– Извини, что все так получилось. Я думал, что мы сможем еще раз увидеться. И насчет ребенка...
Карина замерла. Он сам заговорил о ребенке.
– Я... я... я не знаю, что тебе сказать, – немного растерянно произнес Мурад.
– Тогда ничего не говори, – предложила она, – я сама все решу.
– Я прилетел к тебе. Жаль, что все так получилось.
– И мне очень жаль.
– До свидания, – попрощался Мурад, даже не сказав, что будет звонить.
– До свидания. – Карина тоже положила трубку, не сказав больше ни слова.
Через два часа Мурад улетел в Баку. И только к вечеру они узнали, что сын Нигяр остался жив. Он получил тяжелые ранения, но был жив. Мурад сразу выехал в Махачкалу, чтобы навестить племянника, а из Сибири должен был прилететь его отец.
Орхан пришел в себя уже на второй день. Узнав о смерти матери, он замкнулся и ни с кем не хотел разговаривать, даже с приехавшим отцом. Мурад вернулся в Баку, потрясенный происшедшим. Из жизнерадостного и веселого мальчика Орхан превратился в мрачного нелюдима, жизнь которого была разорвана навсегда.
Прошло еще две недели. Все эти дни Мурад думал о Карине, заставляя себя не звонить ей. Ему казалось, что она должна была понять его состояние и его внезапный отъезд. Наконец он не выдержал и позвонил. Телефон молчал. Он звонил два дня подряд, пока ее бабушка не сняла трубку. К счастью, она не узнала его голоса, но сообщила, что Карина улетела в отпуск, в Белоруссию, и вернется только через три недели. Это его немного успокоило. Раз она решила уехать в отпуск, значит, все в порядке. В относительном порядке.
Девятнадцатого августа по телевидению и радио передали сообщение о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению. Нужно признать, что все граждане Азербайджана прильнули к телевизорам, услышав из уст Янаева, что их Комитет собирается разрешить конфликт между Азербайджаном и Арменией. Находящийся с визитом в Иране президент Азербайджана Аяз Муталибов, узнав о введении чрезвычайного положения в стране и отстранении Горбачева от власти, не удержался и в прямом эфире выразил надежду, что теперь в стране наконец будет наведен порядок и твердая власть больше не допустит никаких эксцессов. Многим людям казалось, что именно теперь прекратятся столкновения на границе и в Карабахе, будут ликвидированы все вооруженные формирования, остановлены конфликты по всей территории Союза.
Девятнадцатого днем дверь в кабинет Мурада открылась, словно от удара ногой. К нему вошел секретарь парторганизации Союза Октай Каламов. Это был уже пожилой человек, ставший последним секретарем парткома Союза. Весной от этой должности отказались сразу три человека, и на этот пост избрали Каламова. Он скромно собирал взносы, которые почти никто не платил, и не проводил никаких собраний, не досаждая членам партии. Но девятнадцатого этот человек словно преобразился. Он вошел в кабинет Мурада как хозяин, усаживаясь за стол без разрешения, и достал списки коммунистов, состоящих на учете к первому января прошлого года.
– Что это? – удивился Мурад.
– Списки наших бывших коммунистов, – радостно объяснил Каламов. – Я составлю список тех, кто выбросил партбилет и не захотел его забирать. С этими мы будем отдельно разбираться. Другой список будет из тех, кто тоже сдал свой партбилет, но потом его забрал. Этих назовем попутчиками. С ними тоже будем разбираться, но уже позже. И конечно, мы особо выделим тех, кто не поддался на шантаж, провокации и обман, не сдал свой партбилет и доказал свою верность нашим идеалам.
Мурад грустно усмехнулся. Кажется, этот бравый секретарь был особенно рад происходившим в Москве событиям. Такие люди встречаются везде, в любой социальной среде, у любого народа. Коллаборационисты, карьеристы и приспособленцы. Из таких вербовали надзирателей среди заключенных, полицаев в родных деревнях, стукачей для правоохранительных органов. Сам Каламов был вообще не писателем и случайно попал в члены Союза. Однако он был известен тем, что, став редактором литературного приложения, сразу объявил конкурс на роман о великом поэте Низами с крупным премиальным фондом. При этом объявление о конкурсе было опубликовано пятого числа, и в нем указывалось, что до двадцатого этого месяца необходимо представить роман объемом не меньше тридцати печатных листов (!). Разумеется, за оставшиеся пятнадцать дней никто не смог написать роман такого объема, и он, как единственный кандидат, выписал себе солидную премию.
