Виктория Платова - Инспектор и бабочка
Аппарат работает, что совсем не удивительно.
Удивляет лишь то, что все старые вещи в квартире Виктора выглядят как новые. Не знай Субисаррета, что на улице двадцать первый век, он легко мог бы поверить, что сейчас середина двадцатого. Идеальную винтажную картинку портят лишь пакетики от мармелада. Впрочем, не исключено, что дизайн пакетиков за последние шестьдесят лет не претерпел существенных изменений.
…За второй дверью в самом конце коридора Икер обнаруживает крохотную ванную, совмещенную с туалетом. И без того небольшое пространство кажется еще меньше из-за огромного плетеного бака для грязного белья; как Виктору удалось втиснуть его между унитазом и фаянсовой расколотой раковиной – загадка. Субисаррета откидывает крышку бака с некоторой опаской: вдруг там валяется чей-то труп (хрясь!бульк!щелк!) – объем бака это позволяет.
Слава богу, никакого трупа.
Ни рисованного, ни настоящего.
Ворох несвежих носков, штанов и футболок. Морщась и вздыхая, инспектор начинает рыться в белье: скорее машинально, чем преследуя какую-то цель. Но то, что он обнаруживает под одной из футболок…
Рубашка.
Свернутая в комок, она поначалу не кажется инспектору грязной. Она много чище, чем все остальные вещи, которые валяются в баке. Скорее всего, Виктор надел ее только один раз. Максимум – два. Но стоит развернуть ее, как сразу становится понятно, почему рубашка была отправлена в бак.
Передняя планка залита успевшей побуреть кровью.
Кровавое пятно на груди и множество мелких брызг: на плечах, на рукавах, на нагрудном кармане с вышитым на нем логотипом гостиницы «Пунта Монпас».
Хлюп! Пшшш!
Зрелище не из приятных, но инспектор за свою долгую службу в полиции видел и не такое. Определить, когда именно кровь попала на форменную одежду, не представляется возможным. Во всяком случае, здесь и сейчас. Это – дело Иерая Арзака, который сидит в Сан-Себастьяне. Но Субисаррета, находящийся в Ируне, почти на сто процентов уверен, что время появления кровавых пятен на рубашке в точности совпадает со временем убийства Кристиана Платта.
Скромняга Виктор Варади – убийца?
Тот человек, которого Субисаррета видел на пленке, похож на кого угодно, только не на убийцу. Неуверенный в себе человек – да. Любитель баскетбола и толстых книг – да. Инспектор готов признать в Викторе небесталанного художника, но убийцу…
«Не тот типаж», – сказал бы Иерай.
Кажется, цыганенок обозвал ночного портье «нищебродом», магистральная мысль понятна: Виктор беден, как церковная крыса, и живет в такой же крысиной норе, он откладывает каждую копейку, чтобы получить возможность учиться в университете. Что, если кто-то заплатил ему за убийство постояльца «Пунта Монпас»?
Не тот типаж.
Не тот, хотя странностей в его поведении было немало. И (это нельзя сбрасывать со счетов) он поднялся наверх как раз тогда, когда было совершено убийство. Гостиничные идиоты не снабдили коридор видеокамерами, а ведь такая простая и недорогая вещь, как камера, могла сразу же снять множество вопросов. Теперь же остается только догадываться, что делал Виктор на этаже, стал ли он свидетелем преступления или замешан в нем напрямую?
Субисаррете не составляет труда вызвать в памяти тот момент, когда Виктор спустился с лестницы и снова занял место за стойкой: никакого волнения, полная расслабленность, чистая рубашка.
Чистая рубашка – вот что важно.
Когда он спустился, на нем была чистая рубашка, а в корзине для белья лежит совсем другая, выпачканная в крови, но тоже форменная. И эта кровь, судя по ее количеству, явно не из носа и не из порезанного пальца. А Виктор – никакой не свидетель, ведь что сделал бы случайный свидетель? Сразу же позвонил бы в полицию. Ничего подобного не произошло. И Аингеру… Не далее как сегодня утром администратор сообщил Икеру по телефону, что у него исчезла рубашка!
Связь здесь из рук вон, но попытаться стоит.
– Инспектор Субисаррета, – сказал Икер, после того как в трубке раздалось «Слушаю».
– Да-да, я узнал вас.
Снова треск, шипение и щелчки, голос Аингеру искажен до неузнаваемости, и все-таки это именно его голос.
– Сегодня утром вы сказали, что у вас пропала рубашка.
– Да. Ума не приложу, кто мог ее взять. Хотел переодеться – и вот, пожалуйста…
– И когда вы видели ее в последний раз?
– Точно не скажу. Может быть, пару дней назад. Я не обращал внимания… Как раз пару дней назад Хайат отдала ее мне. Она стирает и крахмалит мои рубашки за небольшую плату. Так вот, она отдала ее мне, и я повесил рубашку в свой шкафчик. А сегодня с утра я ее там не обнаружил.
– Хайат стирает рубашки только вам?
– В смысле?
– Виктор Варади тоже пользуется ее услугами?
– Не думаю. Хайат ведь делает это не бесплатно, она прижимистая. А у Виктора – каждая копейка на счету, так что ему приходится обходиться своими силами.
Нищеброд и сквалыга, угу.
– Шкафчики персонала закрываются на замки?
– Ну… Замками это можно назвать весьма условно.
– То есть любой человек из обслуги может открыть замок без проблем?
– Некоторые вообще не закрывают свои ячейки на ключ. Да-да, пожалуй, кроме Виктора никто и не закрывает. Иногда просто забывают это сделать, но до сих пор никаких эксцессов не случалось.
– Понятно. И где же стоят шкафчики?
– На первом этаже, возле черного хода есть небольшая комната, там они и стоят.
Теперь и Субисаррета вспомнил: вчера кто-то из полицейских осматривал подсобку у черного хода – и ничего криминального не обнаружил.
– Скажите, а за последнее время… За последние несколько дней… Может быть, неделю… С Виктором Варади все было в порядке? – инспектору почему-то хочется дать книжному червю последний шанс.
– В смысле? – снова переспрашивает Аингеру.
– Какие-нибудь травмы. Дорожные происшествия…
– Вроде бы ничего. Во всяком случае, он не жаловался и не брал больничный.
– Виктор ведь такой же комплекции, как и вы?
– Э-э… Вы намекаете, что это он мог взять мою рубашку? – после секундного молчания произносит Аингеру.
– Да нет.
– Виктор не стал бы ничего брать, тем более украдкой. Да и зачем ему моя рубашка, если у него есть своя…
Не та ли, которая лежит сейчас в корзине белья?
– Ладно. Спасибо, Аингеру.
На раковине стоит пластмассовый стаканчик с зубной щеткой, дешевым бритвенным станком и тюбиком зубной пасты. Полулысый помазок, пена для бритья и дешевая туалетная вода дополняют унылую картину. У зеркала над раковиной отколот нижний левый край, и сейчас в нем отражается веревка, протянутая над ванной.
На веревке сушатся фотографии.
Версия о фотолюбителе Викторе Варади нашла свое подтверждение. А за сомнительной чистоты шторкой с резвящимися дельфинами обнаружились еще и фотопричиндалы. Они стоят на доске, положенной прямо на ванну: громоздкий фотоувеличитель, несколько неглубоких кюветок, рамки, баночки разной формы и величины. Все это выглядит довольно архаично, но не архаичность оборудования волнует инспектора Субисаррету – снимки, прикрепленные к веревке бельевыми прищепками.
Их около трех десятков, и почти на каждом изображен сам Виктор.
На нескольких снимках Виктор предстает в обличье ши-фу Эла из комикса: ретрошляпа, ретро-пиджак и что-то отдаленно напоминающее пистолетную кобуру под пиджаком. Длинных волос нет и в помине (очевидно, они убраны под шляпу), лицо Виктора выражает самые разные чувства:
гнев
боль
удивление
радость
ярость
горе
сарказм.
Очевидно, Виктор добивался абсолютной кристальности эмоций, они поданы в самом что ни на есть чистом виде, оттого и лицо больше похоже на маску.
Смысл других снимков – показать не эмоции, а физическое действие. Позы, которые при этом принимает Виктор, не выглядят естественными. Во всяком случае, они не свойственны живым людям. Только мертвецам, Субисаррета может поклясться в этом: уж он-то в своей жизни перевидал достаточное количество трупов. Вот Виктор лежит, неловко подогнув под себя ногу; вот – сидит у стены, выпучив остекленевшие глаза и вывалив наружу язык. Вот тело Виктора свисает со стула и кажется переломанным пополам.
Если Виктор Варади – модель, то кто же фотограф?
Не исключено, что он сам, если включить на фотоаппарате режим ожидания.
Субисаррета почему-то склоняется именно к этой мысли, потому что… Потому что Виктор одинок и, по всеобщим уверениям, у него нет друзей. И еще потому, что участвовать в таком странном хэппенинге согласился бы далеко не каждый: от всех, без исключения, снимков подванивает гнилью. Именно так пахнут все порочные тайны, которые их носитель во что бы то ни стало пытается скрыть.
