Марио Пьюзо - Крестный отец
На его глаза навернулись слезы. Он швырнул стакан с виски в стену, но толстое стекло не сломалось, а подкатилось к его ногам. Джонни бросил на него гневный взгляд и рассмеялся.
– О, Иисус Христос, – сказал он.
Затем пересек комнату и уселся напротив Хагена.
– Знаешь, долгое время я мог делать все, что заблагорассудится. После развода с Джинни многое усложнилось. Я потерял голос. Мои пластинки перестали покупать. Мне не давали роли в кино. Крестный рассердился на меня, отказывался говорить со мной по телефону и принимать у себя дома, когда я приезжал в Нью-Йорк. Ты был тем парнем, который преграждал мне дорогу к нему, и я винил тебя во всех смертных грехах, но мне было хорошо известно, что без приказа дона ты не сделал бы этого. Но на него сердиться невозможно. Это то же самое, что сердиться на бога. Поэтому я проклинал тебя. Но ты всегда был прав. И чтобы доказать искренность моего раскаяния, я принимаю твой совет. Ни капли алкоголя, пока ко мне не вернется голос. О'кэй?
Раскаяние было искренним. Хаген был готов простить Джонни. В этом тридцатипятилетнем парне что-то есть, иначе дон не любил его так.
– Забудь, Джонни, – сказал он.
Хаген был смущен глубиной раскаяния Джонни и мыслью о том, что может восстановить дона против себя. Впрочем, дон сам решает, кому оказать милость, а кого наказать.
– Положение не так уж безнадежно, Джонни. Дон уверен, что сможет уничтожить все преграды, воздвигаемые перед тобой Вольтцем и что ты получишь приз Академии. Но он считает, что это не решит всех твоих проблем. Дон хочет знать, достаточно ли крепкие яйца у тебя, чтобы стать самостоятельным продюсером и делать свои фильмы от начала до конца.
– Каким образом, черт побери, он раздобудет для меня приз? – недоверчиво спросил Джонни.
– Почему ты с такой легкостью веришь в то, что Вольтц может все это организовать, а крестный отец – нет? – резким тоном спросил Хаген. – Для осуществления второй части нашей сделки я должен заручиться твоим доверием. Твой крестный намного сильнее Джека Вольтца. Он властелин, вернее, властелин властелинов всех рабочих организаций кинопромышленности, он хозяин всех членов жюри. Разумеется, и ты должен быть на высоте и стать достойным кандидатом на получение Оскара. У твоего крестного больше ума, чем у Вольтца. Он не приставляет к головам этих людей пистолет и не говорит: «Голосуйте за Джонни Фонтена, иначе останетесь без работы». Он не использует кулаки в тех местах, где бесполезно пускать их в ход или они оставляют слишком заметные следы. Он сделает так, чтобы эти люди захотели за тебя голосовать. Но они не захотят этого сделать, если крестный не проявит заинтересованности. Поверь мне, что он может заполучить для тебя Оскара. И если он этого не сделает, приза тебе не видать.
– О'кэй, – сказал Джонни. – Я тебе верю. И у меня достаточно ума и достаточно крепкие яйца, чтобы стать продюсером, но у меня нет денег. Ни один банк не согласится выдать мне кредит. Чтобы сделать фильм, нужны миллионы.
– Как только получишь приз, займись составлением планов трех первых фильмов, – сухо ответил Хаген. – Найми лучших техников, лучших кинозвезд. Запланируй от трех до пяти фильмов.
– Ты с ума сошел! Три фильма обойдутся не меньше, чем в двадцать миллионов долларов.
– Когда понадобятся деньги, свяжись со мной. Я дам тебе адрес местного банка, и ты получишь заем. Но сначала повидаешься со мной, скажешь, в какой сумме нуждаешься и познакомишь меня с планами. О'кэй?
Джонни долго молчал, потом тихо спросил:
– Ты хочешь еще что-нибудь сказать?
Хаген улыбнулся.
– Ты хочешь спросить, какие услуги потребуются от тебя в обмен на двадцать миллионов долларов? – Он несколько выждал, изучая реакцию Джонни. – Ничего такого, чего бы ты не сделал для дона и без них.
– Если это что-то серьезное, дон сам должен меня попросить об этом, – сказал Джонни. – А не ты, и не Сонни.
Хаген был приятно поражен ответом Джонни. Этот парень не такой уж дурак. Он знает, что дон его очень любит и не станет впутывать в сомнительные дела, а Сонни может это сделать.
– Ты напрасно волнуешься. Мы с Сонни получили от крестного отца строгий приказ не вмешивать тебя ни во что такое, что может повредить твоей карьере. Сам он тоже никогда этого не сделает. Просто я уверен, что если дону понадобится твоя услуга, ты сделаешь все возможное и без его просьбы. О'кэй?
Джонни улыбнулся.
– О'кэй.
– Он в тебя верит, – сказал Хаген. – И считает, что у тебя достаточно ума, и банку будет выгодно предоставить тебе заем. Не бросайся деньгами. Ты можешь быть любимым крестником дона, но двадцать миллионов долларов – куча денег. Обеспечивая тебя ими, он идет на большой риск.
– Передай ему, чтобы не волновался. Если Джек Вольтц может быть гением кино, то почему бы и мне не стать им?
– Так же думает и твой крестный. А теперь прикажи, чтобы меня отвезли в аэропорт. Я сказал тебе все, что должен был сказать. Перед тем, как ты станешь подписывать контракты, найми себе адвоката, я этим делом заниматься не буду. Но прежде, чем подпишешь контракт, я хотел бы ознакомиться с ним. О'кэй? У тебя никогда не будет неприятностей с рабочими, что в некоторой степени уменьшит расходы, так что не обращай внимания на расчеты бухгалтеров, связанные с трудовыми конфликтами.
– Ты должен будешь санкционировать и все остальное: сценарии, актеров и т.д.? – осторожно спросил Джонни.
Хаген отрицательно покачал головой.
– Нет. Может случиться, что дон чему-то воспротивится, но тогда он скажет тебе об этом сам. Хотя, трудно представить себе, что ему может что-то не понравиться. К фильмам крестный равнодушен. На основании своего опыта могу сказать, что вмешиваться он не станет.
– Хорошо, – сказал Джонни. – Я сам отвезу тебя в аэропорт. И поблагодари крестного отца от моего имени. Я позвонил бы ему сам, но он никогда не подходит к телефону. Кстати, почему?
Хаген пожал плечами.
– Он почти не говорит по телефону. Он боится, что его голос будет записан на магнитофон. Полиция способна склеить обрывки фраз и исказить сказанное. Одним словом, он боится, что власти решат однажды расправиться с ним. И он не хочет облегчить им задачу.
Они сели в машину Джонни и поехали в аэропорт. Хаген всю дорогу думал о том, что Джонни оказался намного умнее, чем он предполагал. Он уже кое-чему научился, о чем свидетельствовал и тот факт, что он сам решил отвезти его в аэропорт. Дон всегда ценил подобное отношение. А раскаяние? Оно было искренним. Он знал Джонни давно и понимал, что тот не станет извиняться из страха. Джонни всегда был смелым парнем, из-за чего и не ладил с начальством и своими женами. Он относился к тем немногим, кто не боялся дона. Фонтена и Майкл были, пожалуй, единственными настоящими мужчинами, которых знал Хаген. В ближайшие годы ему придется часто видеться с Джонни. И Тому предстоит пройти испытание, которое покажет, насколько он умен. Джонни должен будет оказать дону услугу, хотя сам дон об этом его не попросит. Хаген сомневался, поймет ли это Джонни и выполнит ли он это условие – неотъемлемую часть договора.
Джонни высадил Хагена у здания аэровокзала (Хаген настоял на том, чтобы Джонни не провожал его к самолету) и вернулся к дому Джинни. Она была удивлена. Но Джонни просто хотел побыть здесь один. Чтобы его никто не тревожил, собраться с мыслями и приступить к составлению планов. Он понимал, что Хаген говорил об исключительно важных вещах, что вся его жизнь может измениться. Когда-то он был звездой первой величины, но теперь в тридцать пять лет, от его былого величия ничего не осталось. У него не было иллюзий по этому поводу. Даже получение Оскара не поможет ему! Если голос не вернется, ничего не изменится. Он будет просто второсортным актером. Интересно, будь он на вершине славы, оттолкнула бы его та девушка, что старалась казаться вчера общительной и умной? Теперь, когда дон снабдит его деньгами, он сможет стать не менее великим, чем кто-либо другой в Голливуде. Он сможет быть королем. Джонни улыбнулся. Он сможет даже стать доном.
Неплохо бы пожить несколько недель с Джинни. Каждый день он будет гулять с девочками, пригласит, может быть, нескольких друзей. Он бросит пить и курить и начнет уделять себе больше внимания. Быть может, голос снова окрепнет. С голосом и деньгами дона он будет непобедим. Он и в самом деле приблизится, насколько это возможно в Америке, к королям и царям прошлого. И это не будет зависеть от того, сколько времени продержится его голос или интерес публики к нему, как к актеру. Это будет царство, уходящее корнями в деньги.
Джинни приказала переоборудовать для него гостиную под рабочий кабинет. Они договорились, что он не будет посягать на ее комнату и что они по-прежнему останутся друзьями. Восстановить былые отношения было уже невозможно. Хотя люди в распаде семьи обвиняли его одного, они с Джинни знали, что она виновата в этом больше.
