Марио Пьюзо - Крестный отец
Джонни сжалился над ней.
– В самом деле, если у тебя когда-нибудь будет плохое настроение, позвони мне. О'кэй? Я не обязан спать с каждой знакомой мне девушкой.
– Обязательно позвоню, – сказала она.
Шарон ушла, и Джонни предстояло теперь одному провести весь остаток вечера. Он мог бы воспользоваться тем, что Джек Вольтц называет «фабрикой мяса», табунами готовеньких кинозвезд, но он нуждался в человеческом общении. Он вспомнил свою первую жену, Вирджинию. Теперь, когда работа над фильмом закончена, у него будет больше времени для детей. Он хочет снова стать неотъемлемой частью их жизни, и его, кроме того, волнует сама Вирджиния. Она недостаточно защищена от тарзанов Голливуда, готовых гоняться за ней, чтобы похвастать, как им удалось трахнуть первую жену Джонни Фонтена. Пока, насколько ему известно, никто этого сказать не может. «Каждый зато может сказать это про вторую жену», – подумал он с кислой усмешкой. Он поднял телефонную трубку.
Ее голос он узнал сразу, и в этом не было ничего удивительного. Впервые он услышал его, когда им было по десять лет и они ходили в один и тот же класс начальной школы.
– Эй, Джинни, – сказал он. – Ты занята сегодня вечером? Можно мне придти к тебе на несколько часов?
– Хорошо, – сказала она. – Девочки уже спят, и я не хочу их будить.
Голос ее заколебался, но она взяла себя в руки, и, стараясь не выдавать тревоги, спросила:
– Что-то серьезное, что-то важное?
– Нет, – ответил Джонни. – Сегодня закончились съемки, и я подумал, что мы можем встретиться и поговорить. Может быть, смогу мельком взглянуть на девочек. Я постараюсь не разбудить их.
– О'кэй, – сказала она. – Я рада, что ты получил роль.
– Спасибо, – ответил Джонни. – Увидимся через полчаса.
Подъехав к своему прежнему дому в Беверли Хиллз, Джонни несколько минут посидел в машине. Он помнил слова крестного отца о том, своей жизнью он может распоряжаться сам. Шансов больше, если ты знаешь, что хочешь. Но чего он хочет?
Первая жена ждала его у двери. Она была милой итальянкой, невысокой загорелой девушкой, дочерью соседей, никогда не имела дела ни с кем другим, и это было для него очень важно. «Желает ли он ее еще», – спросил себя Джонни. Ответ мог быть только один: «Нет». Во-первых, он не может ее любить, они слишком давно знают друг друга. Кроме того, было несколько вещей, не связанных с сексом, которые она ему никогда не сможет простить. И все-таки, они оставались друзьями.
Она приготовила кофе, и вместе с домашними булочками, подала ему на стол в гостиной.
– Располагайся поудобней на диване, – сказала она. – Ты выглядишь усталым.
Он снял пиджак, туфли, развязал галстук, а она уселась, с едва заметной улыбкой на лице, в кресло напротив него.
– Странно, – произнесла она.
– Что странно? – спросил Джонни Фонтена, отпивая кофе.
– То, что великий Джонни Фонтена остался без девушки.
– Великому Джонни Фонтена исключительно везет, когда у него вообще встает.
– В самом деле?
Он редко бывал так откровенен.
– Случилось что-нибудь? – спросила Джинни.
Джонни улыбнулся.
– У меня было свидание с девушкой, и она оттолкнула меня. И знаешь, мне полегчало.
К своему удивлению, он увидел на лице Джинни тень гнева.
– Не волнуйся за своих маленьких шлюх. Она, конечно, думала, что таким способом сумеет возбудить интерес к себе.
Джонни с удовлетворением подумал, что Джинни, собственно, сердится на девушку, которая оттолкнула его.
– А, пошла она к черту, – сказал он. – Мне надоел этот материал. Надо взять себя в руки. Теперь, когда я не могу больше петь, у меня будут, наверное, трудности с женщинами.
– В жизни ты выглядишь гораздо лучше, чем на фотографиях, – успокоила его Джинни.
Джонни покачал головой.
– Я становлюсь холодным и жирным. К черту! Если этот фильм не сделает меня снова великим, пойду учиться печь пиццы. А может быть, устрою тебе протекцию в кино, ты выглядишь великолепно.
Она выглядела на свои тридцать пять лет. Красота молодых девушек, словно грибы, наполнивших город, сохраняется год-два. Некоторые из них так красивы, что способны остановить человеческое сердце, но погоня за славой и наживой смывает красоту, точно краску. Обыкновенные женщины не способны с ними состязаться. Ты можешь сколько угодно говорить о личном обаянии и уме – все решает естественная красота. Не будь этих красоток так много, появились бы шансы и у замечательных женщин с обыкновенным лицом и фигурой. Джонни Фонтена способен обладать всеми (или почти всеми) красотками Голливуда, и Джинни понимала, что его слова – обыкновеннейшая лесть. В этом смысле он всегда был щедр. Всегда, даже находясь на самой вершине своей славы, он был вежлив с женщинами и не скупился на комплименты. Он не забывал вовремя поднести им зажигалку или открыть дверь. Все это производило впечатление. Он относился одинаково ко всем девушкам, даже к тем, с которыми его связывала одна ночь, к девушкам типа «не-знаю-как-тебя-зовут».
Она дружески улыбнулась ему.
– Ты меня уже устраивал, Джонни. Двенадцать лет. На меня ты не должен стараться произвести впечатление.
Он вздохнул и растянулся на диване.
– Кроме шуток, Джинни, ты выглядишь великолепно. Дай бог мне так выглядеть.
Она не ответила. Ей было ясно, что он чем-то удручен.
– Ты считаешь, что фильм удался? Он пойдет тебе на пользу? – спросила она.
Джонни утвердительно кивнул головой.
– Да. Он может вернуть меня наверх. Если получу эту штуку из Академии и правильно использую свои козыри, сумею добиться прежней славы даже без пения. Тогда, возможно, смогу больше давать тебе и детям.
– Мы и так получаем более, чем достаточно, – сказала Джинни.
– Я хочу чаще видеть девочек, – сказал Джонни. – Хочу немного остепениться. Почему бы мне не приезжать каждую пятницу? Каждый уик-энд буду проводить с девочками.
Джинни положила ему на грудь пепельницу.
– Не возражаю. Я и замуж не вышла, потому что хотела, чтобы ты остался их отцом.
Она сказала это без тени волнения в голосе, но Джонни Фонтена понял, что это был отказ от тех слов, которые Джинни произнесла тогда, когда их брак начал распадаться, и когда его звезда начала закатываться.
– Кстати, угадай, кто звонил мне, – сказала она.
Он не хотел заниматься гаданием.
– Кто? – спросил он.
– Хотя бы раз мог сам догадаться.
Джонни не ответил.
– Да твой крестный, – сказала она.
Джонни и в самом деле был удивлен.
– Он никогда ни с кем не говорит по телефону. Что он тебе сказал?
– Попросил помочь тебе, – ответила Джинни. – Он сказал, что ты можешь стать не менее великим, чем ты был, что ты на верном пути, но нуждаешься в людях, способных в тебя поверить. Я спросила, с какой стати я должна это делать. «Потому что он отец твоих детей», – ответил он. Такой замечательный старикан, а они еще рассказывают про него всякие ужасы.
Вирджиния ненавидела телефоны и позаботилась о том, чтобы два телефона, находившиеся в квартире, были установлены в спальне и на кухне. Раздался телефонный звонок на кухне. Она побежала отвечать, и через минуту вернулась в гостиную с выражением удивления на лице.
– Это тебя, Джонни, Том Хаген говорит, что у него важное дело.
Он пошел на кухню и взял трубку.
– Да, Том? – сказал он.
Хаген говорил ледяным тоном.
– Джонни, крестный отец хочет, чтобы я поехал в Калифорнию и уладил там несколько дел, которые помогут тебе теперь после того, как съемки закончились. Он хочет, чтобы я летел утренним самолетом. Сможешь встретить меня в Лос-Анжелесе? О вечере не беспокойся, я в тот же день возвращаюсь домой.
– Разумеется, Том, я тебя встречу, – сказал Джонни. – И не волнуйся, если я потеряю один вечер. Оставайся на ночь, отдохни немного. Я устрою вечеринку, и ты сможешь познакомиться с несколькими деятелями кино.
Он всегда предлагал это: не хотел, чтобы старые друзья думали, будто он их стыдится.
– Спасибо, – поблагодарил Хаген. – Но мне придется возвращаться первым самолетом. О'кэй. Так придешь встретить в 11.30 самолет из Нью-Йорка?
– Конечно, – ответил Джонни.
– Оставайся в своей машине, – сказал Хаген. – За мной пошли одного из своих людей.
– Порядок.
Джонни вернулся в гостиную, где Джинни вопросительно посмотрела на него.
– У моего крестного появились планы, как помочь мне, – сказал Джонни. – Не знаю, каким образом, но ему удалось достать для меня роль в этом фильме. Но дай бог, чтобы больше он не вмешивался.
Джонни снова присел на диван. Он чувствовал сильную слабость.
– Почему бы тебе эту ночь не поспать в гостиной и не возвращаться так поздно домой? – спросила Джинни. – Сможешь позавтракать вместе с детьми. Меня очень сердит мысль о том, что ты один дома. Разве ты не чувствуешь иногда одиночества?
– Я редко сижу дома.
– Значит, ты не изменился, – сказала она и засмеялась.
