Оксана Обухова - Темная лошадка
Я устала как ездовой Бобик на финише гонок собачьих упряжек. Саднили отбитые и стертые ползаньем колени, в голове отчетливо поскрипывали натруженные извилины, толку от меня было, как от того самого Бобика, но если ничего не рассказывать то его, толка этого, вообще не будет. Только что, потряхивая от усердия ушами, я взялась за рассказ.
Никогда в моей аудитории не было столько внимательных, серьезных мужчин. Беседу записывали на два цифровых диктофона, — один держал Антон, другой милицейский капитан, — слушатели не перебивали (Сергей Андреевич изредка делал пометки в блокноте, что бы потом уточнить какие-то детали) и по мере того, как продвигалось повествование, лица мужиков приобретали все более сочувственные выражения. В момент, где я рассказывала о героическом выползании из штанов, сквозь сочувствие проглянуло общее одобрение моих действий. Закрепляя успех, я спросила следователя:
— Как вы думаете, Сергей Андреевич, я правильно сделала, что не снимала повязку с глаз? Или все таки следовало рискнуть?
— Ни боже мой! — тут же воскликнул тот. — Ваш побег, это чудо какое-то. Случись что, вас убрали бы без раздумий.
— Полагаете? — мрачно спросила я.
— Однозначно! — на восклицательном знаке, горячо, воскликнул следак, и опер кивнул согласно. — Заложников, способных дать описания преступников обычно убирают. Это азбука. Только тайна, только послушание и терпеливое ожидание освобождения. Я, конечно, имею ввиду ваш конкретный случай. Мы бы взяли похитителей при получении выкупа.
— Уверены? — с сомнением поинтересовалась я.
— Почти, — вильнул Сергей Андреевич, — бывает всякое. Но если судить по вашему рассказу, этих товарищей мы бы прихватили. Не профессионалы.
— А к чему тогда отнести фразу одного из похитителей насчет «каблука» — «а может быть, его к этим отправить»? Вы не думаете, что «эти» — прежние жертвы бандитов?
Сергей Андреевич в задумчивости вытянул губы, и слово взял капитан Ковалев:
— Если речь шла о машине, то «те» могли быть угнанными автомобилями. Если банда и раньше совершала угоны, то кузова и проштампованные детали должны где-то прятать. Но машина, участвовавшая в похищении, это другая статья, и ее решили куда-то перегнать.
— Может быть, может быть, — пробормотала я. — Не хочу вас расстраивать, но интонация, с которой было произнесено «к этим отправить», позволяет мне предположить, что речь шла о людях. И если «эти», то множественное число. Мне кажется, говоря это, преступник сам содрогнулся. Более возрастной бандит не тянул на крутого парня…
Гости дома Кутеповых мрачно переглянулись. Разговор на какое-то время прервался, мужчины опустили, вмиг потяжелевшие головы и лишь изредка перебрасывались угрюмыми взглядами.
— Банда могла промышлять этим раньше? — нарушив молчание, неизвестно кого спросил Ковалев.
Следователь пожал плечами, я повторила его движение и тихо сказала:
— В одном могу быть уверена, — сообщника из окружения семьи у них не было. До последней минуты, похитители были уверены, что у них находится ваша дочь, Михаил Петрович.
Следователь вскинул на меня глаза:
— Они всегда называли вас Ренатой?
— Да.
Я ожидала, что последует какое-то обсуждение моих слов, мужчины обмозгуют занятную ситуацию, — Софья Иванова даже с лицом наполовину замотанным скотчем не слишком походит на двойника Ренаты Кутеповой. Почему продолжилась путаница? В сарае, где меня выгружали из каблука, было достаточно темно? Или эти бандиты были всего лишь исполнителями, плохо знакомыми с жертвой? Они действовали по приказу, по наводке, у них имелись только фотографии Ренаты, сами лично они слежки не вели, и всю операцию подготовило третье лицо? Почему и как могла такое произойти?
Когда я несколько часов валялась связанная, у меня мелькали подобные «почему». Подпиливая скотч ногтями, я много о чем успела подумать, так как очень боялась, что в какой-то момент ошибка раскроется, и бандиты начнут размышлять, — а что нам делать с этой фифой?! Прибить что ли за ненадобностью?!
И тогда бы мне пришлось уверять парней, что я ценный товар и выкуп они получат в любом случае. Пришлось бы умолять не душить меня с досады, а подойти к вопросу философски — из любой неудачи надо извлечь максимальную выгоду.
Валяясь на матрасе, я очень жалела, что не имею возможности поставить себя и Ренату перед зеркалом, закрыть нам обоим верхнюю часть лицо и проверить, как сильно мы похожи с обмотанными лицами?! Почему возникла путаница и продолжалась до самого конца?!
У представителей правоохранительных органов похожий вопрос все же возник. Но обсуждали его за пределами кабинета.
— Андреич, пошептаться надо, — сказал оперативник следователю и покосился в сторону. Мне показалось на Кутепова. Сергей Андреевич хмуро кивнул, и они вышли за дверь.
Их уход заставил Михаила Петровича поморщиться.
— Мне очень жаль, Софья, что тебе пришлось все это пережить, — сказал хозяин дома, и я заметила, как его левая щека подрагивает в нервном тике.
— Все хорошо, Михаил Петрович, — голосом мягким, как у больничной сиделки, сказала я. — Все уже закончилось. Не известно, как бы в этой ситуации повела себя Рената. Она у вас девушка горячая, могла бы не внять предупреждениям и снять повязку с глаз. Так что… — я развела руками, — может быть, все к лучшему?
— Да, — глядя в пол, пробормотал Кутепов, — Рената могла бы начудить. Она еще ребенок.
Дверь кабинета приоткрылась, и в проем свесилось лицо опера:
— Михаил Петрович, можно вас на пару слов?
Кутепов сразу поднялся из кресла и, тяжело топая домашними туфлями, вышел из комнаты.
Я, Туполев и Антон, проводили его уход сочувственным молчанием. Назар вообще сегодня был непривычно молчалив, только в самом начале, снимая страсти, поболтал немного. Все остальное время стоял смирно, смотрел исподлобья и рук из карманов не вынимал. Поза «руки в брюки» и набыченная шея всегда служили нехорошим знаком для окружающих, — Хозяин не в духе, лучше, братцы раствориться на фоне стен и прикинуться мебелью.
Антон как вошел в кабинет и оперся о дверной косяк, так и подпирал его молча в течение сорока минут. Но его молчаливая хмурость была привычной.
Туполев дважды, туда обратно, прогулялся вдоль книжных стеллажей, покачался с пятки на носок, потом резко развернулся и сел на диван рядом с моими ногами:
— Я хочу, что бы ты сейчас же уехала вместе со мной, — сказал быстро, тоном, не допускающим обсуждения.
— Почему? — спокойно поинтересовалась я.
— Я втянул тебя в это дело, я за тебя в ответе, я решил все это прекратить.
Упор на личное местоимение звучал приказом.
Давно Назар не разговаривал со мной в таком ключе. Видимо, нервы не в порядке, расстроен сильно, раз забыл о заключенном прежде соглашении — я не исполняю его приказов, если их мотивировка не кажется мне убедительной.
— Почему ты вдруг решил, что пора все это прекратить?
Назар только зыркнул исподлобья, — Хозяин не должен давать объяснений, говорил его взгляд, — и в разговор вступил Антон.
— Софья, ты сильно испугалась?
Ах. До чего же Антоша милый. Ни один железный лоб не догадался задать девушке элементарный вопрос — тяжело ли было, Софьюшка? Софьюшка пустила бы слезки, омылась ими как росой, и стала нежной, послушной и стойкой, как взвод одноногих оловянных солдатиков. Когда со мной хорошо обращаются, я превращаюсь в пластилин, и лепи из Софьи, чего душа изволит — хоть одноногого новобранца, хоть одалиску со всеми прелестями.
Насчет прелестей еще никто как-то не пробовал, но разговор, тем не менее, пошел в правильном настрое.
— Знаешь, я испугаться-то толком не успела, — не глядя на Туполева, промурлыкала я. — Сначала газом одурманили, а потом, пардон, так писать хотелось, что кроме как о «подмоченной» репутации, ни о чем не думалось.
— Тебя били? — не отстраняясь от косяка, держа руки скрещенными на груди, спросил Антон.
Если бы похитителям не повезло увидеть бодигарда в этой позе и с этим выражением лица, думаю, искать их пришлось бы в Антарктиде среди пингвинов и вечных льдов. Антоша умел быть внушительным, несмотря на видимую хрупкость телосложения.
— Ни боже мой! Обращались как с принцессой крови. — Об удобствах в ведре, вонючем тулупе и ползанье почти голышом по замусоренному сараю, упоминать не стала. Изодранные кружевные трусы приятно розового цвета и исполосованная следами скотча физиономия, и так подарили свидетелям массу впечатлений. До сих пор мое лицо напоминало маску енота-полоскуна: от переносицы к вискам шли весьма заметные багровые полоски, брови местами отсутствовали (их отодрали добрые люди на дороге вместе со скотчем), ресницы тоже слегка пострадали, так что в одалиски мне, факт, торопиться не следует. Только в еноты. — Нет, все травмы я нанесла себе сама, когда из кузова на асфальт вывалилась, — сказала грустно и потрогала пальчиком полувыщипанную бровь.
