Леонид Словин - Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)
Его школьный аттестат тоже был "как у всех": не хуже и не лучше. В авиацию, куда он мечтал попасть, его как и многих других, не взяли: результаты тестов оказались средние.
И все-таки, пройдя через частое сито препятствий, Алекс сумел попасть в морские десантники. "Сорок на сорок, на сорок!" " С сорока килограммами на спине сорок километров по шельфу, где сорок сантиметров - глубина воды..."
Дома плакали, но гордились.
Никто из домашних никогда не знал, где и в каком море он со своим аквалангом и какая ему грозит опасность. А он - не рассказывал...
Иногда домашние слышали его разговоры по телефону с друзьями, и стихийный разряд страха разжигал воображение.
Засады, минные ловушки, артобстрелы, ночные рейды во вражеские порты, атаки на базы террористов. Но с ним на эту тему беседовать никто не смел: табу!
В девятнадцать лет Алекс привел ночевать подружку: она служила с ним в одной части.
- Ты на ней женишься ? - стараясь, чтобы это выглядело, как можно будничней, спросила мать, учительница музыки.
- С чего ты взяла? - удивился Алекс.
- Но ведь вы - вместе... Ты ее любишь ?
- Она мне нравится, - пожал плечами Алекс. - А я - ей. Мы ничего плохого не делаем. А что будет через несколько лет - кто знает ?
Сестра Алекса, на два года моложе, устроила родителям разнос:
- Какого черта вы лезете ? Хотите, чтобы он ночевал с ней во вшивом отеле, куда шлюхи приводят клиентов ?..
Она не дала ни отцу, ни матери произнести ни слова.
- Почему родители его подружки не вмешиваются, а вы лезете со своими вопросами ? Это дело Алекса и ее, а не ваше...
И здесь тоже срабатывал комплекс:
" Быть - как все!.."
Отец - инженер давил на Алекса, чтобы после армии он поступил в технический вуз. Но Алекс делал все, что хотел ни к кому не прислушиваясь.
Вначале - прошел офицерские курсы, и из-за этого отслужил в армии лишние два года. Потом, получив свое дембельское пособие, отправился, не как принято, побродить по миру, - ненадолго съездил в Австралию, а, вернувшись, отослал документы в полицию.
Романтике странствий он предпочел другую, куда более опасную ее ипостась: борьбу с преступностью, с террором, с транзитом наркотиков...
Марс вошел в дежурку неожиданно.
Бесстрастный, медлительный, неотвратимый, как Бог Войны.
И сразу словно что-то переменилось в дежурном помещении.
По другому, словно актеры на сцене под пристальным взглядом режиссера, задвигались милиционеры. Помощник, считавший деньги одного из доставленных, мгновенно малозаметным движением пальца подозвал понятых. Теперь он внятно и громко называл каждую купюру. Ну, просто образцовый страж порядка...
Дежурный майор буквально расцвел, увидев начальника розыска Аэропорта. Могучий зад его ловко задвигался, из улыбки можно было выдавливать сахар, а руки взметнулись широко в стороны от восторга и радости. Формально, конечно, янги-юльский дежурный Марсу не подчинялся, но он отлично знал, кто поставил Марса на его место и чьим человеком он является.
Чернышев с интересом наблюдал за происходящим.
Там, в аэропорту, Марс предложил свое покровительство в обмен на янги-юльский адрес Ченя. Протекция эта стоило дорого: Марс ведь не был держащим нос по ветру ловким министерским вертухаем. За начальником розыска в о з д у ш к и можно было чувствовать себя, как за каменной стеной. Долги за такими не пропадали. Поэтому, взвесив все, его собеседник и сдал Ченя.
Сейчас, в дежурке, Марс только давяще молчал.
На Востоке все выглядело нагляднее, откровеннее.
Быстро и заискивающе лебезя говорил только майор. Он чуть не захлебывался от счастья видеть такого гостя у себя в дежурке. Это ведь такая честь, такая удача... Сколько раз он мечтал принять желанного гостя...
На бесстрастном, как у индейца, лице Марса нельзя было ничего прочитать.
Эйфория выходила из майора, как воздух их проколотой шины.
В голосе появились просительные ноты. Интонация стала глуше.
Наконец, он и вовсе умолк.
Марс удостоил его всего нескольких фраз. Но и их было достаточно. Дежурный явно повеселел. Напряжение в дежурке сразу спало.
Майор крикнул помощника.
Гадюшник, в котором находился Чернышев, был немедленно открыт.
Дежурный наполнил пиалу свежезавареннм чаем, приблизился к Виктору мелкими шажками, положив руку на сердце. " Кто старое помянет..."
Чернышев, не останавливаясь, обошел его по кривой.
Марс шел впереди, он был уже у дверей.
Гуськом вышли на улицу. За ними обоими трусил дежурный. Он должен был выполнить до конца все, о чем ему сказал Марс.
У здания РОВД их ожидали Анастасия и Алекс Крончер.
Майор вынул из кармана конверт. Шагнул к Крончеру.
- Тут ваши пятьсот долларов... - он улыбнулся. - Произошла досадная ошибка. Я очень сожалею...
Он пожал руку ничего не понявшему Крончеру. Надо было спешить. Симпатичный узбекский истукан, выручивший их из беды, уже садился в машину.
Ближайшим аэробусом Марс отправлял их в Москву.
Китаец, как он успел шепнуть Чернышеву, улетел предыдущим рейсом.
3.
Вечером следующего дня Чень уже сидел с импрессарио профессора Бреннера Панадисом во все том же "Шанхае".
Вышколенная обслуга ни словом, ни жестом не выдала, что видит обоих не впервые.
Их снова усадили за дальний столик рядом с аквариумом.
Как и в прошлый раз, Чень лишь щелкнул пальцами, и тут же возникший официант, как и тогда, поставил на стол чашечки с курящимися дальневосточными благовониями.
- Вы мой гость... - объявил Чень, против обыкновения не удостаивая импрессарио даже взглядом. - И заказывать буду я...
Что-то в лице китайца привлекло на этот раз особое внимание Панадиса. Он пригляделся: вон оно что- ссадина над бровью! Темная полоска, аккуратно зашпаклеваная тональным кремом. " И вам, выходит, приходится получать по морде, мистер Чень?! - злорадно подумал он. - Это даже приятно!"
Проявляя деликатность, он повел разговор о столичных новостях.
- Увы, - скорбное движение бровей должно было подчеркнуть его крайнее огорчение. - Москва становится все более криминальной...
Панадис любил порассуждать:
- Кто он сегодня, нынешний преступник? Тот же вор, грабитель... Ну квартиру очистит: и много возьмет?! А что завтра? Опять воровать?
Чень отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
- Сейчас уголовник - другой. Перестал быть профессионалом. Был инженером - стал рекетиром. Вчера - врач, сегодня преступник. Врачам ведь мало платят...
Панадис оценил намек, натянуто усмехнулся. Узенькая полоска его усов от этого стянулась в ниточку.
Если этот китаец разбирается в психологии, он должен понять, что с ним, Панадисом, такие шутки даром не проходят. Бывший фарцовщик и удачливый спекулянт Бутрин, который приезжал с ним в Кострому оценивать старинный свиток, на его беду, не был физиономистом, потому и остался лежать там в снегу...
- Напрасно обиделись, доктор. - Прикурил от свечи на столе Чень, - Я тоже - преступник. Мы оба - преступники. Но разные...
Чень взялся объяснить. Современная преступность, по его словам, нашла новую форму. Ее совершеннейшая наивысшая ступень - китайская мафия! В ней все организовано, все
действуют вместе под единым началом...
- Зачем воровать, грабить, когда можно сказать: "Иди и сам принеси!" Рекетир отдает приказ, и понимающий человек идет и сам приносит. Строгая иерархия...
Китаец играл колечками дыма, как мячиками. У Панадиса зарябило в глазах. Он даже не очень вслушивался.
"Философ - мафиози, и еще - китаец? Ну и ну !"
Однако, сама по себе схема пришлась Панадису по вкусу.
Как это не печально, с точки зрения высшей морали, Чень по сути прав.
С одной стороны - исполнители, толпа, с другой - подлинные бароны и князья криминала. Хозяева жизни. Своего рода аристократия. Кое-где они уже слились с государственным аппаратом.
Одни, в связи с этим говорят о "коррупции", другие вводят специальное понятие - "организованная преступность". Простой люд предпочитает называть это "мафией". На службу ей поставлены депутаты, журналисты, жрецы правосудия. И, конечно, стражи порядка: эти, вообще, продажны, как шлюхи...
Панадис был спокоен: Чень слегка перебрал, а он, как обычно, сохранил ясность ума...
- А теперь, доктор, - глаза Ченя вдруг сузились, зрачки стали похожи на дырки от пуль. - Кому Ли стоял поперек дороги?
Панадис знал: вопрос этот будет задан.
Отвечать надо было так же коротко и убедительно. Юлить означало рисковать жизнью.
- Вы подозреваете меня ? - он поднял глаза на китайца, спокойно встретил направленный на него пристальный взгляд.
- Пока нет, - китаец отвернулся. - Я взвешиваю. Вы тоже - думайте...
- О чем, мистер Чень?
Чень строил и перестраивал на скатерти из вилок и ножей какие - то фигуры. Панадис не мог отвести взгляда от его рук: короткие пальцы с аккуратно подстриженными ногтями
двигались плавно и спокойно, и вдруг - даже не движение, а незримый импульс, и фигура исчезала, оставляя вместо себя рваные контуры.
