Джерард Келли - Тайна Шерлока Холмса
— Здесь явно кто-то побывал, — повернулся к нам Холмс. — Я нашёл следы ботинок, а на пыли, покрывающей парапет, есть даже отпечаток ладони.
Окинув взглядом крышу, он двинулся к кирпичным трубам и принялся обходить их одну за другой.
— Эврика! — наконец вскричал он. — Как я и предполагал.
За одной из труб мой друг нашёл кожаную сумку. Когда мы подошли поближе, то обнаружили, что внутри находятся большая выпуклая линза, подзорная труба и стальная фомка.
— Что и требовалось доказать, Уотсон!
— Браво, Холмс! — воскликнул я. — Всё именно так, как вы предполагали!
Холмс сжато объяснил важность наших находок начальнику вокзала.
— Вот хитрый дьявол! — покачал головой мистер Каннингем. — Интересно, где он раздобыл такую линзу?
Холмс взвесил в руке стекляшку и ответил:
— Линза — длиннофокусная. Я бы предположил, что она из телескопа.
— И что же нам теперь делать, старина? — спросил я.
— Ждать, — пожал плечами Холмс. — Вас, мистер Каннингем, это, конечно, не касается — вы человек занятой, и у вас наверняка масса дел. Большое вам спасибо за помощь. Дальше мы с Уотсоном будем действовать самостоятельно.
— Хорошо, мистер Холмс, как скажете, — кивнул начальник вокзала. — Мне вызвать полицию?
— Нет, пока лучше не надо, — покачал головой Холмс. — Всё должно быть так, как обычно, иначе мы рискуем отпугнуть преступника. Если он увидит, что у вокзала стало больше полицейских, он может надолго залечь на дно, и тогда мы его уже не поймаем. Ведите себя самым заурядным образом, а об остальном мы с Уотсоном позаботимся сами.
— Как вам будет угодно, мистер Холмс. Удачи! — С этими словами мистер Каннингем ушёл.
— Значит, так, Уотсон. Давайте спрячемся вон за той большой трубой. Там и подождём нашего приятеля, — предложил Холмс. — Револьвер у вас с собой?
— Конечно, — кивнул я. — Надеюсь, мерзавец даст мне повод воспользоваться оружием.
Холмс вынул линзу, после чего положил кожаную сумку за трубу, точно туда же, откуда взял.
— Пойдёмте, Уотсон, устроимся поудобнее, насколько это здесь возможно. Нам предстоит долгое ожидание — если преступник вообще соизволит сегодня прийти.
Мы спрятались за трубой так, чтобы нас не было заметно, но чтобы при этом мы могли хорошо видеть дверь на крышу. Я сел в тени, которую отбрасывала труба, приготовившись к нескольким скучным часам вынужденного бездействия. Шло время, солнце катилось по небу, и вскоре тень ушла, а мы очутились на самом пекле. Сидеть на жёсткой крыше было неудобно, и у меня онемели ноги. Я снял плащ, сложил его и, не обращая внимания на грязь, подстелил вместо сиденья, опершись спиной на кирпичную кладку. Как же я жалел, что не догадался прихватить с собой бутылочку воды! Я кинул взгляд на Холмса. Мой друг неподвижно сидел, скрестив ноги по-турецки. Ему не раз доводилось устраивать засады, и терпения Холмсу было не занимать. В тот момент он напомнил мне йога, факира или восточного мистика, способного без всяких для себя последствий часами находиться на солнцепёке, погрузившись в медитацию. Наверное, я задремал, но внезапно почувствовал, как кто-то зажал мне рот и одновременно схватил за руку. Я попытался вырваться, но, скосив глаза, увидел в нескольких сантиметрах от собственного лица возбуждённую физиономию Холмса.
— Ни звука, Уотсон, — еле слышно прошептал он. — Сейчас явится наш приятель.
Я кивнул, и Холмс отпустил меня. Я осторожно выглянул из-за трубы и увидел, как дверь открылась и на крышу вышел высокий худощавый мужчина в форме вокзального носильщика. Он быстро огляделся, и мы с Холмсом тут же нырнули в укрытие, прежде чем он успел нас заметить. Через некоторое время мы услышали удаляющиеся от нас звуки шагов и снова выглянули из-за трубы. Незнакомец направился туда, где лежала кожаная сумка. Нагнувшись, он открыл её.
Холмс бесшумно вышел из укрытия, и я последовал за ним. Злоумышленник, стоя спиной к нам, лихорадочно копался в сумке.
— Вы, случайно, не это ищете? — громко спросил Холмс.
Незнакомец подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся. Увидев линзу в руках Холмса, он оскалился, словно загнанный зверь, и зарычал. То немногое, что оставалось от его шевелюры, было каштанового цвета; с левой стороны головы волосы отсутствовали полностью. На первый взгляд преступнику не исполнилось и тридцати лет. Больше всего меня поразили безобразные шрамы от ожогов, покрывавшие его лицо и шею. Через левый глаз пиромана проходил алый рубец, обезображивавший черты его лица. Преступник впился взглядом в нас, после чего быстро зыркнул на дверь — единственный путь к отступлению, который мы теперь преграждали.
— Не пытайтесь скрыться, мы вооружены, — предупредил Холмс.
— Чёрт, — ругнулся я сквозь зубы.
Мой пистолет по-прежнему находился в кармане плаща, который я оставил у трубы. Холмс покосился на меня и сразу же понял, какую оплошность я допустил.
Похоже, это дошло и до преступника. Осклабившись, он выхватил свой пистолет и направил его на нас.
— Берегитесь, Уотсон! — крикнул Холмс и, вскинув руку с линзой, направил концентрированный луч света прямо в глаза преступнику. Грохнул выстрел. Я услышал, как пуля просвистела мимо моего уха и с визгом срикошетила от трубы, находившейся прямо за нами.
Издав пронзительный крик, преступник выронил пистолет и попытался прикрыть руками глаза. Попятившись, он споткнулся о невысокую ограду крыши и, взмахнув руками, сорвался вниз. Раздался пронзительный вопль; сменившийся жутким звуком удара тела о землю. Мы с Холмсом бросились к краю крыши и глянули вниз. Пироман лежал на мостовой, напоминая сверху изломанную куклу. С первого взгляда я понял, что он мёртв.
— Вы молодец, Холмс! — повернулся я к другу. — Моя глупость и неосторожность чуть нас не погубили.
— Я сам виноват, — покачал головой знаменитый детектив. — Я видел, что вы сняли плащ, но не придал этому значения. Впрочем, теперь это не важно. Так или иначе, мы положили конец преступлениям этого негодяя.
После прибытия полиции мы рассказали обо всём инспектору Лестрейду, и он с недовольным видом принёс Холмсу извинения.
Заехав в Скотленд-Ярд, мы снова встретились с Дэмьеном Эпплгейтом.
— Ну и зачем ты взял вину на себя? — поинтересовался Холмс. — Ты же не имел к этим пожарам никакого отношения.
— Значит, вы его всё-таки изловили? — ухмыльнулся Эпплгейт.
— Поджигатель погиб, — буркнул Лестрейд. — Может, чёрт побери, объяснишь своё поведение?
— Мне надо было залечь на дно, — заявил Эпплгейт. — А другой вариант, кроме тюрьмы, у меня имелся только один — сыграть в ящик. Вы же знаете, что за человек Рубен Дарнли? Я говорю о хозяине «Ручек белошвейки». Сволочь он и гад, вот кто. Знаете, как он на постоялый двор заработал? Участвовал в кулачных боях в Бермондси. Говорят, забил насмерть двух человек. Он втемяшил себе в голову, будто это я спалил его постоялый двор и смерть его жены на моей совести. Вот мне и надо было где-то схорониться, пока не поймают настоящего поджигателя. Рубен меня так просто не прикончил бы, сначала заставил бы помучиться. Вот я и решил, что в тюрьме безопаснее всего. А как туда иначе попасть, если не оговорить себя? Ведь, сунься я в полицию за помощью, легаши только посмеялись бы надо мной, а потом вытолкали взашей.
— Но если бы мистер Холмс не нашёл настоящего виновника злодеяний, тебя бы вздёрнули! — воскликнул Лестрейд.
— Как бы не так, — покачал головой Дэмьен. — На два последних пожара у меня имелось железное алиби. К тому же я знал, что настоящий поджигатель не остановится и уж тут-то мистер Холмс изловит подлеца.
— Наконец-то мы слышим от тебя правду, — улыбнулся Холмс.
— А мистеру Эпплгейту не откажешь в находчивости, — покачал я головой, когда мы ехали в кэбе домой.
— Вы правы, — кивнул Холмс, — самооговором он спас себе жизнь.
ПОСТСКРИПТУМПоскольку Холмс интересуется всеми аспектами жизни криминального мира, одним из которых является мотив, толкающий людей на совершение злодеяний, мой друг решил выяснить подноготную «паддингтонского пиромана», чтобы занести её в свою картотеку. Хотя поджигатель был одет в форму носильщика, на самом деле служащим вокзала он не являлся. Холмс предположил, что форма скорее всего была им украдена. Преступника звали Седрик Уоллер. Он родился и вырос на ферме. Однажды там случился пожар, в результате которого Седрик получил сильнейшие ожоги и едва не погиб. Знакомые утверждали, что паренька сызмальства завораживал вид огня. Некоторые полагали, что он сам устроил пожар, в котором чуть не сгорел заживо. Седрика подозревали в поджоге полей, но ничего не смогли доказать. По мере взросления в силу своего уродства он сторонился представительниц противоположного пола и постепенно озлобился. Он ездил по стране, нанимаясь то здесь, то там чернорабочим, пока наконец не осел в Лондоне, где устроился на склад, расположенный рядом с Паддингтоном.
