Николай Спасский - Проклятие Гоголя
Шеф ЦРУ помолчал, покашлял, посмотрел на «бухгалтера» в углу комнаты.
– Госпожа посол, мы предвидели, что вы будете интересоваться. Вполне закономерный вопрос. Он возникал и у нашего руководства в Вашингтоне. Господин, – Ковальски не отказал себе в удовольствии выдержать паузу, – Смит готов вас подробно проинформировать, если у вас еще есть десять минут.
– Слушаю вас, – Клэр Люс демонстративно развернула стул в сторону незнакомца. Наблюдать наглую рожу Ковальски ей становилось невмоготу.
Незнакомец откашлялся. Заговорил. Голос у него оказался такой же нейтрально-бесцветный, как и внешний вид.
– С вашего разрешения, госпожа посол. У русских еще со времен Коммунистического интернационала были особые отношения с Тольятти. Они всегда выделяли его, его и Димитрова из общей среды старших функционеров Коминтерна, годами обитавших в Москве. Тольятти имел фактически беспрепятственный доступ к Сталину и пользовался определенным влиянием на формирование внешней политики Советского Союза. Когда после окончания войны он вернулся в Италию, чтобы возглавить уже на месте итальянскую коммунистическую партию, это отнюдь не рассматривалось как нечто раз и навсегда данное… У Сталина осенью 1945 года приключился первый инсульт, после чего он чувствовал себя все хуже и задумывался о выборе преемника. Из старшего поколения, тех, кто вместе с ним, Лениным и Троцким, делали революцию, оставался, по сути, один Молотов, бывший Комиссар иностранных дел и Председатель правительства. Но он находился в опале, хотя и при титулах. К тому же у Молотова сидела жена. Руководителей, выдвинувшихся в период массовых чисток, всех этих ждановых, хрущевых, маленковых Сталин откровенно презирал. Несколько особняком стоял Берия, шеф НКВД, а после войны заместитель Председателя правительства, курировавший атомную программу Советского Союза. Берию Сталин, пожалуй, побаивался и не хотел допускать до власти… По имеющейся у нас информации из надежных источников, близких к Кремлю, Сталин всерьез рассматривал возможность оставить после себя в качестве руководителя коммунистической партии Советского Союза и всего международного коммунистического и рабочего движения или Тольятти, или Димитрова. Скорее Димитрова. Все-таки славянин, хорошо говорил по-русски, прославился на весь мир своим процессом. Но он вскоре умер. Оставался Тольятти.
Клэр Люс имела обыкновение беспрерывно теребить неприятных ей докладчиков. Чтобы не дать сосредоточиться. Сбить с мысли. Она и этого «аптекаря» начинала слушать с настроением не оставить камня на камне от его доклада. Однако, к ее удивлению, рассказ ее увлек. Она не перебивала.
– Когда Тольятти в декабре 1950 года лечился в Москве, – излагал «аптекарь», – состоялась его встреча со Сталиным, Молотовым, Берией и Маленковым. Разговор шел в такой плоскости: что, дескать, нарастает опасность войны и нужно мобилизовать международное коммунистическое и рабочее движение, чтобы не допустить развязывания Соединенными Штатами войны против Советского Союза. Справиться с такой задачей мог только человек с авторитетом Тольятти. Ему предлагалось перебраться в Прагу и взять на себя создание новой международной коммунистической организации, которая бы заменила Коммунистический интернационал и была ориентирована не на отпор фашизму, как в 1930-е годы, а в первую очередь на предупреждение ракетно-ядерной войны против Советского Союза. Тольятти внятно дали понять, что планы советских товарищей на его счет этим не ограничивались.
Тольятти по вполне понятным причинам не хотел оставлять Италию, бросать свою коммунистическую партию в критический момент. Кроме того, его явно не вдохновляла перспектива оказаться в сталинских лагерях где-нибудь за Уралом или за Полярным кругом, где завершила свой жизненный путь целая плеяда блестящих деятелей международного коммунистического движения, оказавшихся в 1920-1930-е годы в эмиграции в Советском Союзе. Но и ответить отказом Сталину Тольятти не мог. Он поблагодарил за доверие, заверил, что, разумеется, возьмется за любое дело, которое советские товарищи ему поручат, но сейчас ему целесообразно хотя бы на несколько месяцев вернуться в Италию.
Тольятти сделал безошибочный ход: спросить мнение руководства итальянской компартии. На том и расстались. Тольятти был абсолютно убежден, что руководство Центрального Комитета обратится к Сталину с просьбой оставить его на месте Генерального секретаря, а Сталин нисколько не сомневался, что руководство поддержит его обращение.
Оказался прав Сталин.
Клэр Люс показалось, что «аптекарь», на секунду вылез из скорлупы своей беспристрастности и произнес последнюю фразу разве что не с гордостью. С подобным видом владелец шкодливой собаки, в очередной раз придушившей цыплят на участке за забором, принимает жалобы разъяренного соседа.
– В руководстве итальянской компартии, – рассказывал аптекарь, – давно назревал заговор, направленный на смещение Тольятти с поста секретаря. Причем против Тольятти соединились две враждующие фракции. И те, кто выступал за жесткую просоветскую линию, и те, кто поддерживал идею повторной попытки создания широкого народного демократического фронта, пусть за счет смягчения антиамериканской пропаганды. Как бы то ни было, руководство Центрального Комитета единогласно решило дать согласие на обращение товарища Сталина.
В Москву были направлены члены руководства Секья и Коломби и заведующий секретариатом ЦК Массимо Капрара, который привез существовавший в единственном экземпляре протокол заседания руководства ЦК, что спасло Тольятти. Он попросту реквизировал этот единственный экземпляр и на встрече со своими товарищами жестко разъяснил им – кто хозяин в ИКП. «Сукины дети» было самым мягким из использованных им в тот вечер выражений. На следующей встрече с советским руководством трое выступали единым фронтом. От имени руководства итальянской компартии они попросили товарища Сталина несколько отложить перевод товарища Тольятти, чтобы дать тому возможность завершить неотложные дела в Италии.
Эта история захватывала Клэр Люс. Настоящий детектив. Ее только все время подмывало спросить – а что это за мифические источники, которые были в курсе приватных разговоров в кремлевских кабинетах? Но она не спросила.
«Аптекарь» между тем продолжал как ни в чем не бывало. Даже подбавил интриги:
– Состоялась еще одна встреча Сталина и Тольятти. Один на один. На даче у Сталина. За долгим ночным ужином, какие любил устраивать Сталин. С грузинским вином, коньяком, многочисленными сменами закусок. Начал Сталин по-дружески. Поскольку Тольятти после покушения и автомобильной катастрофы чувствовал себя довольно плохо и страдал от ревматизма, Сталин подарил ему цигейковое одеяло. Не какое-нибудь, не из подарочных фондов, а свое собственное. И открыто заявил, что видит Тольятти в качестве своего преемника на посту руководителя Коммунистической партии Советского Союза.
Понятно, Тольятти произнес все положенные такому случаю ритуальные фразы, мол, товарища Сталина заменить невозможно, он нужен Советскому Союзу и международному рабочему движению, он еще совсем не стар и при современных успехах медицины проживет многие-многие годы. Затем должна была последовать другая ритуальная фраза: «Товарищ Сталин, вы можете на меня рассчитывать. Я сделаю все, что вы скажете». Тольятти этой фразы не произнес. Он вновь повторил, что ему надо пока вернуться в Рим. Сталин не возражал. Они прекрасно поняли друг друга. Вплоть до того, что, когда они прощались, Сталин попросил товарища Тольятти оставить его личное одеяло, оно товарищу Тольятти уже не потребуется.
Почти как Рузвельт, мысленно сравнивала Клэр. Тот тоже возомнил себя отцом нации. Тоже не терпел, когда ему перечили. Хотя в открытую мало кто решался. Особенно в последние годы жизни Эф Ди Эр. Предпочитали делать по-своему за его спиной.
– Так Тольятти вернулся в Италию, – продолжал «аптекарь». Новости распространяются быстро. Вскоре по Риму поползли слухи, что Тольятти впал в немилость у Сталина. Его товарищи по партии во главе с Секьей, который уже видел себя на посту секретаря, развернули самую настоящую травлю. В доме на виа Арбе, в римском районе Монте Сакро, где Тольятти жил со своей неофициальной женой Нильде Йотти, умудрились установить подслушивающие устройства. Строго говоря, Тольятти спасли две вещи – смерть Сталина и инфаркт Секьи. Не случайно Тольятти вплоть до похорон Сталина не ездил в Москву, опасаясь ареста.
В этой обстановке в чем только Тольятти не обвиняли. И в наведении мостов в Ватикан. И в поддержании тайных контактов с Де Гаспери, Фанфани и Альдо Моро. И в заигрывании с социалистом Ненни. Насколько такая информация была справедливой, трудно судить. Во всяком случае, согласно американским источникам в Риме и в Москве, кто-то из товарищей Тольятти по высшему руководству ИКП, но не Секья, направил в Москву напрямую на имя Маленкова секретную информацию о том, что в случае победы на выборах и получения квалифицированного большинства в обеих палатах итальянского парламента Тольятти намеревался сформировать правительство и проводить политику нейтралитета относительно Варшавского Договора и НАТО, по примеру Тито. Это американцев категорически не устроило бы. Как и Кремль. Тогда-то, в конце прошлого года, насколько известно, Маленков дал санкцию на подготовку покушения на Тольятти.
