Энн Перри - Воскрешение на Ресуррекшн-роу
— Заказал. И что же? Самое обычное дело. Многие люди заказывают свои портреты.
— Можно мне на них взглянуть?
— А для чего? Обыкновенные портреты. Впрочем, извольте, если после этого вы уйдете и оставите нас в покое. Бедняга. — Он покачал головой. — Жаль. Ужасная смерть. — С этими словами майор поднялся — маленький, с очень прямой спиной — и повел Питта в гостиную.
Инспектор рассматривал парадный портрет, висевший на дальней стене, над буфетом. Он сразу же не понравился Томасу своей напыщенностью. Тут было обилие алого цвета и сверкающего металла, и старый ребенок играл в солдатиков. Если бы это была ирония, портрет был бы остроумен. И снова колорит был темноват, а краскам не хватало чистоты.
Подойдя ближе, Питт обнаружил, что его взгляд почему-то притягивает левый угол. Там была изображена маленькая гусеница, не имевшая никакого отношения к композиции картины. Коричневое тельце было искусно замаскировано в пятнах тени на коричневом фоне.
— Насколько я понял, есть еще и портрет ваших сестер? — Питт отступил от картины и повернулся лицом к майору.
— Не понимаю, зачем вам его видеть, — удивился майор. — Самая обычная картина. Ну что же, если вы все-таки хотите…
— Да, пожалуйста.
Томас последовал за майором в соседнюю комнату. Там между двумя жардиньерками висел портрет большего размера, чем первый. В позах сестер ощущалась нервозность, а реквизита было с избытком. Колорит несколько лучше, но многовато розового. Питт сразу посмотрел на левый угол и обнаружил такую же гусеницу, только зеленую — она пряталась в траве.
— Сколько вы за них заплатили, сэр? — спросил Томас.
— Достаточно, сэр, — надменно произнес майор. — Не понимаю, каким образом это касается вашего расследования.
Питт попытался вспомнить цифры, проставленные в записной книжке рядом с гусеницами, но последних там было больше, чем других рисунков, так что это ему не удалось.
— Мне действительно нужно это знать, майор. Я предпочел бы спросить у вас лично, нежели узнавать иным способом.
— Черт побери, сэр! Это не ваше дело! Узнавайте где хотите!
Питт ничего не добился бы, начав настаивать, и он это знал. Цифры можно найти в записной книжке: они в колонке под суммой 350 фунтов, проставленной рядом с жуком. А затем он сложит цифры, имеющие отношение к гусеницам, и, сообщив эту сумму майору, посмотрит на его реакцию.
Родни хмыкнул, довольный своей победой.
— Итак, если это все, инспектор…
Питт решил, что не стоит настаивать на том, чтобы повидать сестер Родни: от них мало проку. Лучше расспросить другую особу, которая заказала Джонсу свой портрет, — леди Сент-Джермин. Он распрощался с майором и через четверть часа уже стоял перед лордом Сент-Джермином, чувствуя себя довольно неуютно.
— Леди Сент-Джермин нет дома, — холодно произнес он. — Ни она, ни я не можем вам помочь с этим делом. Лучше оставить его, и я вам это советую.
— Нельзя оставить дело об убийстве, милорд, — резко возразил Питт. — Даже если бы мне этого хотелось.
Сент-Джермин слегка приподнял брови — скорее это было презрение, нежели вопрос.
— Что заставило вас вдруг решить, что Огастес был убит? Я подозреваю, что тут дело в нездоровом любопытстве: вам хочется покопаться в личной жизни тех, кто выше вас по положению.
Питту безумно хотелось нахамить в ответ.
— Уверяю вас, сэр, мой интерес к личной жизни людей чисто профессиональный. — Его голос стал таким же звучным и холодным, как у Сент-Джермина. — Меня не привлекают ни трагедии, ни грязь. Я предпочитаю, чтобы личное горе оставалось личным, когда это позволяет мой долг. И, насколько мне известно, смерть лорда Огастеса была естественной. Но Годольфин Джонс был определенно задушен.
Сент-Джермин застыл на месте. Его лицо побледнело, глаза слегка расширились. Томас заметил, как он крепко сжал руки. С минуту помолчав, Сент-Джермин заговорил:
— Убит?
— Да, сэр. — Питт хотел дать ему выговориться, не подсказывая.
Взгляд лорда был прикован к лицу Томаса.
— Когда вы нашли тело? — спросил он.
— Вчера вечером.
И снова Сент-Джермин подождал, но Питт по-прежнему безмолвствовал.
— Где? — наконец спросил он.
— Он похоронен, сэр.
— Похоронен? — Сент-Джермин повысил голос. — Но это же абсурд! Что вы имеете в виду, говоря «похоронен»? В чьем-нибудь саду?
— Нет, сэр, похоронен как должно: в гробу, который зарыт в могиле на кладбище.
— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Сент-Джермин начинал злиться. — Кто же похоронит задушенного человека? Ни один доктор не подпишет свидетельство, если человека задушили, и ни один священник не похоронит его без свидетельства. Вы несете вздор. — Он показывал всем своим видом, что даже не хочет это обсуждать.
— Я излагаю факты, сэр, — спокойно ответил Питт. — У меня тоже нет никакого объяснения этому. Я знаю только, что его похоронили в могиле некого Альберта Уилсона, скончавшегося от удара и похороненного там же.
— И что же случилось с этим… Уилсоном? — спросил Сент-Джермин.
— Это его труп свалился с кеба возле театра, — пояснил Питт, по-прежнему наблюдая за лицом собеседника. Но он увидел лишь крайнее недоумение. Инспектор ждал, не произнося ни слова.
Глаза Сент-Джермина затуманились и стали непроницаемы. Томас попытался было сорвать с него маску и увидеть под ней человека, но потерпел полную неудачу.
— Полагаю, вам неизвестно, кто его убил? — наконец вымолвил Сент-Джермин.
— Годольфина Джонса? Да, сэр, пока неизвестно.
— И по каким причинам он был убит?
Питт впервые погрешил против истины.
— Нет, как раз на этот счет у нас есть некоторые соображения.
Сент-Джермин был все еще бледен.
— О? И что это за соображения?
— С моей стороны было бы безответственно их обсуждать, пока у меня нет доказательств. — Дав этот уклончивый ответ, Томас слегка улыбнулся. — Я могу причинить кому-то зло: ведь когда подозрение высказано, его редко забывают, каким бы неверным оно ни оказалось впоследствии.
Сент-Джермин хотел что-то еще спросить, но передумал.
— Да-да, конечно, — согласился он. — И что же вы собираетесь теперь делать?
— Опросить людей, которые хорошо его знали — и как художника, и как человека, — ответил Питт. — Кажется, вы были одним из его постоянных клиентов? — спросил он, воспользовавшись представившейся возможностью.
Ответная улыбка чуть тронула губы Сент-Джермина.
— Это громко сказано, инспектор. Я всего лишь заказал ему одну картину — портрет моей жены.
— И вы довольны этим портретом?
— Он сносный. Моей жене он очень понравился, а это единственное, что имеет значение. Почему вы спрашиваете?
— Без особых причин. Можно мне взглянуть на него?
— Если вам угодно. Правда, я сомневаюсь, что вы что-нибудь из него узнаете. Портрет самый обычный.
Повернувшись, он вышел из комнаты в холл. Питт следовал за хозяином. Картина висела на незаметном месте — на стене у лестницы. Томаса это не удивило: ведь этот портрет нельзя было сравнить по качеству с другими фамильными портретами. Он бросил взгляд на лицо и сразу же посмотрел на левый угол. Насекомое было на месте — на этот раз паук.
— Итак? — с иронией в голосе произнес Сент-Джермин.
— Благодарю вас, сэр. — Питт спустился с лестницы и стоял теперь рядом с ним. — Вы не возражаете, если я спрошу вас, сэр, сколько вы за него заплатили?
— Вероятно, больше, чем он стоит, — небрежным тоном ответил Сент-Джермин. — Но моей жене он нравится. Лично я не считаю, что Джонс отдает ей должное, не правда ли? Впрочем, вы же с ней незнакомы.
— Так сколько же, сэр? — повторил Питт.
— Около четырехсот пятидесяти фунтов, насколько я помню. Вам нужна точная цифра? Мне потребуется время, чтобы это выяснить. Вряд ли это была крупная сделка.
От Питта не ускользнул намек на разницу в их финансовом положении.
Сент-Джермин впервые широко улыбнулся.
— Это продвинет ваше расследование, инспектор?
— Может быть, когда я сопоставлю эту информацию с тем, что нам уже известно. — Томас направился к дверям. — Спасибо, что уделили мне время, сэр.
Когда замерзший и усталый Питт вернулся домой, его приветствовал аромат свежесваренного супа и приятный запах высохшего белья, висевшего под потолком. Джемайма уже спала, и в доме было тихо. Сняв мокрые ботинки, Томас сел, и его охватил покой, ощутимый, как тепло. Поздоровавшись с мужем, Шарлотта умолкла на несколько минут.
Когда Питт наконец был готов заговорить, он отодвинул тарелку с супом, поданную женой, и посмотрел на нее через стол.
— Я прикидываюсь, будто знаю, что делать, но, честно говоря, ничего не понимаю, — сказал он с безнадежным видом.
— Кого ты опросил? — осведомилась Шарлотта и, тщательно вытерев руки, взяла прихватку, прежде чем открыть дверцу плиты и достать пирог. Вытащила его и быстро поставила на стол. Корочка была бледно-золотистой и хрустящей, но один уголок был темнее — он чуть подгорел.
