Дарья Истомина - Леди-босс (Леди-бомж - 2)
Я прервала процесс, удалясь в комнату отдыха в глубине кабинета, и стала приводить себя в порядок.
Сменила кое-что из обмундировки на свежее, оросила себя дезодорантом и чуть-чуть подушилась за ушами и только тут поняла, что больше не выдержу. Сорвусь и пошлю всех куда подальше. Я еле удерживаю себя на грани истерики. Но я понимала - перешагну эту грань, пущенная Кеном сплетня о моей умственной неполноценности и склонности к шизе получит реальное подтверждение.
Нужно было линять.
И разумнее всего - без объяснения причин. Потому что объяснить их кому-либо, кроме, может быть, Элги, я не могла.
Она как раз заглянула в комнату. Я ей сказала, что у меня чертовски разболелась голова, что я хочу немного пройтись по воздуху и что ей нужно занять мое место и от моего имени принимать приветствия, принося всем извинения. Можно ненавязчиво намекнуть, что меня срочно вызвали в Кремль, Горки-девять, или где там еще есть президентские резиденции, поскольку Главному Лицу срочно понадобилось обсудить со мной, скажем, новую Национальную Идею. Или наградить меня орденом за заслуги по случаю Женского дня, хотя бы по той причине, что я тоже еще, кажется, женщина...
- Они будут иметь недоумение, - попыталась возразить она.
- Ну и хрен с ними!
Я напялила шубку, влезла в сапоги, нахлобучила свой черно-бурый шапко-берет, проверила сумку - там уже были мои новые визитки и какая-то кредитная карта, которую мне на днях всучила Белла, прочая хурда-мурда - и, откозыряв Карловне, смылась через запасный выход.
Навстречу мне двое полковников в парадных мундирах и фуражках с щегольскими высоченными тульями несли подарочный макет ракетно-пушечного танка Т-90, сделанный из латуни. Похоже, теперь я имею отношение и к танкостроению... Словом, "броня крепка и танки наши быстры!".
Танковые гости меня не знали, и я благополучно покинула офис.
Возле метро "Третьяковская" была предпраздничная суета. В толпе шмыгали цыганки с детьми, лоточники, шла бойкая торговля мимозой. В лужах трепыхались и возбужденно орали воробьи, дрались с голубями из-за сердобольной кормежки... Пахло талым снегом, весной и счастьем. Хотя последнее имело ко мне самое отдаленное отношение.
Солнце лупило вовсю с распогодившегося неба, брызгало зайчиками из стекол. Мне не захотелось спускаться в подземку. Я решила, что имею право сделать сама себе подарок. От Л. Туманской - бывшей Л. Басаргиной. Я знала, какой подарок хочу.
Как всегда, когда мне вожжа под хвост попадает, я долго не раздумывая тут же поймала левака и объяснила ему, что мне нужно. Он покосился на меня с почтительным интересом, но не удивился. Похоже, в Москве той беззаботной и шалой весной никто ничему не удивлялся.
Я назову его "Дон Лимон", "Дон Лимончик". Он не был желтым, как кавказская мимоза. В его окраске было что-то бесшабашное и весеннее. Это был, конечно, "мальчик", такой веселый итальянский жиголо.
Автомобильный салон размещался в бывшем кинотеатре, поскольку отечественное кино рухнуло, прокатчики сдавали площадь любому желающему. Автомобильчик стоял на возвышении, возле пандуса, и я прилипла к нему с ходу и бесповоротно. Это было фиатовское купе, со спортивным уклоном, и, в общем, двухместное, хотя сзади в салоне были два дополнительных откидных сиденья. Возможно, для детей. Нагловатые мальчики в форменках лезли из кожи, учуяв безошибочно, что я приценяюсь всерьез. Талдычили о моторе в двести сил, с турбонаддувом и какими-то прибамбасами, которые позволяют оторваться от любой тачки, гаишной в том числе.
Но, как всякую женщину, меня волновала прежде всего внешность. В этом смысле "Дон Лимончик" был, конечно, франтом, как молодой сицилийский мафиози, предпочитающий пижонистые шляпы борсалино и шелковые пиджаки. Новенькие покрышки благородно и матово чернели; тонированные, как противосолнечные очки, стекла пригашали свет внутри; сиденье с обивкой из натуральной белой кожи так и манило плюхнуться на него... Приборная панель, правда, меня поначалу озадачила своей сложностью, но я быстро разобралась в этой мутоте, мобилизовав все свои знания в области автодела.
Права у меня сохранились с дедовой эпохи, он мне еще девчонке позволял водить свой "козлик". На хоженой "шестерке" из гаража Туманских я гоняла довольно прилично, так что я не сомневалась, что с синьором "Дон Лимоном" мы найдем общий язык.
Меня несколько смутила цена. Но отступать я не собиралась. И еще раз осознала, что значит принадлежать к клану Туманских. Мальчики изучили мою визитку, принюхались к кредитной карте и, судя по всему, пока я с одним из них делала пробный круг, связались с офисом, то есть с Беллой, которая, естественно, их воодушевила насчет моей платежеспособности.
Во всяком случае, меньше чем за час все было улажено, сервис у них был на высоте, включая все эти регистрации, полный расчет и прочее.
Это была первая машина, которую я покупала лично для себя (как потом выяснилось, и последняя), и я была возбуждена, как Гришуня, получивший новую игрушку.
В центре Москвы мне было тесновато, и я рванула на окружную, где можно было погонять всерьез. Это, конечно, было безумие, но "фиатик" был послушен, ловок, стремительно выстреливал из-под светофоров, оставляя позади лопухов даже на "мерсах", - я даже запела от удовольствия.
В офис на междусобойчик я и не думала возвращаться, и это, конечно, была еще одна глупость, которую мне не простили.
На смотровую площадку на Воробьевых горах меня вынесло уже вечером, но день был длинен, тьма не приходила, и громада города будто плыла куда-то в сиреневом парном воздухе.
Я подошла к балюстраде, закурила. За спиной возносилась в небеса крепость университета, куда меня когда-то безуспешно проталкивал Панкратыч. Пришлось довольствоваться инязом. Впрочем, я об этом никогда не жалела.
На площадке было множество народу, гоняла детвора на роликах, наяривал румбу бродяжий оркестрик, мелькнула даже невеста в фате. На Ленинские горы мы не раз приезжали компашками, когда я училась в "Торезе", и я поразилась переменам которые произошли за то время, пока я торчала в зоне и жила с Сим-Симом на территории. Никто не пялился на иномарки, никому и в голову не приходило пижонить в редкостной прежде джинсе и кроссовках. У людей были совершенно другие лица. Публика была в основном сытая, слегка поддатая и безмятежная. Как будто это не праздник вовсе, а просто еще один веселый день в череде таких же почти праздничных дней.
Переменилось не только все вокруг, что-то произошло и со мной. Я поняла, что никогда уже не смогу смотреть на Москву, как смотрела когда-то на нее провинциальная Лизка Басаргина, задыхаясь от восторга и млея от одной мысли - я здесь! Нет, город и сейчас прекрасен, особенно если смотреть на него с дальней дистанции, с высоты птичьего полета, когда неприбранность его становится незаметной. В серо-гранитном сумраке светится блюдо стадиона, созвездием сияют огни парка Горького, горит золотом купол храма Христа Спасителя. Но силуэт столицы искажают кристаллы модерновых высоток, безжалостно перечеркивают нити магистралей.
Для меня сегодняшней это был фасад, за которым я видела то, чего не могла рассмотреть раньше.
Стадион в Лужниках был для меня уже не местом, где гоняют мяч или соревнуются спортсмены, а вселенским торжищем. Сюда стекаются челноки чуть ли не со всех концов света - турки, вьетнамцы, китайцы, поляки, превратившиеся в иностранцев суверенные таджики, узбеки, азербайджанцы, грузины и армяне и конечно же наши Иваны да Марьи, для которых нынче не проблема добраться до Антарктиды, наварить прибыток на пингвинах, если их удастся кому-нибудь толкнуть. Там, внизу, в недрах нового Вавилона, хлопотали, суетились, крутились, не зная покоя, любезные моему сердцу соотечественники, обзаведшиеся в компании с друзьями или единолично ресторанчиками или скоростными харчевнями, ларечками и павильончиками, мастерскими по ремонту и автомойками, охранными агентствами и репетиторскими фирмами, саунами и массажными кабинетами, мобильными группами для оказания секс-услуг, в общем, всем тем, что трудно учесть, а иногда и трудно понять.
Несмотря на вопли о разоре и обнищании, карусель крутится неостановимо, некое благополучие, первые признаки просперити уже явственно просматриваются во всем, и даже бабка-пенсионерка уже без опаски и недоверия рассматривает хрустящий зелененький бакс, и ее уже хрен заставишь отдать его в лапы какому-нибудь Мавроди или "Властелине". Ученая...
Я, конечно, еще и понятия не имела, какая каша варится за остекленными стенами новых офисов, коммерческих и банковских модерновых высоток, но уже даже прикосновение к делам Туманских лишило меня прежней восторженности.
Нет, я не потеряла способности удивляться, любоваться красотой. Но прежняя Лизавета Басаргина, разглядывая подсвеченный, словно плывущий в весеннем небе купол "Спасителя", вряд ли стала бы задумываться над тем, сколько в него вбухано миллиардов, чьи они и кому это выгодно. Перед глазами вставали цены на стальной прокат, на швеллеры и балки, цемент и кирпич, стекло оконное и стеклоблоки, на сусальное золото... Память у меня была, как кладовка в дедовом доме, куда Гаша сваливала все нужное и ненужное. Так, на всякий случай. Я тоже в последние месяцы загружалась всем на свете, не задумываясь над тем, когда и зачем мне все это понадобится.
