Поппи Брайт - Потерянные души
Никто поднял глаза. Его новые друзья жадно и пристально наблюдали за ним. В глазах Твига читалось хищное предвкушение.. Рот у Молохи слегка приоткрылся; слюна блестела у него на зубах, щеки горели румянцем. А Зиллах... Никто попробовал выбраться из страстных объятий Лейна. Зиллах сидел очень прямо, сложив руки на коленях, и его глаза снова горели холодным зеленым огнем.
- Это мой друг, - сдавленно проговорил Никто. - Из школы.
- Как это мило. - Голос у Зиллаха был как конфета из мягкого белого шоколада с ядовитой и едкой начинкой. Огонь у него в глазах разгорелся ещё сильнее. Никто казалось, он видит зеленые искры, которые прожигали воздух. Сейчас взгляд Зиллаха действительно обжигал.
- Он очень классный, - сказал Никто, но без особой уверенности. Может быть, он поедет с нами? - Никто очень надеялся, что Зиллах не прикажет Твигу остановить фургон и не высадит Лейна в холодную ночь лишь потому, что Никто знал его раньше. Но кто его знает, что взбредет в голову Зиллаху. А если он вышвырнет их обоих?! Черт-те где, в два часа ночи, на пустынном шоссе... и рядом не будет вообще никого, кроме Лейна...
А он, наверное, больше не сможет, смотреть на Лейна - на его грустные пухлые губы, на его светлые волосы, вечно падающие на глаза, - если из-за него, из-за Лейна, он потеряет своих новых друзей. Если из-за Лейна он лишится тонких и сильных рук Зиллаха и волшебства его губ, когда наслаждение в равных долях мешается с болью. Если из-за Лейна его прогонят из этого мира вина, наркотического опьянения и музыки, где на потолке пляшут неровные буквы и звезды кружатся в небе всю ночь напролет, - из единственного места на свете, где его по-настоящему приняли.
Буквально за пару секунд Никто принял решение, которое определило всю его дальнейшую жизнь. Он ненавидел себя за это, но в то же время он чувствовал, как внутри у него открывается некий темный бездонный провал. Он выскользнул из объятий Лейна и оттолкнул его от себя.
- Никто? Что с тобой? Что происходит? - Лейн испуганно оглянулся и наткнулся на три пары внимательных глаз: у Молохи и Твига - затуманенных кислотой и голодных, у Зиллаха - горящих зеленым огнем. Он испуганно попятился, но Зиллах протянул руку, схватился за бусы на шее у Лейна и резко притянул его к себе. Лейн издал сдавленный хрип. А потом бусы порвались, и яркие пластмассовые бусины рассыпались по всему фургончику закатились под диванчик, застряли в складках плаща Никто, - на их блестящих боках отражался лунный свет и разноцветные огоньки приборной панели. Молоха подобрал пару штук и сунул в рот, словно это были конфеты.
А потом Молоха и Твиг разом шагнули к Лейну и толкнули его на диван. Они схватили его за руки, чуть выше локтей, и вгрызлись в нежную кожу на сгибах локтей - каждый со своей стороны.
Лейн поймал взгляд Никто - в его глазах был неподдельный страх, но и доверие тоже.
- Скажи им, чтобы они меня отпустили, - попросил он. - Не дай им сделать мне больно.
Зиллах схватил ноги Лейна и прижал их к дивану, чтобы тот не брыкался. Похоже, он сжал слишком сильно и сломал Лейну обе лодыжки; вены на руках Зиллаха вздулись и потемнели, налившись кровью. Лейн носил высокие розовые кроссовки со шнурками, которые были весьма популярны среди модных и стильных девчонок два года назад - белые с мелким узором всех цветов радуги. Приглядевшись получше, Никто разобрал крошечные буквы. ВСЕФИГНЯВСЕФИГНЯВСЕФИГНЯ - было написано на шнурках Лейна сплошной полосой.
Лейн отчаянно отбивался. При этом он не сводил взгляда с Никто. Сейчас в его взгляде читались укор и обида, и Никто вдруг разозлился. Я тебя не просил ехать следом за мной, - подумал он. - И они на тебя набросились не с моей подачи. Впрочем, он сомневался, что они что-то сделают с Лейном. Во всяком случае, не сейчас. Но почему Зиллах смотрит с таким голодным предвкушением? Почему уголки губ Молохи блестят от слюны?
- А он очень даже сладенький, - сказал Молоха. - Присоединишься?
- Возьмите вот, если хотите. - Зиллах достал из кармана миниатюрную опасную бритву с перламутровой рукояткой. - Но лучше все-таки зубами. Так получается очень... интимно.
Лейн издал какой-то сдавленный звук, одновременно похожий на смех и на стон.
Он говорит так, словно это какой-то наркотик, - подумал Никто. - Типа разжился хорошей дурью и теперь рассуждает, как её лучше употребить: косяк забить или трубочку выкурить... А потом до него вдруг дошло, о чем говорит Зиллах, и ему стало плохо. Все сошлось одно к одному, как кусочки картинки-головоломки. Без зазоров и пробелов. Все сплелось воедино, как нити роскошного алого гобелена: время, которое он провел в компании этой троицы, вечность, спрессованная в полтора дня в дороге. Их заточенные зубы, следы от укусов Зиллаха у него на теле. Кровь в бутылке из-под вина, которая показалась Никто изощренным позерством.
Но это было не позерство. Это была их жизнь.
Ибо кровь - это жизнь...
Они вампиры. У Никто не было даже мысли о том, что это всего лишь компания больных на голову психопатов, которые воображают себя вампирами. Он всегда верил в существование потусторонних сил, пребывающих за гранью обыденного мира. Он верил в них, потому что они должны были существовать; иначе ему не оставалось уже никакой надежды, потому что он всегда знал, что не сможет прожить всю жизнь в реальном мире. Он верил, что когда-нибудь он их найдет, кого-нибудь из загадочных потусторонних существ... или они найдут его. И теперь это сбылось. Они, похоже, узнали его с первого взгляда, и разве это был не знак?
Лейн закричал. Но в его крике не было смертной боли. Твиг схватил Лейна под подбородок и запрокинул ему голову, и Зиллах полоснул его бритвой по горлу. Потом окунул пальцы в кровь и размазал её по губам Никто.
В голове у Никто слегка прояснилось, но вкус свежей крови опять закружил его в кислотном безумии. Лейн рыдал - долгие безнадежные стоны, казалось, шли не из горла, а откуда-то из живота. Молоха и Твиг сели прямо; их взгляды метались от пальцев Зиллаха, испачканных в крови, к окровавленным губам Никто и к горлу Лейна. В бледном свете луны кровь казалась почти черной.
Слезы текли по щекам Лейна - серебристая влага в сумраке. Никто знал, какими они будут на вкус: мягко солоноватыми, как губы Лейна. Но теперь ему захотелось узнать, каким будет вкус слез, смешанный с кровью. Он представил, как он будет слизывать влагу с лица Лейна - алую пленку крови с дорожками из хрустально-прозрачных слез.
Представил и понял, что он на это способен: вскрыть Лейну вену и пить его кровь. И вовсе не потому, что Зиллах хотел, чтобы он это сделал, - а потому, что он сам хотел. Где-то в глубинах сознания теплилась мысль, что они просто убьют его вместе с Лейном, если он откажется пить его кровь, но это уже не имело значения. Свежая кровь разбудила в нем голод.
- Я тебе помогу, - сказал Никто Лейну. - Не бойся. - Он лег на диван рядом с Лейном, а потом накрыл его своим телом. Он вытянул руки вдоль раскинутых рук Лейна и обхватил его запястья, которые Молоха с Твигом так и держали прижатыми к дивану. Его бедра легли поверх бедер Лейна, ноги поверх ног Лейна. Лейна трясло. Эта дрожь передалась и Никто, возбуждая его и заряжая. Где-то - далеко-далеко - заиграла музыка. Кто-то поставил кассету. Зигги Стардаст* (Зигги Стардаст - псевдоним и сценический образ Дэвида Боуи в начале 70-х гг.) Звездная пыль.
- Пожалуйста, - рыдал Лейн, и некой смутной частицей души - частицей, не тронутой кислотой и ночью - Никто осознал, что он сейчас собирается сделать. Лейн однажды держал Никто голову над унитазом, когда он перепил крепких коктейлей на вечеринке. Ему было плохо, а Лейн шептал ему бессвязные слова утешения и целовал его лицо, мокрое от пота. Лейн был его другом. В той, другой, жизни.
Никто повернул голову и посмотрел на Зиллаха. Зиллах сумрачно улыбнулся и сказал:
- Давай, если хочешь быть с нами.
Никто сразу понял, что ему предлагают выбор. Будь с нами... или одно из двух: либо умри, либо будь один. Ты будешь один и никогда больше не прикоснешься к источнику жизни. Ибо кровь есть жизнь...
И он открыл рот как можно шире и вгрызся в мягкую кожу на горле Лейна. Надрез Зиллаха обозначил удобное место как раз там, где билась тонкая жилка - где не было костей и хрящей. Но сама кожа была очень плотной и эластичной; прокусить её было непросто. Никто почему-то казалось, что его зубы легко войдут в кожу - как иглы, как клыки хищника. Но не тут-то было. У него было такое чувство, как будто он пытается разжевать кусок сырого мяса. Тогда он прикусил маленький участок кожи и потянул на себя. Так, откусывая по кусочку, Никто добрался до вены. Он чувствовал, как она бьется у него под губами. Что я делаю?! - мелькнула последняя здравая мысль. Господи, что я делаю?! ЧТО Я ДЕЛАЮ?! Эти слова бились, как пульс, у него в голове даже тогда, когда он прокусил вену Лейна.
Кровь хлынула ему в лицо, переполнила рот. По сравнению с тем, как Никто пил раньше - совсем-совсем мало, буквально по капле, - это было как крепкое виски по сравнению с простой водой. Это был вкус настоящей жизни. Сама сущность жизни. И он пил эту жизнь, вбирал её в себя. У него было странное чувство, как будто он сейчас рождается заново - в агонии безумия сбрасывает старое тело и обретает новое.
