Николай Еремеев-Высочин - В Париж на выходные
— Даже не знаю! — засмеялась она. — Наверное, мне просто скучно, вот я его и мучаю.
— Вы говорите по-французски? — с надеждой повернулся ко мне официант.
— Говорю! Сейчас мы разрешим вашу проблему, — ответил я ему и снова перешел на английский. — Так перевести ему или вы еще не насладились его мучениями?
Дама снова рассмеялась.
— Я заказала «амаро» — знаете, это такая вкуснейшая горькая мерзость…
Я знал, потому кивнул.
— Потом «перье» со льдом, но, подумав, что всё равно получится слишком горько, еще гренадин. До тех пор мы друг друга понимали, но это очаровательное существо принесло всё это по отдельности, даже сироп. Я думала, он сообразит, что это всё для меня, а не для трех разных людей.
— Это паб, а не коктейль-бар, — встал я на защиту официанта, впрочем, совершенно миролюбиво, даже весело. — Дама хотела бы, чтобы вы всё это смешали, — пояснил я официанту.
— Всё это!?
Преодолевая ошеломление, парень вылил в стакан содержимое обеих рюмок, залил все пенящимся «перье» и, не поленившись сбегать к бару за длинной пластмассовой ложечкой, перемешал ингредиенты, насколько позволяли кубики льда. И — штрих, достойный настоящего мастера, — воткнул между ними принесенную соломинку.
— Хорошо бы теперь, чтобы это можно было пить, — с сомнением в голосе произнесла дама, глядя на красно-коричневую смесь.
Она все же решилась взять в рот соломинку. Мы с официантом с интересом наблюдали за опытом.
— И как? — спросил я, когда дама, ничем не выдавая своего удовольствия или неудовольствия, поставила стакан на стол.
— Не рекомендую, — коротко ответила она и с восхитительной улыбкой добавила по-французски для официанта. — C’est delicieux! Просто наслаждение!
Тот расцвел. Я воспользовался его присутствием, чтобы расплатиться, допил пиво и, помахав рукой даме, вышел на набережную.
9
Жара достигла своего пика — в воздухе даже у реки стоял запах размякшего асфальта. Наверное, к вечеру всё же будет гроза. Шагом туриста я побрел по набережной к музею — не у воды, а по другой стороне, вдоль домов, в тени. Я хотел расставить какую-то ловушку для Николая, но думать мне было лень. Я достал бумажный платок и вытер лоб и шею — пиво спешило вернуться на поверхность. Потею совсем как Николай. Что же я себя не подозреваю в неискренности? Я выбросил потемневший платок в урну и пошел дальше, гоня прочь всякие мысли. В нужный момент что-нибудь соображу.
Я всё же проверился. Сначала пересек проезжую часть, якобы привлеченный старыми афишами у одного из букинистов. Движение на набережных одностороннее — прежде чем сделать это, я, естественно, посмотрел направо, то есть назад. Потом, перед зданием Французской академии, вернулся на сторону домов, в тень, тоже осмотревшись, прежде чем пересечь улицу. Всё было чисто.
Мой связной стоял в холле музея на том же месте в той же майке. «В Австрии нет кенгуру» — спасибо, я уже знаю. Служащий в зале Моро мог запомнить нас утром, поэтому, убедившись, что Николай видел меня, я направился влево, где были выставлены предметы в стиле Art deco. Я остановился перед низкой витриной с гребнями, серьгами и браслетами. Николай подошел ко мне, как если бы он тоже просто осматривал зал.
— Что у тебя со лбом?
Я поднес руку к ранке. Кровь уже запеклась — следов на пальце не осталось.
— Ерунда! Чихнул в неподходящий момент.
Николай хрюкнул:
— Я даже могу себе представить, в какой.
Вот что еще я забыл прибавить к плюсам Николая — он был смешливым. Он смотрел мне прямо в глаза, и мне стало стыдно за себя. Я, наверное, всё-таки зря его подозревал. К тому же, в отличие от своих начальников, Николай не ждал чудес.
— Ну и что было обнаружено в неподходящий момент? — спросил он.
— Ничего. Хотя я разве что не оголил электропровода.
— Я был уверен. Ну ладно: нас попросили — мы сделали. Ты сделал! Теперь хорошая новость. Можешь располагать собой, как знаешь. Дело закрыто, руководство выносит тебе благодарность.
— А ливийцы? Вам что-то удалось узнать про эту женщину?
— Этим уже другие люди занимаются.
— Значит, всё? Я свободен? — Я рассмеялся. — По иронии судьбы, ко мне завтра утром прилетят мои жена и сын.
И тут вдруг Николай опять среагировал странно. Это его, похоже, как-то насторожило.
— Что? Твоя семья летит в Париж?
Я вспомнил, что со всеми нашими перепалками по поводу «Клюни» я не сказал ему об этом. Правильно, вспомнил я, это я Элис рассказал.
— Да. У нас небольшой подростковый кризис с сыном. Моя жена позвонила мне утром и взяла билеты на ближайший рейс.
— И надолго ты… вы задержитесь в Париже?
Сомнений не было, этот вопрос его интересовал не из вежливости. Я-то как раз решил уехать из Парижа как можно скорее, но какое дело до этого Николаю? Я включил режим крайней неопределенности.
— Пока не знаю. Пока не надоест. А ты из полиции?
Сейчас Николай контролировал себя лучше.
— Бери выше! — Он снова хихикнул. — Просто меня об этом могут спросить.
Я решил развить инициативу.
— А как ваш аврал? Рассосался?
Николай был начеку. На его лице появилась улыбка славного малого:
— А ты из полиции?
— Бери выше! — передразнил и я его, тоже широко улыбаясь. — Просто думал, может, мы где-нибудь выпьем с тобой, если ты тоже освободился. Дело сделано!
Я был собой недоволен. Дураком Николай точно не был, и теперь он мог решить, что я что-то подозреваю.
Мы оба вздрогнули: через зал, громко говоря по-русски, прошла супружеская пара лет пятидесяти. В том, что эти русские были именно из России, можно было не сомневаться по трем причинам: а) на мужчине были бежевые сандалии с дырочками; б) сквозь них были видны носки; в) носки были черного цвета. Мы перешли к соседней витрине.
— Носит же их нелегкая, — произнес Николай, когда пара исчезла.
— А мне нравится, — возразил я. — Я больше люблю соотечественников, которые ходят по музеям, а не по барахолкам.
Интермедия помогла нам положить конец обмену отравленными стрелами. Теперь в зале мы были совершенно одни.
— Я пойду, — сказал Николай, протягивая мне руку. — Выпьем в другой раз.
— Как скажешь, — я пожал его руку. — Спасибо тебе за всё.
— И тебе тоже. Удачи!
— Пока.
Вокруг никого не было. Я хлопнул его по плечу и первым вышел в холл. Когда Николай последовал за мной, я просто взглянул на него и отвел глаза, не трогаясь с места. Он понял, что я хотел проверить, нет ли за ним хвоста. Выйдя из музея, он оглянулся. Я шел метрах в двадцати сзади и в ответ на его взгляд безразлично отвел голову в сторону. Теперь он знал, что путь свободен.
На самом деле, я хотел понять, где припаркована его машина. Я вышел на площадь справа от здания музея и тут же увидел его белую «рено-меган». Но Николай прошел мимо и углубился в улочку, ведущую к бульвару Сен-Жермен. Возможно, припаркована была просто такая же машина, но проверить это стоило. Николай шел по левому тротуару, и мне достаточно было взять чуть влево, чтобы исчезнуть из его поля зрения. Я подошел к «рено». Это была его машина — на заднем сиденье валялась летняя ветровка, которую я же перебросил туда, когда садился к нему ночью у Восточного вокзала. Это становилось интересным.
Идти за Николаем по улочке было бы глупо — если он идет на встречу, он наверняка будет проверяться. С другой стороны, его следующее место свидания не могло быть совсем близко к нашему. Кто-то ждал его в машине, проходя мимо которой он должен быть сделать условный знак? Какой-нибудь товарищ из резидентуры, который прикрывал нашу встречу и должен был сообщить дальше о ее результатах.
Я выглянул за угол. Белая майка Николая с зоогеографической информацией мелькала уже за перекрестком с рю-де-л’Университэ. Впереди, справа от метро «Сольферино», находилось Министерство обороны — сотрудник спецслужб вряд ли будет назначать тайное свидание вблизи объекта, вокруг которого ходят агенты в штатском. Скорее всего, Николай повернет налево, в сторону бульвара Распай.
Тело мое устремилось вперед прежде, чем я принял это решение. Я быстрым шагом дошел до перекрестка, повернул налево, еще быстрее дошел до следующего перекрестка и свернул направо на рю-дю-Бак. И тут же отшатнулся — белая майка Николая теперь плыла, покачиваясь, мне навстречу. Если он просто решил обойти пару кварталов, чтобы исключить слежку перед следующей важной встречей, он вполне мог теперь повернуть налево и столкнуться со мной нос к носу.
Я подошел к ближайшему подъезду и с надеждой нажал кнопку кодового замка. В жилых домах днем, когда много посетителей, часто достаточно этой простой операции, чтобы войти внутрь. Но нет — на выходные, тем более летом, дверь была защищена кодом. Я остался в углублении перед подъездом. Всё, что мне оставалось, когда появится Николай, это сказать что-нибудь типа: «Мне показалось, за тобой хвост. Но нет — всё чисто!» Однако Николай не появился. Более того, и улицу он не пересекал.
