Далия Трускиновская - Как вы мне все надоели!..
И точно – услышали стук башмаков. Бежит кто-то параллельной улицей, спешит, а совсем вдали вроде цокот. Переглянулись. Поднялись на чье-то высокое крыльцо. Сверху-то удобнее...
Стук изменил направление – прямо к ним понесся. И выбежал на невеликую площадь человек. А за ним – огромный, чуть не с коня, кабанище. Тот самый!
Пока Жилло с братцами стояли, окаменев, нагнал кабан человека, сбил с ног, перевернул рылом на спину. Человек закричал, кабан клыками в грудь ему ударил, вспорол кафтан, выдернул клыки, второй раз нацелился...
Видеть это было выше сил человеческих. Потеряв разумное соображение, соскочил Жилло с крыльца, бросился сверху на кабана, ударил ножом – а нож от жесткой щетины отскочил. Дернулся кабан в сторону – и на другой нож налетел. Третий его сзади достал. Это Дедуля всем весом навалился на рукоять – и пробил-таки дубленую шкуру! А ножичек – почти в фут длиной, серьезный ножичек, прямо посмотреть на него приятно.
Взревел кабан дурным воем. Стряхнув в себя братцев-воришек и Жилло, отскочил. Дедуля еле умудрился нож спасти – не оставлять же его в кабаньем боку! Хлынула черная кровь.
И опять – стоят трое человек с ножами, а напротив – бешеная тварь, мерзкий вонючий оборотень. И помочь некому – далеко старуха со своим диковинным котом.
– Нариана бы сюда! – воскликнул Малыш. – Нариан! Кисонька! Сюда, мой маленький! Сюда, котище мое драгоценное!
При одном имени клыкастого котишки попятился кабан. Что-то между ними, видно, было нехорошее. Попятился, задом на каменную тумбу налетел, тумба накренилась. И, теряя кровь, понесся прочь...
– Ну, спасибо кисоньке, – сказал, вытирая о замшелую стенку нож, Дедуля. – Впервые вижу, чтобы от котов польза была.
– А ты уверен, что это – кот? – резонно спросил Жилло. – Тоже ведь оборотень!
И подошел к спасенному, нагнулся над ним. И узнал его.
Это был моряк Мак. Он лежал без сознания, с грудью, вспоротой клыками кабана. Жилло прикоснулся – и отдернул руку, ощутив кровь.
– К старухе! – немедленно решил Дедуля. – Она перевяжет. Не к лекарю же думскому, в самом деле!
Посадили Мака на сложенные в узел руки, понесли. Впереди – Малыш, он самый высокий, ему в паре несподручно. За ним – Жилло с Дедулей, они примерно одного роста, вот и тащат раненого. Так и добрались до старухиного подвальчика.
Двор оказался закрыт. То есть, хоть лбом колотись – никто отворять не выйдет. Как быть?
– Придется Денизу будить, – сказал Жилло. – Она откроет. Мало ли какой денежный гость пожаловал? Она своей наживы не упустит.
– А чем нам Дениза помочь может? – спросил Малыш. – Она же не знахарка.
– Увидишь, – пообещал Жилло.
И давно уж он не видывал такой недовольной женщины, как поднятая из постели Дениза. Только-только работников спать отпустила, только-только сама прибралась да улеглась – здравствуйте!
Однако, увидев раненого, Дениза сразу сменила гнев на милость постелила для него на лавке старую простыню, велела раздеть, сама где-то между кладовок скрылась. Жилло так и понял, что потайным ходом за старой ведьмой отправилась.
Расстегнули они с Малышом кафтан на Маке, кое-как стянули – сверточек на пол вывалился. Подобрал его Дедуля, развернул – а это вишневого бархата кусок с семью углами по краю, с тремя золотыми розами. И распорот острым клыком.
– Вот в чем кабанище клыками застрял, – сообразил Дедуля. – Гляди, Жилло, эта вот штуковина твоему дружку жизнь, может быть, спасла!
Развернул Жилло бархат.
– Очень мне это все не нравится, – говорит. – Ведь Мак не просто так ночью по городу слонялся. Его капитан Шмель ко мне послал. Это же – мое имущество, ребята! Что могло случиться? Ума не приложу! В беду капитан попал, что ли?
– Он тебе знак подает, – отвечает Дедуля. – Но только Мак и может объяснить, что это за знак такой. Где треклятая старуха застряла?!
– А вот я тебя, красавец мой, за такие слова на табуреточку усажу – и просидишь ты на ней сутки, как приклеенный, – пообещала, внезапно появляясь, старуха. – Я умею! Ну, кого там свиньи покусали?
– Какие свиньи, бабка! – воскликнул Жилло. – Кабан вот такого роста! Представляешь, ночью по городу кабан шастает и на людей нападает! Я ведь его во второй уже раз вижу.
– Во второй раз, говоришь? – спрашивает ехидная старуха. – Здоров же ты пить, голубчик. Я удивляюсь, что ты вчера только одного кабана вот такого роста увидел, а не целое стадо.
– Знаешь что, бабушка? – и Жилло оттянул ее в сторонку. – Ты про кабана у своего милого котика Нариана спроси. Сдается мне, что он тебе человеческим голосом куда больше моего расскажет.
– Что может мой котик знать о кабанах? – удивляется ведьма. – Сидит себе дома, ест, спит да мурлычет.
– А почему тогда, стоило Малышу позвать «Нариан!» , кабанище деру дал? – тихонечко спрашивает Жилло. – Совпадение? Котик-то у тебя, бабушка, приметный. Шуба черная лохматая, клыки янтарные. А я целого тигра вороного ночью видел. Тоже лохматый и тоже с янтарными клыками. Так что не морочь мне голову, старая карга, а лучше раненым займись!
Усмехнулась старуха.
– Сердит ты, как я погляжу, Жилло, – говорит. – Ну да ладно. Насчет кота как-нибудь потом все объясню. И пора бы нам познакомиться. Зовут меня тетка Тиберия. Вот так и обращайся. Не то тебе Нариан больше Неду не покажет.
И заткнулся Жилло.
Выложила старуха на стол свои знахарские припасы – и сверточек вишневого бархата обнаружила. В складке золотой цветок притаился. Подняла старуха глаза на Жилло – и был в этих глазах веселый вопрос. Жилло его как будто ушами услышал.
– Да понимаешь ли ты, сынок, что это такое? – спросили глаза. – И чувствуешь ли ты, что этой бархатной штуке радоваться надо?
И сразу же отвернулась тетка Тиберия, взяв со стола, что надо, и раненым занялась. Мало ли что там на столе разбросано? Не ее, мол, дело.
Дедуля Жилло в сторонку оттянул.
– Слушай, вожак, что бы это значило? Дениза эту ведьму, не выходя из погребка, привела!
– Просто у погребка есть еще один выход – в тот дворик, – объяснил Жилло. – Похоже, что старухин подвал – тот самый выход и есть. При случае очень даже удобно.
– Да мы с Малышом тоже так подумали.
Старая ведьма перевязала Мака, настоем снотворным его попотчевала и велела мужчинам отнести его к ней в подвальчик. Там, мол, она сможет ночью к нему вставать и повязку бальзамом смачивать. Оказалось, правильно догадался Жилло. И намучились же Дедуля с Малышом, протаскивая Мака потайным ходом! Главное, лишний раз его не пошевели – стонет!
Уложив моряка на свою постель, выпроводила тетка Тиберия всех троих. Обещала утром, когда Мак придет в себя, немедленно позвать. Вернулись они в погребок и сели втроем за длинный стол.
Обычно за тем столом человек двадцать помещались, да еще три столика поменьше стояло под окошками, которые едва светились впритык к потолку. И редко когда пустовали тяжелые табуреты и скамьи у столов. Дело Дениза наладила бойкое, к ней иногда и из Коронного замка за пирогами и паштетами присылали. Потому сейчас и было Жилло странно смотреть на пустой погребок, освещаемый единственным подсвечником.
Лежал на непокрытом столе тот загадочный вишневый бархат. И вышла откуда-то из глубин погребка Дениза, все еще в ночной сорочке и шали поверх нее. Волосы аккуратно подобраны под ночной чепец, на ногах туфельки без задников с большими помпонами – ну, аппетитный кусочек. Малыш, понятно, сразу к ней подвинулся.
Оказалось, Дениза нитку нужного цвета с иголкой принесла.
– Надо бы эту штуку зашить, – сказала. – Как обещала. Потом я на ней кровь холодной водой быстренько замою. Благо пятна небольшие.
Удивился Жилло – кто этих женщин поймет? Человека иногда за человека не считают, но красивую тряпицу уважают в любых условиях.
Освободил Дедуля место на скамейке, подсвечник поближе подвинул. Дениза растянула в руках вишневый бархат, нашла самую крупную прореху, задевшую даже золотые цветы.
– Если сразу же не схватить края, золотая нить посыплется, объяснила она. И склонилась над рукодельем, мелко-мелко делая незаметные стежки.
Дениза трудится, молчит. Жилло на нее смотрит. Дедуля стол пальцем колупает. Малыш песенку мычит – и начал он с чего-то знакомого, вроде бы с «В саду боярышник расцвел» , а домычался до того загадочного куплета, который они с братцем неизвестно где подцепили.
Дениза вдруг пропела:
Если честь прорастает сквозь ночные века,
значит, стоит на свете жить...
Я скроЮ орифламму, раздобуду шелка
и усядусь прилежно шить...
Замерли трое мужчин, ждут – что дальше?
Негромкий звонкий голос, казалось бы, без ведома занятой делом хозяйки, вывел:
Мы – бойцы, мы – бастарды, мы услышали весть,
мы примчимся издалека!
