Этьен Годар - Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней
Заглянув в ванную, он взял пилюли, которые ему приходилось принимать в двенадцать часов, развесил всю одежду в шкафу и сменил пиджак на свитер, а туфли на шлепанцы. Держа в руке очки, он вернулся в гостиную и, взяв папку, направился к высоким французским дверям в столовую, лавируя между столами.
— Я буду посматривать, не пойдет ли снова вода, — из кухни сказала Эстер. — Ты хочешь, чтобы я связала тебя с этим человеком из Маннгейма?
— Попозже, — сказал Либерман, располагаясь в гостиной, которая теперь стала его кабинетом.
Стол был завален журналами и стопками вскрытых писем. Положив папку, он включил настольную лампу и надел очки, после чего из-под большой стопки бумаг вытащил несколько конвертов. Он сразу же нашел серый конверт из агентства Рейтер, пухлый и с четко выписанным адресом. Такой толстый?
Усевшись он расчистил перед собой место, отодвинув скопившуюся почту на край стола. Фотография Ханны перевернулась, а несколько журналов шлепнулось на пол.
Он сдернул липкую ленту по краям клапана конверта и раскрыл его. На зеленое сукно стола вывалилась куча газетных вырезок и оторванных телетайпных лент. Двадцать, тридцать, еще и еще; некоторые представляли собой фотокопии или наскоро отхваченные ножницами куски из газетных полос. «Mann getotet in Autounfall; Priest Slain by Robbers; Eesv&da dodar man, 64». Ha отдельных вырезках были желтые и синие ярлычки с датами и названиями газет. Всего больше сорока сообщений.
Он заглянул в конверт и извлек оттуда еще пару маленьких вырезок и пачку их, обернутых листом белой бумаги.
«Держите меня в курсе дела, — было написано на нем аккуратным мелким почерком в самом центре. — С.Б. 30 окт.»
Отложив в сторону конверт, он разложил вырезки и сообщения по всему столу для лучшей видимости — неправдоподобное обилие текстов на французском, английском, немецком — и еще на шведском, датском и других, которых он не мог разобрать, кроме разве нескольких слов тут и там. «Dod», конечно же, означало «смерть» или «мертвый».
— Эстер! — крикнул он.
— Да?
— Словари для перевода — шведский и датский! А также голландский и норвежский.
Он взял вырезку на немецком: «В результате взрыва на химическом заводе в Золингене погиб ночной сторож Август Мор, шестидесяти пяти лет». Нет, не то. Он отложил в сторону.
И тут же снова взялся за нее. Разве мелкий гражданский служащий не может подрабатывать по ночам?. Сомнительно для шестидесятипятилетнего человека, но возможно. Взрыв произошел утром того дня, когда ему стала известна эта история, если исчислять ее с 20-го октября.
Вспыхнул верхний свет, и вошедшая Эстер сказала:
— Они должны быть где-то здесь.
Она подошла к обеденному столу и стала разглядывать корешки лежащих на столе книг.
— Датского у нас нет, — сказала она. — Макс пользовался норвежским.
Либерман вытащил блокнот из ящика письменного стола.
— Дай мне еще французский.
— Сначала я его должна найти.
Он нашарил ручку, валявшуюся среди почты. Снова глянув на вырезки, он корявым почерком написал наверху большого желтого листа: «20-го, Мор Август, Золинген» и поставил рядом знак вопроса.
— Вот тебе словари, — объявила Эстер и положила перед ним несколько томов. — Норвежский, шведский, французский.
— И датский, будь любезна, — он отложил вырезку налево, куда будет складывать предполагаемые варианты. Просмотрев одну из английских вырезок, в которой шла речь о священнике, он, поколебавшись, вздохнул и положил ее направо.
Вернулась Эстер, с трудом таща в руках еще несколько томов. Он освободил для них место на краю стола.
— Все было в таком порядке, — пожаловалась она, опуская книги на стол.
— Я все приведу опять в порядок. Спасибо.
Она заправила под парик выбившуюся прядку волос.
— Тебе стоило бы оставить тут Макса, если нужно переводить.
— Я не подумал.
— Может, мне поискать его?
Он отрицательно покачал головой, беря еще одну вырезку на английском. «Ссора завершилась смертельным ударом ножа».
Эстер, обеспокоенно глядя на груду вырезок, спросила:
— Убито так много людей?
— Не все убиты, — сказал он, откладывая вырезку направо. — Некоторые погибли при несчастных случаях.
— Так как ты выяснишь, кто из них был убит нацистами?
— Пока еще не знаю, — ответил он. — Мне придется все это изучать. — Он вытянул вырезку на немецком.
— Изучать?
— И пытаться найти что-то общее. Какую-то причину.
Прищурившись она посмотрела на него.
— Только потому, что тебе позвонил тот мальчик, а потом исчез?
— Спокойной ночи, Эстер, дорогая.
Она отошла от стола.
— А вот я бы писала статьи и зарабатывала деньги.
— Пиши, я буду их подписывать.
— Ты хочешь что-нибудь поесть?
Он покачал головой.
Несколько вырезок сообщили о смертях, которые ничем не бросались в глаза, походя на всех прочих; часть скончавшихся была то значительно старше, то младше обусловленного возраста. Много среди них было торговцев, фермеров, бывших промышленных рабочих или просто бродяг; кое-кто стал жертвой соседей, родственников, хулиганских нападений. Он то и дело, пользуясь увеличительным стеклом, залезал в словарь: «makelaar in onroerende goederen» — это «агент по продаже недвижимости», a «tulltjargteman» — таможенник. Варианты, которые следовало бы рассмотреть, он откладывал налево, все прочие направо. Много слов в вырезках из Дании ему удалось найти в норвежско-немецком словаре.
Когда день давно уже перевалил на вторую половину, он наконец просмотрел последнюю вырезку, положив ее направо.
Осталось одиннадцать сомнительных случаев.
Вырвав из блокнота список их, он начал чистый лист, располагая случаи по датам гибели людей.
Трое отошли в мир иной 16 октября: Хилери Чамбон в Бордо; Дюрнинг Эмиль в Гладбеке, городке неподалеку от Эссена и Ларе Перссон из Фагерсты в Швеции.
Зазвонил телефон; трубку сняла Эстер.
Двое 18-го: Гутри Малькольм в Тусоне…
— Яков? Снова из Маннгейма.
Он снял трубку своего аппарата.
— Говорит Либерман.
— Здравствуйте, герр Либерман, — сказал мужской голос. — Как прошло ваше путешествие? И выяснили ли вы причину девяноста четырех убийств?
Он сидел, застыв на месте и глядя на ручку, которую держал перед собой. Ему уже доводилось слышать этот голос, но он не мог припомнить, при каких обстоятельствах.
— Кто говорит, будьте любезны? — спросил он.
— Мое имя Клаус фон Пальмен. Я слушал ваше выступление в Гейдельберге. Может, вы помните меня. Я еще спросил у вас, в самом ли деле проблема носит только гипотетический характер.
Ну, конечно. Тот толковый светловолосый молодой человек.
— Да, я вас помню.
— Подсказали ли вам что-то стоящее в других аудиториях?
— Я больше не задавал этого вопроса.
— Но ведь он не был гипотетическим, не так ли?
Ему хотелось сказать, что вопрос был именно таковым и повесить трубку, но его удержал более сильный импульс: ему захотелось откровенно поговорить с человеком, который был готов поверить ему, пусть даже это будет недоверчивый молодой немец.
— Не знаю, — признался он. — Лицо, которое сообщило мне эти сведения… исчезло, так сказать. Может, он был прав, а может, и ошибался.
— Так я и предполагал. Заинтересует ли вас известие, что двадцать четвертого октября в Пфорцхейме человек упал с моста и утонул? Ему было шестьдесят пять лет и до ухода на пенсию он служил в почтовом ведомстве.
— Мюллер Адольф, — сказал Либерман, глянув на свой список. — Я уже знаю о нем и еще о десяти других: в Золингене, Гладбеке, Бирмингеме, Тусконе, Бордо, Фагерсте…
— Ох…
Либерман улыбнулся, глядя на авторучку, и сказал:
— У меня свой источник информации в Рейтере.
— Это просто отлично! А предпринимали ли вы какие-нибудь шаги для выяснения, считается ли нормальным с точки зрения статистики, чтобы одиннадцать гражданских служащих шестидесяти пяти лет умерли насильственной смертью… сколько там прошло времени? — за три недели?
— Есть и другие, — сказал Либерман, — которые были убиты родственниками. И еще те, которых, я не сомневаюсь, Рейтер просто упустил из виду. И из всех их, я думаю, только шесть могут быть теми… тем, чего я боюсь. Что могут доказать шесть непримечательных случаев? И кроме того, кто ведет такую статистику? По насильственным смертям на двух континентах, с учетом возраста и прошлых занятий? Господи, да может быть, сначала стоит выяснить, что такое «норма с точки зрения статистики». Опросить не меньше дюжины страховых компаний. Я не могу тратить время, списываться с ними.
— Обращались ли вы к властям?
— Кажется, именно вы указали, что в наши дни их не интересует поиск беглых нацистов, не так ли? Я пытался говорить, но меня даже не слушали. Можно ли их осуждать, если на деле я мог им сказать только, что, может быть, люди будут убиты, но я не знаю, по какой причине?
