Этьен Годар - Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней
Они бок о бок двинулись по тропинке.
— Все семеро?
— Все семеро. И без сучка, без задоринки, — полковник протянул пакет. — Это для вас. Таинственная посылка от Австрийца.
— Ах, да, — сказал Менгеле, беря ее. — Благодарю. Никаких тайн. Я попросил его прислать мне немного шелковой материи; одна из моих горничных шьет мне рубашки из него. Вы останетесь на ленч?
— Не могу, — сказал полковник. — В три часа я должен начать готовиться к свадьбе внучки: Вы знаете, что она выходит замуж за внука Эрнста Реблинга? Завтра. Хотя я успею попить с вами кофе и поговорить.
— Подождите, пока вы не обозрели мои графики.
— Графики?
— Сейчас увидите.
Осмотрев их, полковник преисполнился энтузиазма.
— Великолепно! Просто произведение искусства! Вы ведь не сами с этим справились?
Кладя пакет на стол, Менгеле с удовольствием улыбнулся:
— Господи, конечно, нет. Сомневаюсь, чтобы мог правильно провести хоть одну линию. Ко мне прилетал человек из Рио.
Полковник, не скрывая удивления, повернулся и вопросительно уставился на него.
— Не беспокойтесь, — поднял Менгеле руку. — По пути домой он попал в катастрофу.
— С тяжелым исходом, я надеюсь, — сказал полковник.
— И весьма.
Принесли кофе. Полковник оторвался от лицезрения портретов фюрера и наконец они расселись на диване, перед которым на столике были сервированы маленькие, с золотыми ободками, чашечки с дымящейся черной жидкостью.
— Все они сняли себе квартиры, — рассказал полковник, — кроме Гессена, который приобрел трейлер. Но он собирается им пользоваться только до холодов. Я сказал им, чтобы они звонили раз в неделю, на тот случай, если что-то произойдет.
— Мне нужны точные даты, — сказал Менгеле, — когда были устранены эти люди. Для моих записей,
— Конечно, — полковник поставил блюдце с чашечкой на кофейный столик. — У меня все отпечатано. — Он засунул руку во внутренний карман.
Менгеле тоже поставил прибор и взял у полковника смявшиеся листы. Развернув их, он отодвинул текст на некоторое отдаление и, прищурившись, стал изучать его. Улыбаясь, он покачал головой.
— Четверо из семи точно в срок! — восхищенно сказал он. — Ну и ну!
— Они толковые ребята, — сказал полковник. — Швиммер и Мундт уже вышли на следующих. Фарнбаху пришлось поработать языком; он вечно задает кучу вопросов.
— Знаю, — сказал Менгеле. — У меня с ним тоже хватило хлопот, когда я инструктировал его.
— Сомневаюсь, чтобы у него осталось еще какие-то вопросы, — сказал полковник. — Я ему все разжевал и вложил в рот.
— Благодарю вас, — Менгеле сложил приятно похрустывающие листы и положил их на угол стола, аккуратно подравнивая края. Глянув на график, он представил себе, с каким удовольствием закрасит семь клеточек, когда полковник покинет его.
— Вчера утром мне звонил полковник Рудель, — сказал полковник. — Он в Кота Браве.
— Вот как? — Менгеле сразу же понял, что полковника привело к нему не только желание насладиться полетом. Что за этим кроется? — Как он поживает? — спросил он, делая глоток кофе.
— Прекрасно, — сказал полковник. — Но кое-что его беспокоит. Он получил письмо от Гюнтера Венцлера с предупреждением: Яков Либерман в какой-то мере осведомлен о нашей операции. Две недели назад он читал лекцию в Гейбельберге. И задал аудитории довольно странный «гипотетический вопрос». А приятель Венцлера, чья дочка там учится, рассказал ему, что происходило.
— Что точно спрашивал Либерман?
Несколько мгновений полковник смотрел на Менгеле, а потом сказал:
— Почему мы — то есть, вы и все остальные — хотим уничтожить девяносто четыре шестидесятипятилетних гражданских служащих. Чисто «гипотетический вопрос».
Менгеле пожал плечами.
— Чего ему никогда не понять, — сказал он. — Не сомневаюсь, что никому не удастся найти правильный ответ.
— Рудель в этом тоже уверен, — согласился полковник, — но он хотел бы знать, каким образом Либерман смог поставить правильный вопрос. Похоже, вас это не особенно удивляет.
Сделав глоток, Менгеле небрежно сказал:
— Американец не успел прокрутить запись, когда мы нашли его. Он просто переговорил с Либерманом. — Поставив чашечку, он улыбнулся полковнику. — И я не сомневаюсь, что вы уже все это выяснили в телефонной компании.
Вздохнув, полковник склонился к Менгеле.
— Почему вы не рассказали нам? — спросил он.
— Откровенно говоря, — сказал Менгеле, — я боялся, что вы отложите начало операции, если Либерман начнет расследование.
— Вы были правы, именно это мы и собирались сделать, — подтвердил полковник. — Три или четыре месяца — какая в этом разница?
— Они могут полностью изменить результаты. И верьте мне, это именно так, полковник. Спросите любого психолога.
— В таком случае мы могли оставить в покое этих людей и по прошествии времени заняться следующими, которым подошел бы срок!
— И уменьшить выход на двадцать процентов? За первые же четыре месяца намечено восемнадцать человек.
— А вам не кажется, что таким образом вы куда больше сократите выход? — потребовал ответа полковник. — Только ли со студентами говорил Либерман? Завтра же могут арестовать людей, наших людей! И выход сократится на девяносто пять процентов.
— Прошу вас, полковник, — стал успокаивать его Менгеле.
— Предполагая, конечно, что вообще будет какой-то выход. Пока, как вы знаете, у нас есть только ваши заверения!
Менгеле сидел молча, с трудом переводя дыхание. Взяв чашку, полковник уставился в нее и снова поставил.
Менгеле выпустил воздух из легких.
— Результат, вне всякого сомнения, будет именно таков, как я предсказывал, — сказал он. — Остановитесь, полковник, и подумайте минутку. Стал бы Либерман приставать с такими вопросами к студентам, если бы кто-то согласился выслушать его? Ведь все наши разъехались, не так ли? И спокойно делают свои дела? Конечно же, Либерман постарался переговорить с кем-то еще — пусть даже со всеми прокурорами и полицейскими Европы! Но вне всякого сомнения, они не обратили на его слова никакого внимания. А что еще вы от них ждали — старый ненавистник нацистов является с историей, которая, не имея под собой никаких доказательств, звучит чистым бредом. Вот на это я и рассчитывал, когда принимал решение.
— Не вам предстояло принимать решение, — сказал полковник. — И шестерым нашим людям в данный момент угрожает куда большая опасность, чем та, которую мы обговаривали.
— Но их старания обеспечат ваше самое большое вложение, не говоря уже о высокой цели существования расы, — встав, Менгеле подошел к столу и взял сигарету из медного ящичка. — Во всяком случае, вода перехлестнула через дамбу, — сказал он.
Полковник продолжал пить кофе, глядя в спину Менгеле. Опустив чашку, он сказал:
— Рудель потребовал от меня, чтобы я сегодня же отозвал наших людей.
Повернувшись, Менгеле чуть не выронил сигарету из губ.
— Не могу в это поверить, — сказал он.
Полковник кивнул.
— Он очень серьезно относится к своим обязанностям старшего офицера.
— Он несет ответственность и как ариец!
— Верно, но он никогда не был уверен, как все мы, что проект сработает; и вы это знаете, Йозеф. Боже милостивый, ну и работу мы провернули!
Менгеле, полный враждебности, стоял молча, ожидая развития событий.
— Я не раз излагал ему то, что вы мне говорили, — продолжил полковник. — Если мы отзовем людей и все будет в порядке, то Либерману не удастся ничего пронюхать — тоща почему бы не пустить их снова в поле? Он наконец согласился. Но за Либерманом теперь придется наблюдать, не сводя глаз — об этом позаботится Мундт — и если будет хоть малейший признак, что он о чем-то догадывается, тогда придется принимать решение: то ли убивать его, что может вызвать только активизацию расследования, то ли подставить ему своего человека.
— В таком случае все пойдет прахом, — тихо сказал Менгеле. — Все, чего мне удалось достичь. Все средства, что вы потратили на эксперименты и оборудование. Как он может даже подумать об этом? Я пошлю еще шесть человек, если эти будут схвачены. И еще шесть! И еще!
— Я согласен, Йозеф, согласен, — успокоил его полковник. — Ия очень хочу, чтобы вы высказали свое мнение, если придет пора принимать решение, и высказали его в полный голос. Но если Рудель узнает, что вы отправили людей на операцию, будучи в курсе дела, что Либерман предупрежден — он полностью отстранит вас от операции. Вы даже не будете получать ежемесячных отчетов. Я бы предпочел не вводить его в курс дела. Но прежде, чем я пойду на это, я хотел бы получить от вас заверение, что вы не будете принимать… никаких единоличных решений.