Штефан Мурр - Гиблое место
Он уселся и, потягивая кофе, принялся изучать сильно увеличенные снимки с тщательностью, которой мог бы позавидовать даже полковник Шлиске.
Через четверть часа он вызвал Хорншу.
Конверт, который тот ему передал, комиссар небрежно отложил в сторону.
— Взгляните-ка, — сказал он, когда Хорншу склонился над его плечом. — Дело проясняется.
Кончики пальцев Кеттерле переместились по фотографии влево.
— Что это такое?
— Мост через канал.
— А это?
— Я бы сказал, наклонная платформа, точнее, какие-то сходни, они ведут прямо от начала моста к пристани.
— А это?
— По-моему, трехколесный фургон с овощами или что-то в этом роде.
— Верно. Значит, по платформе можно ездить. А это что за крыша?
— Должно быть, крыша лодочного сарая.
— Верно, Хорншу. А это?
— Хм, причальная балка с крюками для лодок, спасательный круг, заграждение из жести, такое есть почти на всех причалах.
— Все верно, Хорншу. Именно здесь, на этой вдающейся в реку площадке, стоял автомобиль, в котором лежала мертвая Сандра Робертс. Чуть ли не в трех метрах от лодочного сарая. Шум, который произвело тело при падении в воду, мог быть не таким уж и сильным. И уж совсем нетрудно было подтолкнуть его длинным лодочным багром. Остается только один вопрос: зачем? Зачем доставили ее в лодочный сарай?
— И кто это сделал? — добавил Хорншу.
— Это, — пробормотал комиссар, — тесно связано одно с другим.
А потом все завертелось очень быстро.
Началось с того, что около четырех позвонил Тринкхут и доложил, что потерял контакт с Новотни. В половине четвертого Новотни сел в автомобиль и уехал. Тринкхут сопровождал его до перекрестка Фрухталлее — Эппендорфершоссе. Тут Новотни переехал перекресток на желтый свет. Ничего нельзя было поделать. Три минуты ему пришлось дожидаться, пока зажегся зеленый, а три минуты — это много.
— Ладно, Тринкхут. Тут ничего не сделаешь. Отправляйтесь к нему домой и дожидайтесь возвращения.
Он не успел договорить, как его прервала девушка с телефонной станции.
— Положите трубку, пожалуйста, положите трубку, срочный разговор с Бременом.
Комиссар вздохнул.
— Сегодня все как-то удивительно сходится. Верно?
Он снял трубку, и Хорншу наблюдал, как Кеттерле, откинувшись в кресле и прикусив верхнюю губу, поглаживал мизинцем уголки рта.
— По делу об убийстве Робертс, господин комиссар, — старался изо всех сил полицейский тринадцатого участка в Бремене. — Только что сюда явилась дама, — он назвал ее фамилию, — и вручила мне пять купюр по сто марок. Она заявила, что не желает иметь с этим делом ничего общего. Врач по фамилии Брабендер — он ведь уже сидит по этому делу, так?
— Так, — сказал комиссар. — Выкладывайте дальше.
— Так вот, врач подкупил ее, чтоб она подтвердила алиби, которое не соответствует действительности. Только что в парикмахерской она прочла газеты и узнала о причастности доктора к убийству. Она ни в коем случае не желает быть втянутой в подобную историю. Ей-то казалось, что речь идет просто о разводе. В действительности же доктор Брабендер позже с женой терапевта из Фегезака, доктора Лютьенса…
— Повторите, — сказал Кеттерле.
— Лютьенс из Фегезака, господин комиссар.
Чиновник еще расписывал с необычайным служебным рвением подробности, когда комиссар Кеттерле положил трубку. Скрестив руки за спиной, он прохаживался по комнате взад и вперед.
Наконец снова остановился у телефона и набрал номер.
— Ваш муж дома, фрау Брабендер?
— Нет. Он еще вчера уехал на побережье. Сказал, что вы дали согласие. Это правда?
— Если бы я только знал, — пробормотал Кеттерле, чем вновь вызвал у Эрики Брабендер необъяснимую тревогу.
Не присаживаясь, Кеттерле набрал еще один номер.
— Кеттерле. Добрый вечер, фрау Брацелес. Могу я поговорить с вашим мужем?
— Его нет, господин комиссар. Он уехал в автомобиле к тому пансиону на побережье. Реймар позвонил ему и сказал, что это срочно.
— Когда он выехал?
— Часа полтора назад. Но почему вы спрашиваете? Опять что-нибудь произошло?
— Чего хотел доктор Брабендер?
— Ханс-Пауль мне ничего не сказал. Но Реймар просил его приехать как можно скорее. Вообще-то Хансу-Паулю все это было некстати. Но Реймар был так взволнован…
— Послушайте, фрау Брацелес, а почему вы не поехали с ним? — спросил комиссар.
— У меня нет на это времени. Да и с кем оставить детей? К тому же Реймар требовал, чтобы Ханс-Пауль приехал один. Он привел Ханса-Пауля в полное расстройство, и тот немедленно выехал.
— Быть может, у вас есть какие-нибудь догадки, фрау Брацелес?
— Нет, абсолютно никаких.
Она запнулась. Ее внезапно пронзил страх, что комиссар оставил Ханса-Пауля на свободе затем только, чтобы следить за ним, а потом как-то втянуть в это дело.
— Послушайте, господин комиссар… — произнесла она, и ей стало еще страшнее оттого, что Кеттерле уже положил трубку.
— Хорншу, быстро одевайтесь, мы немедленно отправляемся в «Клифтон», пока там не случилось несчастье. Возьмите с собой лом, молоток, долото, ну все, что полагается. Лучше немного перестараться, чем потом остаться с носом.
— Вы собираетесь взломать летний домик Лютьенса?
— И его тоже, — сказал Кеттерле, надевая пальто. — А это что такое?
Он схватил конверт, который перед этим отложил в сторону.
— Проспект, — сказал Хорншу.
— Какой проспект?
— Проспект «Клифтона», который Гафке обнаружил в письменном столе сенатора Робертса.
Хорншу нисколько не удивился, когда Кеттерле уставился на него отсутствующим взглядом, а затем, не вынимая бумаги из конверта, схватился за лупу. Несмотря на спешку, он расшифровал содержание почтового штемпеля. Для этого ему потребовалось несколько секунд.
Потом он взглянул на Хорншу и сунул конверт в карман пальто.
— Вас это не поразило? — спросил Хорншу.
— Нет, — буркнул Кеттерле, — после того, что мне сказала жена Брацелеса, уже нет. Пошли, Хорншу, у нас не так много времени.
Туман начался сразу за Штаде. Он был таким плотным, что прерывистая разделительная полоса шоссе была видна впереди всего метров на двадцать. И тем не менее Хорншу ехал быстро. Он переключил фары на дальний свет, понимая, что каждый километр, который они проедут до наступления темноты, очень важен. Туман в песках особенно опасен из-за их коварства.
На этот раз меланхолический прибрежный пейзаж в тумане был вовсе неразличим. Иногда тускло угадывались мокрые, блестящие спины пятнистых коров, намечались размытые силуэты сгорбленных, корявых ив. Тополя с наполовину облетевшей листвой, росшие вдоль дороги, уходили верхушками в пустоту.
В шесть совсем стемнело, однако в половине седьмого автомобиль трясся уже по срезавшей путь проселочной дороге, а потом по грубой булыжной мостовой деревенской улицы.
Хорншу медленно ехал между домами. За двумя кирпичными постройками, принадлежавшими разным дворам, извилистая проселочная дорога свернула вправо.
— Попробуем здесь? К летнему домику можно ведь подъехать сзади, из-за дюн. Спереди там дороги нет.
— Попробуем, — сказал Кеттерле.
Казалось, дорога ведет в пустоту.
Но через полкилометра на ней появились песчаные заносы, и фары начали вырывать из темноты качающийся камыш на гребнях дюн.
Позади была темень, заполненная туманом. Через какое-то время Хорншу остановился.
— Должно быть, это здесь.
Он выглянул налево.
— Ничего, — сказал комиссар, — поезжайте медленно дальше. Думаете, сегодня мы встретим кого-нибудь с рюкзаком, из тех, что проводят здесь уик-энд? Подъедем к дому на машине.
Уже через несколько минут наезженный след и в самом деле отклонился влево. Он вел теперь между пологими дюнами. Запорошенные песком, обветшалые столбы, обломки голых, занесенных песчаной пылью ветвей высвечивались расходящимся светом фар, и вдруг показался дом с закрытыми ставнями, безучастно приютившийся в лощине.
Хорншу выключил свет и зажигание. Они вышли из машины. Из-за дюн доносился шум и грохот прибоя, далекий и ритмичный, похожий на громовые раскаты. Но за домом ветра не было.
Они обошли строение. У входа в кухню Кеттерле остановился.
— Взламывайте, Хорншу.
Освещаемый лишь лучиком карманного фонарика, Хорншу принялся за работу. Через несколько минут дверь выгнулась возле замка и отскочила с неприятным скрипом.
Маленькая прихожая вела в комнату, куда они в тот раз заглядывали через окно. С тех пор ничего не изменилось. Налево был вход в спальные комнатушки. На всех ручках лежал толстый слой пыли. К ним наверняка никто не прикасался с лета. В задней части дома помещалась кухня, там тоже налицо имелись признаки никем не нарушавшейся зимней спячки. В противоположной стене находилась дверь, через которую они проникли в пристройку. Это был сарай для инструментов, склад, гараж и помещение для стирки одновременно.
