Марина Крамер - Роскошная хищница, или Сожженные мосты
– Посиди, я сама. – Баба Настя тоже попыталась отправиться на кухню, но проворная Даша вернула ее обратно в кресло, к вязанию:
– Сидите, Анастасия Кузьминична! Я сделаю. Мне ж не привыкать, дома-то вон какая орава, а тут всего-то пятеро да ребенок!
Баба Настя покачала головой, но подчинилась – все-таки возраст давал о себе знать, и лишние минутки в кресле не мешали. Она снова взялась за спицы, но тут ее отвлек Егорка.
– Баба! – мальчик ткнул в ее сторону пальчиком и хитро улыбнулся, спрятавшись за лежащую на диване Марину.
– Ах ты, внучек мой! – всплеснула руками баба Настя и полезла в карман фартука – за конфетой.
– Вот так и делают из мужиков не пойми кого! – констатировала с улыбкой Марина, удерживая рванувшегося к бабке Егора за ногу. – Куда?
– Мама, дай! – Егор пытался освободиться, но она держала крепко.
– Пусти ты его, Маришка! От одной конфетки-то что сделается?
– А то и сделается, что есть он за ужином не станет! – загремел вошедший в комнату Хохол.
При виде отца Егор взвизгнул и забыл о конфетах, повисая на шее наклонившегося к нему Женьки. Тот бережно обнял маленькое тельце, прижал к себе:
– Что, мужичок, соскучился?
Марина наблюдала за ними с легкой улыбкой. Ей всегда навилось смотреть, как общается с сыном Хохол, как он говорит с ним, играет, носит на руках, боясь даже дышать, если Егорка уснул. И мальчик тянулся к нему, доверчиво прижимался, любил залезать на руки, совершенно не боясь синих татуировок в виде перстней, цепей и пантер. Марина в душе была очень благодарна Женьке за то, что он искренне считал Егора своим сыном, родным, словно это от него Коваль родила мальчика. Да и какая, собственно, разница, если Хохол никогда не заговаривал на эту тему, просто принял факт появления ребенка как должное.
– Ты с нами в баню пойдешь? – выспрашивал, между тем, Женька у мальчика, но Егор не был настроен на водные процедуры. Да и как, если баба Настя, смекнувшая, к чему внук затеял банный день в среду, качала головой и исподтишка показывала Егорке уже не одну, а три конфеты? – Ну, тогда останешься с бабулей и Дашей, телевизор с ними посмотришь.
Егорка радостно закивал, предвкушая, как проведет время с двумя женщинами, не способными сказать ему «нет».
– Вставай, Мариш, скоро готово будет, надо еще перекусить чем– нибудь. – Хохол сел рядом с ней на диван, устроив Егорку на колене, положил свободную руку на Маринин живот, слегка задрав черную майку.
– Не хочу, – пробормотала она, закрывая глаза. – Ты ужинай, я полежу пока...
– Так не пойдет, – воспротивился Женька. – Я понимаю, что ты страдаешь без своих роллов и суши, но это ведь скоро кончится. А есть надо. Что ты как Егорка, в самом-то деле?
– Не воспитывай, – отозвалась она, не открывая глаз.
Хохол только рукой махнул, поднялся и пошел в кухню, где во всю орудовала удивительно быстро освоившаяся Даша. Ее любовь к обустройству быта была неистребима, и, оказавшись в новых условиях, хлопотливая Дарья моментально нашла, чем себя занять. Буквально за неделю она заново выбелила кухню, перемыла окна и перестирала шторки, взяла на себя приготовление еды на всех – словом, занялась тем, чем привыкла. Баба Настя только головой качала, глядя на шуструю не по годам женщину. Вот и сейчас Даша уже накрыла на стол, расставила тарелки, выставила солонину, маринованные грибы и водрузила на центр огромную, «деревенскую», сковороду жареной картошки. Хохол открыл крышку, и восхитительный аромат распространился по всему дому. Егорка тотчас соскочил с дивана и поковылял на запах, вызвав смех у Женьки:
– Что, пострел, проголодался? Садись, вот твоя тарелка. Я пойду, Мишку крикну, где он там застрял?
Охранник Михаил за месяц успел обзавестись толпой поклонниц из местных девиц. Когда рано утром они с Хохлом отправлялись на пробежку в сторону леса, дамочки уже стояли наготове у ворот своих домов, вроде как выйдя по делу или просто поболтать, и откровенно разглядывали хорошо сложенную фигуру Михаила. Он был парень не промах и, пользуясь случаем, осчастливил уже пару-тройку жаждущих. Марина хохотала, слушая, как вечерами Мишка делится с Хохлом впечатлениями:
– Гляди, Мишаня, соберутся они в кучу да и оторвут тебе кое-что!
Мишка переминал плечами и только улыбался:
– Я ж никому жениться-то не обещал...
Словом, времени даром Маринин охранник не терял...
* * *После ужина Хохол пошел проверить баню, и Марина тоже начала собираться.
– Даша, Егора уложить?
– Да не переживайте вы, Марина Викторовна, идите себе спокойно, отдохните, погрейтесь. Я сама уложу, – откликнулась Даша, ловко полоскавшая в большом тазу посуду, вымытую после ужина.
– Иди, Маришка, – вторила ей из своего кресла баба Настя. – Уж разберемся с одним-то пацаненком!
Коваль подхватила полотенца и пачку сигарет, набросила на плечи куртку Хохла и вышла из дома. Вечер выдался тихим, безветренным, красный закат где-то на дальнем краю деревни полыхал, как отсвет костра. Марина закурила, бросив полотенца на перила крыльца, выдохнула колечки дыма. Огромные собаки, лениво задрав головы, в такт застучали хвостами по деревянному настилу – узнали, не тявкнули. Где-то в соседних дворах протяжно мычала корова, в стайке около самого огорода возились поросята, подвизгивали и чавкали. Деревня... Коваль вздохнула, бросила окурок в ведро и пошла по дорожке к бане.
Внутри было жарко, даже в предбаннике уже пахло березовым веником и какой-то настойкой. Хохол лежал на полке, вытянувшись своим огромным телом на прогретых досках.
– Котенок, что ты так долго?
– Заждался? – она разделась и вошла в парилку, закрывая за собой дверь. – Подвинься, я к тебе хочу.
– Иди, – он протянул руки и притянул ее к себе, укладывая сверху. – Вот так... Как же я соскучился, котенок, ты не представляешь... Ну-ка, покажи плечико свое. – Хохол осторожно переместил Марину на полок и навис над ней, разглядывая затянутую тонкой розовой кожей рану на плече. – Платье без рукавов теперь не оденешь...
– Да и черт с ним, Женя, – пробормотала она, закрыв глаза и глубоко вбирая в легкие прогретый воздух, отдающий березой. – Не в этом счастье. Жива осталась в очередной раз – и то хорошо.
– Да, – эхом откликнулся Хохол. – Хорошо... Хочешь, я тебя веничком?
– Давай.
Все тело стало легким, невесомым, в голове шумело и плыло, Марина ощущала небывалую расслабленность. Хохол намылил губку и водил ею по спине, по ногам.
– Я могу так лежать вечно, – пробормотала Коваль, переворачиваясь.
– М-м-м, – протянул Хохол, отбрасывая губку и опуская ручищи на ее грудь. – И лежи...
– Жарко здесь, мне плохо будет...
– А я сейчас дверь открою, и все наладится. – Он быстро распахнул дверь, и поток прохладного воздуха хлынул в жаркую баню. – Теперь лучше?
– Да...
Хохол нежно прикасался к ней, целовал, поглаживал, заставляя вздрагивать и выгибаться навстречу его рукам. Марина откидывала мокрые волосы за спину и снова вцеплялась руками в плечи Хохла, вскрикивая и закрывая глаза.
– Моя родная... – шептал он, прижимая ее к влажной груди и поглаживая по спине. – Девочка моя...
И это слово уже не напоминало о Егоре, не заставляло страдать от боли и осекать забывшегося Женьку. Все проходит...
* * *Мирная и размеренная деревенская жизнь действовала на Марину благотворно. Она стала спокойно спать ночами, не вскакивая и не вздрагивая от кошмаров, перестала кричать по поводу и без, прекратила нервно прикусывать губу в разговоре. Хохол был вне себя от счастья – ему вообще намного легче и лучше было здесь, в удаленном от города месте. Только тут он себя чувствовал настоящим мужиком, хозяином. Любая деревенская работа горела в его татуированных ручищах, за что бы он ни взялся, все выходило споро и ладно. Даша только головой качала, удивляясь:
– Вот уж не подумала бы, что ты, Женечка, такой трудяга!
– Ой, да ладно тебе! – отмахивался Хохол, орудуя топором и раскалывая чурки, сваленные у дровенника. – А то я там, дома, ничего не делал никогда.
– Ну разве снег от гаража откидывал да на стол – со стола, и то только для Марины Викторовны.
– А для кого ж мне еще-то? – поправляя рукой не так вставшее полено, пробормотал он. – Нет у меня больше никого.
Марину тоже забавляли хозяйственные способности любовника, открывшиеся еще в прошлый приезд и теперь заново расцветавшие. Но она молчала, считая неуместным и неправильным подтрунивать. Она понимала, что Женька нашел для себя отдушину и теперь доволен жизнью. Он – главный, он принимает решения, все не так, как обычно: Марина сказала – и все побежали исполнять. Она и сама старалась по мере сил подыгрывать, интересовалась его мнением, что-то спрашивала, советовалась. Правда, все это касалось лишь бытовых мелочей: что на обед, стоит ли вести на улицу Егора... Но и это здорово возвысило Хохла в собственных глазах. Он почти поверил в то, что глава в их импровизированной семье все-таки он, а не его такая любимая, но порой такая невыносимая женщина.
