Томас Энгер - Мнимая смерть
— И как я могу вам помочь?
— Мне бы очень хотелось получить список студентов ее группы. У вас в компьютере его случайно нет?
— Да, думаю, есть. Погодите, — говорит он, начиная двигать мышкой. Он стучит по клавишам. Свет, льющийся из монитора, отражается в его глазах.
— Распечатать вам? — спрашивает Дреды.
Хеннинг улыбается.
— Спасибо большое, конечно.
Мышка и клавиатура снова в деле. Рядом урчит, разогреваясь, принтер. Из него выползает листок. Дреды достает его и передает Хеннинга с услужливой улыбкой.
— Отлично, спасибо огромное, — говорит Хеннинг, принимая из его рук листок. Он быстро пробегает глазами весь список, все двадцать два имени. В его памяти всплывает одно из соболезнований, которое он прочитал у школы в первый день после смерти Хенриэтте. Скучаю по тебе, Хенри. Очень скучаю по тебе. Туре.
Туре Беньяминсен.
— Простите, — говорит он своему милосердному помощнику, сидящему по другую сторону стойки. Дреды уже двигается обратно к своей недоеденной подружке, но оборачивается, услышав голос Хеннинга.
— Да?
— Вы знаете Туре Беньяминсена?
— Туре. Да, да. Его я знаю. Все знают Туре, хе-хе.
— А он сегодня здесь? Вы его видели?
— Да, видел его где-то здесь на улице.
Хеннинг поворачивается к входной двери.
— А как он выглядит?
— Короткие волосы, маленький, худенький. Кажется, он одет в темно-синюю куртку. Часто ее носит.
— Огромное спасибо за помощь! — произносит Хеннинг и улыбается. Дреды салютует ему рукой и кивает. Хеннинг выходит на улицу и оглядывается по сторонам. Через секунду он видит Туре Беньяминсена. Тот стоит и курит. Он стоял и курил на том же самом месте, когда Хеннинг пришел в колледж, почти час назад.
Туре и девушка, с которой он курит, замечают его до того, как он успевает подойти к ним. Они понимают, что ему что-то от них надо, и поэтому замолкают и смотрят на него.
— Это ты Туре? — спрашивает Хеннинг. Беньяминсен кивает. Теперь Хеннинг понимает, кто он. Петтер Стангхелле интервьюировал его несколько дней назад под дождичком перед зданием колледжа. Хеннинг не читал, что Туре рассказал о своей погибшей одногруппнице, но он запомнил брюки фирмы «Бьерн Борг».
— Хеннинг Юль, — произносит он. — Я работаю в газете «123новости». Мы могли бы перекинуться парой слов?
Туре смотрит на свою подружку.
— Мы поговорим с тобой позже, — говорит он, с выражением «я-очень-важный-человек» на лице. Этого Туре будет нетрудно расшевелить.
Рука его, которую пожимает Хеннинг, похожа на руку маленького ребенка. Они садятся на скамейку. Туре достает пачку сигарет, вынимает из нее белого друга и предлагает Хеннингу закурить. Тот вежливо отклоняет предложение, хотя взгляд его задерживается на старом товарище.
— Мне казалось, что Хенриэтте — уже вчерашняя новость.
— В каком-то смысле да. А в каком-то и нет.
— Убийство никогда не потеряет актуальности, — говорит Туре, прикуривая.
— Нет.
Туре убирает зажигалку в карман и глубоко затягивается. Хеннинг наблюдает за ним.
— Хенри была отличной девчонкой. Во всех смыслах. Очень любила людей. Может быть, слишком любила их.
— Что ты хочешь сказать? — спрашивает Хеннинг, одновременно думая, что надо было включить диктофон. Но теперь уже поздно.
— Она была очень открытой и — как бы это сказать — немножечко чрезмерно любила всех, если вы понимаете, о чем я.
Туре делает еще одну затяжку, выдыхает дым, оглядывается, кивает проходящей мимо девушке.
— Она любила флиртовать?
Он кивает.
— Едва ли в этом колледже найдется человек о трех ногах, который в тот или иной миг не хотел бы…
Он останавливается и качает головой.
— Это просто сумасшедший дом, — продолжает он. — Ну, ее гибель.
Хеннинг молча кивает.
— Ты когда-нибудь встречался с ее парнем?
— Махмудом Мархони?
Туре выплевывает из себя это имя, растянув вдобавок звук «х».
— Да.
— Не понимаю, что Хенни нашла в этом придурке.
— А он был придурком?
— Он был мегапридурком. Разъезжал на навороченном «БМВ» и думал, что крут. Швырялся деньгами.
— Значит, он по натуре был щедрым?
— Да, но совершенно неправильно щедрым. Он отдавал бармену свою банковскую карту, потом обходил друзей Хенри и говорил, что они могут заказывать себе пиво и расплачиваться его картой. Будто постоянно доказывал, что он стоящий парень. Я бы не удивился, если бы…
Он снова замолкает.
— Так что бы тебя не удивило?
— Я хотел сказать, я бы не удивился, если бы узнал, что его деньги имеют сомнительное происхождение, но я знаю, что это звучит по-расистски.
— Возможно, но, с другой стороны, это ведь может оказаться правдой?
— Мне об этом ничего не известно. И хочу уточнить: я не расист.
— Я так и не думал.
— Но он был ее недостоин. Он был придурком.
Туре докуривает и швыряет непотушенный окурок на землю. Белый друг лежит рядом с урной, источая серо-синий дымок.
— А какие у них были отношения?
— Бурные, думаю, можно так сказать.
— В чем это выражалось?
— Они то ссорились, то мирились. А Махмуд был ревнивцем. Что не так уж и странно, если принять во внимание поведение Хенри.
Хеннинг снова задумывается о теме шариата.
— А она когда-нибудь ему изменяла?
— Я не знаю, но меня бы это не удивило. Она довольно часто работала на публику, любила быть в центре внимания на танцполе, скажем так. И одевалась вызывающе.
Он с грустью отводит глаза в сторону.
— А она с кем-нибудь флиртовала больше других?
— Со многими. Да, со многими.
— С тобой тоже?
Хеннинг отрывается от своего блокнота и встречается взглядом с Туре. Тот, улыбаясь, отводит глаза. Туре вздыхает.
— Если за столом сидела Хенриэтте, за ним всегда было многолюдно. Думаю, вся наша группа хотела работать с ней. У меня с ней с самого начала установился хороший контакт. Мы с Хенри очень здорово проводили время. Всегда немного флиртовали. Незадолго до нашего знакомства я расстался со своей девушкой, и мы часто об этом говорили. Она относилась ко мне с теплотой и пониманием, очень сочувствовала. Она была из тех, кто умеет слушать. А когда я открывал ей душу, то удостаивался объятий. Долгих объятий. Я довольно часто открывал ей душу в те полгода, да уж, — говорит он и смеется.
Хеннинг представляет себе ее. Красивая, радостная, открытая, общительная, флиртующая. Кто бы не захотел быть рядом с такой счастливицей?
— Ее теплоту очень легко было неправильно истолковать, принять за определенный интерес, за флирт, и однажды я зашел слишком далеко. Я попытался ее поцеловать и…
Он снова качает головой.
— Она была не со мной, скажем так. В тот самый момент я разозлился, потому что чувствовал — это она довела меня, заманила в свои сети только для того, чтобы отвергнуть. Она постоянно так делала. Поймай и отпусти. И через пару недель я по вполне понятным причинам был все так же зол на нее. Но постепенно это прошло. Однажды вечером, когда мы большой компанией вышли в город, мы с ней поговорили о случившемся. По ее словам, она хотела быть моим другом, но ничего больше. А мне намного больше хотелось дружить с ней, а не тратить силы на пренебрежение, и после этого разговора мы стали замечательными друзьями.
— Тебе было погано, когда она начала встречаться с Махмудом?
— Да в общем-то нет. Потому что я знал, что я ей не особо интересен. Но, ясное дело, завидовать-то не запретишь.
Хеннинг кивает. Туре делает глубокую жадную затяжку.
— У тебя есть какие-нибудь мысли насчет того, кто мог ее убить?
Туре поворачивается к нему лицом.
— Вы думаете, это не Махмуд?
Хеннинг минуту молчит, раздумывая над тем, насколько честным ему стоит быть, потому что у него есть подозрение, что Туре разговаривает часто и со многими. И он говорит:
— Его, конечно, арестовали, но ведь всякое бывает.
— Если это не Махмуд, то я не знаю.
— Ты не знаешь, у нее были другие друзья-мусульмане, кроме Махмуда?
— Полно. Хенриэтте дружила со всеми. И все хотели дружить с Хенриэтте.
— А что с Анетте Скоппюм?
— А что с ней?
— Она работала с Хенриэтте, как я понял?
Туре кивает.
— Ты хорошо ее знаешь?
— Нет, почти не знаю. Вообще-то она — полная противоположность Хенриэтте. Говорит мало. Слышал, у нее эпилепсия, но никогда не видел, чтоб у нее случался приступ. Редко высказывает свое мнение. Во всяком случае, в трезвом состоянии. Когда же напьется, то наоборот…
— Тогда ее прорывает?
— Ну да, можно и так сказать. Знаете, что она любит повторять, когда напьется в говно?
— Что?
— «Какой смысл быть гением, если о тебе никто не знает?» — Туре произносит это, имитируя ее голос, и смеется.
