Светлана Алешина - Барышня-воровка
— Не странно, а вполне естественно. Суть не в этом.
— А в чем же?
— Откуда тебе знакомо имя Галькина Анатолия Ивановича?
Начать в силу прирожденной деликатности Соня решила как-нибудь потактичнее, однако получалось, что называется, не очень.
— Ой, Толик-то?! Хо-хо! Еще как знакома!
Почему-то «Ленусик» похотливо облизнулась.
— Вы наверное, хотите, чтобы я поведала вам о нем как женщина — женщине? У вас виды на него?
— У меня нет на него никаких видов, тем более что он умер.
— Умер? Ах, какая трагедия! Вы знаете, у меня подруга занимается спиритизмом…
— Я счастлива за нее.
— Вы не верите в духов?
— Никогда не морочила себе этим голову.
— А вот и зря…
До Сони дошло, что если она сейчас не помешает ей раздуть из пустяковой фразы черт знает что, то не сделает этого никогда.
— Ленусик, а имя Лимановой Алины Викторовны тебе знакомо?
— О-о-о! У этой девушки были комплексы и проблемы. Ну, вы понимаете: Фрейд, все такое…
«У тебя самой проблемы», — зло подумала Соня.
— Кстати, именно она и загипнотизировала моего знакомого. И Толика потом. А на самом деле Анатолий… — Запашинская сделала торжественную паузу и улыбнулась. — Он любил только меня! Если бы он поверил моим письмам, где я предупреждала его об измене…
— С кем же изменяла Алина Толику?
— Так с тем самым знакомым, который умел гипнотизировать!
— И как зовут этого вашего знакомого?
— Агафьев Василий Григорьевич.
«Вот как! Личный психиатр Светлинского! Все та же личность… Здесь определенно что-то было!» Софья почувствовала уверенность.
— А еще, — Запашинская поднялась, — еще в моей жизни есть место для поэзии! Хотите, прочту что-нибудь из своих стихотворений?
— Только не сейчас! Сначала я вам задам еще пару вопросиков. Вы не забыли, что я — частный детектив?
— Ах, вы частный детектив?! А я думала, вы репортер женского журнала! Вы как Шерлок Холмс?
— Да, именно. Вы позволите мне задать вам вопрос?
— Да, но учтите: я вас не отпущу, не прочитав вам ни одного из моих замечательных стихотворений.
— Я обещаю, что с удовольствием послушаю ваши замечательные стихи, но только после того, как вы ответите на мои вопросы.
— Я вся внимание!
Запашинская поправила прическу.
— А как, при каких обстоятельствах, Ленусик, ты с Толиком познакомилась?
— Мы познакомились на проспекте! — гордо заявила Ленусик, так, словно проспект этот находился где-нибудь в Париже или, скажем, в Лондоне. — Тогда Алины еще не было рядом с ним. Толик истратил на меня кучу денег! Ах, какой он был! Жалко, что умер. Да что мы все о покойниках? — спохватилась она. — Нехорошо, право, как-то…
Продолжать разговор с Запашинской дальше не имело смысла, и Соня встала из-за стола, направляясь к выходу, втайне надеясь, что Ленусик забудет об обещании послушать ее шедевры. Но память у той оказалась на удивление хорошей.
— Вы забыли про стихи!
— Ах да!
Соня с досадой опустилась на краешек кресла.
Она специально засекла время. Стихи Ленусик читала ровно два часа сорок семь минут пятьдесят пять секунд.
«А вот этот — мой самый любимый!» — то и дело восхищенно восклицала она. «А вот этот, ну я от него просто млею!» «А вот этот, я убеждена, — настоящий шедевр!»
Если бы Фрейд провел дотошный анализ стихов Запашинской, он, несомненно, зафиксировал бы какой-то особый, доселе нигде не встречавшийся комплекс. Но в основу его столь же несомненно легло бы заключение о навязчивом проскальзывании фаллического символа в творчестве. И этот анализ, конечно же, оказал бы революционное воздействие на развитие славной науки психологии. Выводы, которые сделала Соня, не имели столь грандиозной научной ценности. Они были слишком просты, чтобы писать о них.
— Заходи еще! — фамильярно сказала Ленусик, когда Софья была уже за дверью, не забыв при этом учтиво раскланяться.
— Обязательно зайду! Надеюсь, Ленусик, скоро ты напишешь абсолютно гениальный шедевр, и уж по такому поводу мы обязательно поднимем бокалы шампанского!
По лестнице Соня бежала так, словно за ней гналась стая бешеных собак. Только на улице она позволила себе шумно перевести дух.
— У этой дамочки определенно не все дома! — пробормотала она.
Итак, все замыкалось на загадочной личности — Агафьеве Василии Григорьевиче. Что это могло значить, Соня представляла весьма смутно. Однако факты игнорировать было нельзя. С этими думами сыщица решила навестить своего клиента.
* * *Дверь Соне открыла Алина. На ней был расстегнутый халактик, второпях запахнутый так, чтобы прикрыть «пикантные места».
— Честное слово, не ожидала вас увидеть! — воскликнула она.
Соня промолчала.
Владимир Светлинский находился в довольно потрепанном виде. Выглядел он весьма уставшим — под глазами «мешки», как будто бы с похмелья.
— Ах, Софья, это вы? — томно вздохнул Светлинский.
В этот момент Соня обо всем догадалась. Ей необходимо было поговорить с клиентом, и сделать это нужно было как можно тактичнее.
— Владимир, мне надо вам кое-что сказать, — начала она.
— Говори, — разрешил тот.
— Наедине, — пояснила сыщица.
— Да ладно вам! Алина — свой человек. У меня нет секретов от нее.
— Мне надо поговорить именно с вами. Наедине, — упрямо повторила актриса.
— Вы стесняетесь Алины? Вы знаете, что я ее люблю?
— Вы пьяны, — в лоб охарактеризовала ситуацию Соня. — Поэтому позвольте мне действовать по своему усмотрению.
На лице Владимира появилась кислая мина.
— Я доверяю ей безоговорочно, — пояснил он.
— Замечательно. Тем не менее, я настаиваю.
— Ну пойдемте, поговорим, — уныло согласился Светлинский.
Соня рассказала ему все, что разузнала. Реакция клиента была безразличной.
— Неужели вам все равно? — удивленно спросила Соня.
— Нет, конечно. Но мне кажется, господь бог справедлив и не позволит негодяям обвинить меня в том, что я не совершал.
— А по-моему, дело в том, что у вас роман с Алиной.
Светлинский неожиданно отреагировал резко и грубо.
— Да, роман, — сказал он. — И что с того? Я люблю Алину со школы.
— Однако ранее вы ничего такого не упоминали, — заметила Соня.
— А зачем? Раньше Алина была с другим человеком. А теперь у меня появился шанс. Шанс стать счастливым. Почему бы и нет?
Девушка поморщилась.
— А вам не кажется это стечение обстоятельств подозрительным? Что такой цепи совпадений существовать не может в принципе?
— Это — философия, — отрезал Светлинский.
— Вы готовы продолжать со мной сотрудничество? — тихо спросила Соня.
— Да, конечно!
— В таком случае, пожалуйста, ответьте мне на такой вопрос. Агафьев — друг Алины. Огромное количество фактов сходится на психиатре. Может ли вся эта цепочка являться случайностью?
— Ничего не знаю и знать не хочу. Я уверен, Алина не преступница.
— Да никто пока и не говорит об этом…
— Все равно. Я высказал свое мнение. Мне плевать.
— И на Цереберова?
— И на него в том числе.
— Все ясно.
— И не трогайте Алину.
Светлинский относился к этой особе, быть может, слишком ревностно. Подобное обстоятельство заставляло Соню не принимать его заявлений всерьез.
— И не собираюсь, — обиженно сказала она.
Глава 11
Когда Соня покидала дом Светлинского, во дворе ей встретился человек, которого когда-то испугалась Алина. На этот раз он показался подозрительным самой Соне. Но она молча прошла мимо.
* * *Маргарита Ярополковна внимательно выслушала дочь.
— Теперь не знаю даже, что делать, — грустно поделилась Соня. — Может, ты что-нибудь подскажешь?
— А ты знаешь, встречалась я как-то с этим человеком, психиатром.
— Не может быть!
— Да-да! Он приходил с братом и приятелем как-то ко мне на работу. Этот друг был моим учеником. Знакома эта троица с детства.
— У Агафьева есть брат?
— Есть. Он священник, работал в какой-то церкви на границе с областью. Кстати, я читала в газетах, его недавно убили. Говорят, члены какой-то местной секты.
Соня вскинула брови.
— Вот это уже интересно!
— Однако убийство чрезвычайно запутанное, и никто в точности не знает, что произошло на самом деле. Но я понятия не имела, что это имеет какое-то отношение к вашему расследованию. Говорят, отца Андрея мог убить кто-нибудь из тайного сообщества, к которому он когда-то принадлежал.
— Что это было за сообщество?
— Они чем-то там занимались в Сибири.
— А ты не знаешь точно, чем?
— Нет. Я не расспрашивала. Если бы Петя знал, то рассказал бы мне. Но он в этом сообществе не состоял.
— Ты можешь познакомить меня с этим своим учеником, Петей?
